Журнал №11 2023

Анонс

ИЗ ЛЕТОПИСИ «НОВОГО МИРА»

Ноябрь

30 лет назад — в №№ 11, 12 за 1993 год напечатаны воспоминания Эммы Герштейн «Лишняя любовь. Сцены из московской жизни».

65 лет назад — в № 11 за 1958 год напечатано «Письмо членов редколлегии журнала „Новый мир” Б. Пастернаку».

95 лет назад — в № 11 за 1928 год напечатаны «Две вставки в поэму „Высокая болезнь”» Бориса Пастернака.

АНОНС № 11 2023

СТИХИ

Геннадий Русаков. На недокрашенной стене

Юбилейная публикация старейшего из современных поэтов – это цикл стихотворений о Времени: текучем, меняющемся, постоянно возвращающемся по спирали на круги своя. …О Времени, которое то поглощает, то отчуждает все изведавшего человека, осознающего себя «одним из скучных пятен // на недокрашенной стене». Человека, ничего толком не осознавшего и не ведающего собственного предназначения.

Отплескали высокие реки,
и редеет мой лес-непролом…
Что за птица живет в человеке
и неслышно поводит крылом?
…жизнь закручена злыми жгутами
и выходит на свой поворот.
Снова вдовы с трагичными ртами,
снова время солдат и сирот.
Снова будут свои Сталинграды,
будем Харьковы брать и сдавать.
И вручать убиенным награды,
и холодные лбы целовать.
Мы повторим былые ошибки,
доверяя лукавым словам…
…Все спокойно сегодня на Шипке.
Что, братушки, не совестно вам?

Владимир Козлов. Азовское море любви

Владимир Козлов еще появится на страницах этого номера – из печати недавно вышел сборник его эссе о поэзии. Здесь же у читателя есть возможность встретиться с оригинальной лирикой поэта. Подборка напоминает стихотворный цикл или поэму, в центре которой – человеческое «я», то цельное, то раздробленное («разбросанное по миру»), – постигающее этот мир и себя в его контексте. Личный космос Козлова точно бы пульсирует: крошечные бытовые детали разрастаются до вселенских масштабов и возвращаются на исходную, к человеку. Этот человек отчаянно пытается идти во все стороны сразу, порываясь наполнить «маленькими любовями», волнениями и мыслями свое «Азовское море любви». А за ним – и вселенский океан. Выдержит ли человек такую миссию?

[ответка]

Ради великих целей
человек перестал быть целым,
он пошел во все стороны сразу,
его вел, но не выдержал разум.

Он разбросан по миру, засеян,
жвачка на колесе он,
он замазка, монтажная пена,
у него бесконечность терпенья

жить в немыслимой позе
ради конкретного после,
а целое, что это, только ответка
от придуманного человека.

Алексей Зензинов. Голая ветка

Намеренно или нет, но стихи в подборке известного драматурга следуют от личных, почти интимных этюдов-наблюдений – к философскому размышлению о человеке и его текущем, как песок, бытии. Все выше и выше, к Вечности.

Когда наступает поспешная старость,
а кашель с инсультом звонят в домофон,
не явится милость, не вырастет малость.
Сожженная совесть – естественный фон.
Кругом околесицы, броды и топи.
Кто сбился с дороги – тот сам виноват.
Вчерашний разбойник за истину топит,
и учит детей гуманизму Пилат.
И пусть до луны ближе, чем до спасенья,
я ночью осенней прошу об одном:
чтоб солнце взошло и Владыка засеял
болота и камни бессмертным зерном.

Анна Мамаенко. Карандашная чаша

Первая публикация автора в «Новом мире». Каждое стихотворение Анны Мамаенко рассказывает свою историю, внутри которой всё живое «и светится»: деревья, листья, весна, и даже древние сказки о джинне. Из этих, часто почти сюрреалистических образов выплетается реальность, – то невыразимо прекрасная, то одинокая и печальная. И тут уже ничего не изменишь, остается только «серым семенем восходить. Бежать от станции к станции. // И верить, что все добежавшие // заранее прощены».

Запах сирени
спеленает дождливый день,
невысохшую росу
отряхнет на твои колени,
когда из цветущих ветвей
проступят рога оленьи.
Сколько их, краснокнижных,
заблудилось в твоем лесу…
Вознеслось пчелою по солнечному лучу,
прильнуло к глазку
одиночной камеры,
притаилось на острие иголки.
За ними идет гроза
или грохочут волки
лестницей Иакова, приставленной к чердаку.
Рельсами, что никогда не кончатся тупиком.
Разве что только неслышным взрывом
кистей сирени.
Аметистовым льдом
или тропой оленьей.
Разбрызганным над влажными крышами молоком.

Ола Борякин. Сирень

Первая публикация молодого автора в «Новом мире». Особенность подборки – удивительное сочетание легкой, почти детской ритмики с философскими поисками, прошивающими почти все стихи Олы. Она из важнейших тем Борякина – место художника (поэта, артиста еtc) – в современном обществе.

Возможно все – и слов не трать,
за хлеб и плеть
заставить соловья – молчать,
а жабу – петь.
И уж не спрашивай, зачем?
И как же быть.
Огнем покажется ручей
с приказом: «Пить».
Напрасный труд, тяжелый груз –
не принуждать, не лицемерить.
Огнем покажется Исус.
Вели же верить.
Заставить женщину – терпеть,
мужчину – кланяться.
А если выход – умереть,
то что останется?
Душа? Как сталь закалена
в огне Везувия?
Душа – последняя цена
безумия.

Владимир Седов. Песня и миф

Стихотворения Владимира Седова исполнены тихого, божественного дыхания и выразительной свежести, точно молодая жизнь в начале творения. Природа в этих стихах звучит и движется, дарует мелодику молитве и песне. Эту гармонию способна порушить разве что только война, – но и тогда нам будет чудиться, что «весна идет, бесчинствует весна». И мир возрождается именно тогда, когда, казалось бы, все умерло, все потеряно.

…Ты знаешь, моленье пригодно во все времена,
но сутью молитвы является вовсе не просьба,
а теплая речь. Когда крыльями веет война
и снова вернулись холера и черная оспа.
Молись, чтобы ветер утих, потекли облака
молочною пеной, перловой и манною кашей,
чтоб ноша была, и была эта ноша легка,
и можно бы было идти от победы вчерашней.

Евгений Чигрин. Висящие кинотеатры

В этой стихотворной подборке, точно в причудливом авторском кино, зрителю открывается полумифический город, зависший между реальностью и воображением. Лирическому герою остаются чувства и воспоминания, мучительные житейские ассоциации быта и слабый отсвет веры. И еще – «свет от снегопада», – может быть, в качестве белого луча вселенского проектора жизни.

Кто играет нам на крыше
На трубе Шопена марш?
Умирайте, кошки, мыши,
Едет крыша: ваш-не-ваш.
Обнимаю я руками
Золотые облака
С молодыми стариками
Вижу жизни вороха
Листьев, двинувших в загробье…
Говорю с собою сам,
Сам в чудном калейдоскопе
Рулевой своим стихам…

ПРОЗА

Елена Долгопят. Лед
Рассказ

Верите ли вы в Деда Мороза? Вот и персонажи рассказа Елены Долгопят, взрослые серьезные люди, сильно сомневаются. Прямо как Берлиоз и Иван Бездомный в самом известном романе Булгакова. А Дед Мороз – ледяной дед, до поры скрывающий свою мощь за потасканным карнавальным костюмом – это, конечно, в данном случае эдакий новогодний Воланд (между прочим, тоже разноглазый) с не менее оригинальной свитой. И, как и следует ожидать, с москвичами, ожидающими Нового года, происходят странные – то абсурдные, то вовсе запредельные – события…

– С чего вы решили, что Деда Мороза не существует?
– Э-э-э, - промычал Миха. – Ну. Это как-то настолько очевидно.
– Очевидно – это очами видно. Глазами то есть.
Дед Мороз указал на свои глаза, точно приглашал Миху их рассмотреть.
Миха рассмотрел. Один глаз оказался бледно-голубым, обыкновенным, а другой беспросветно черным, как дыра в ночь. Миха никак не мог оторваться от этих странных глаз.
Дед Мороз продолжал беседу, она доставляла ему несомненное удовольствие.
– Вы сейчас меня видите своими очами. Так?
– Так, - промолвил Миха.
– Видите, но утверждаете, что меня не существует.
– Позвольте, - порозовел Миха. – Этого я никак не утверждаю.
– Как же не утверждаете? Вот у меня и свидетель имеется.
И ряженый указал на невесть откуда явившуюся за его столом молодую бабу в грязноватом голубом парчовом халате с омерзительной облезлой опушкой и в голубой, с такой же опушкой, шапочке.

Борис Екимов. Утренние беседы
Житейские истории

Небольшие очерки – фрагменты человеческого повседневного бытия, наполненные кинематографичной точностью, глубокой человечностью, осязаемостью и лиризмом. Это скорее беседы с самим собой, обрывки внутреннего дневника, запечатлевающего «немелкие мелочи» жизни, в каждой из которых – опыт, знание и урок для того, кто умеет смотреть, слушать и видеть.

Тишина. Глубокий пушной снег. Шаг мягкий и следа нет. Словно не идешь, а плывешь в белой живой зыби час и другой. Время теряется, нет его. И вместе с ним ушло все житейское: горести, радости, свое и вселенское.

Все ушло, утонув и развеявшись в белой невиди. И кажется, грезится, что в мире нет ничего кроме этого часа. И потому надо шагать и шагать, плыть и плыть, все более растворяясь в белом, уже неземном, но вечном покое.

Ринат Газизов. Руководитель Войны
Повесть

Притча-антиутопия о странной семье, избегающей всего, что носит на себе «знак Зверя» – коммерческих и государственных отметок, а самое главное – некоего загадочного «жира» на лице – юридия – отметины существующего политического и социального строя, принадлежности к «системе». В это же время главный герой, сначала мальчик, а затем юноша, обнаруживает странное влечение – вплоть до физиологического – ко всему, что связано с войной, – и неудивительно, что его замечает сам Руководитель Войны и предлагает работать на государственный Аппарат. Но главным для юноши вопреки всему навсегда остается «ма» – мать – ее прошлое, настоящее и будущее.

Относительно впечатлений могу заметить, что от людей мы с ма отличались всего-навсего обезжиренными лицами, перчатками хлопчатобумажными и очками защитными, омытыми скипидаром, чтобы, не боясь, взирать на вывески, неоновую рекламу, марки машин. Еще, по правилам ма, я не покупал в магазине, чтобы не кланяться кассовому аппарату, избегать чеков, ведь это значило бы запятнаться рыночной сделкой. Ходить я мог только к смуглым дельцам, что торговали стихийно, правда, деньги у меня не водились.

Короче, разбираться с фирмой было не так уж трудно, это предмет внимания.

Но избегать государства, людей-в-форме – вот это высокий класс, это предмет опыта.

Елизавета Макаревич. Таня встречает конец света

Маленькая повесть

История взросления однажды брошенной матерью девочки Тани, постепенного и трудного обретения ею себя, собственных ориентиров и ценностей, друзей, заменивших семью, и семьи, которая существует только в воспоминаниях и крохотном значке-звезде. «Маленькая повесть» порой напоминает фильм, показанный «изнутри головы» главной героини, пронизанный ее восприятием окружающего мира, вплоть до цветовой гаммы, запахов, колебаний воздуха, тонкого спектра ощущений и чувств.

Потом, когда мама исчезла, Таня продолжала ее видеть каждый день. Мама смотрела из зеркала: угловатая фигура, черные волосы, черные веки и черные, злые, как у зверька, глаза. Таня догадывалась (точнее, знала, но обычно об этом не думала), что у нее должен быть и отец. Но она никогда не верила в него по-настоящему. Никаких доказательств его присутствия в ее чертах не отразилось. Никого третьего, никого, кроме их двоих, не существовало.

Игорь Белодед. Забытие
Рассказы

Два рассказа о Памяти – при этом полярные: в первом – невозможность забыть и от этого весь ужас (воспоминания о войне), во втором – невозможность вспомнить (точно стираются понемногу события жизни, причины, следствия, история родной страны, мира…). В обоих рассказах воспоминания оказываются на грани иллюзии и реальности – и эта грань тоже стирается, обнажая самые потаенные человеческие страхи и слабости, самые глубокие привязанности.

…она шла к нему по скрипящему паркету и обнимала его, словно лишенное коры дерево, объятием хотела раствориться в нем и страшилась заглянуть в зеркало, которое она когда-то обложила раковинами и гальками, – а вдруг у него нет отражения? Вдруг его отражение – это отражение чужака?

Она не спрашивала, что он пережил за три месяца своего отсутствия, она знала, что расспросы разбередят то, что он натвердо решил забыть, но любопытство жгло ее больше любви, так что в пятый день возвращения за обедом она взглянула на него так, словно делала ему предложение, и спросила:

– Что, там было очень тяжело?..

…и когда он видел стоявшую на пороге девушку, он думал: «Неужели время может пролиться или пойти вспять? И ей – моей Светлане – здесь семнадцать лет?» Но зеркало качало рамой. Ты ошибаешься. Тогда кто же это? Из какого класса: «А», «Б», «В»?

Вечеслав Казакевич. Коты
Рассказ

«У меня добрая жена, но я тоже хочу уйти от нее к океану», - так размышляет главный герой рассказа. В любой непонятной ситуации иди к морю, океану – или к человеку с котами, свободному, обремененному лишь неясной, неведомо кем данной обязанностью кормить ораву прибрежных котов – а коты сами по себе ратуют за волю, независимость, достоинство и особую преданность, не всегда доступную людям. В конце концов, стереотип «человек и сорок кошек» далеко не всегда равен несчастью и одиночеству – чаще всего это постижение особой звериной мудрости, чутья, силы и свободолюбия, которые недоступны человеку в «обычной» жизни.

Вот плывет легкая туша облака; на обрыве жестикулирует дерево; спешит ветер, за которым гонятся бабушки; в пеньковом овале болтающейся петли синеет дальний берег; боясь взглянуть друг на друга, бредут мальчики и девочки; и как тысячи лет назад, и как тысячи лет вперед, сами себя посадившие и сами себя вырастившие цветы и трава великодушно позволяют разным собакам их нюхать.

И посреди всего этого великолепия тебе оставлено лишь одно занятие: сидеть, глядеть и гладить котов.

ПЬЕСЫ

Лара Бессмертная. Конец Шукшина, или Сто шестнадцать пополам

Пьеса о Василии Шукшине, созданная автором в рамках шукшиноведческого проекта Театра драмы Алтая. В основу работы легли архивные документы, связанные с личностью и творчеством писателя, филологические исследования, впечатления от мест, связанных с определенными этапами биографии Василия Шукшина. Пьеса Лары Бессмертной затрагивает тему отцовства в жизни и творчестве писателя.

Шукшин. … А то, что я – Шукшин, так это не дай Бог кому лишний раз напомнить. Ты думаешь, я, когда сюда поступал, я что в графе «отец» писал? Что его схапали в 33-м? Я молчал. Вот это кулак видишь? Я как сжал кулаки, так и живу с ними всю жизнь, понял? И все ради чего?

Юра. Ладно, будет тебе. А за что его забрали?

Шукшин. Сто шестнадцать пополам.

Юра. Как это?

Шукшин. Это 58-я. Кто ж ее не знает? Сказали – хотел, сволочь такая, восстание подымать. Еще многих мужиков у нас взяли. Полдеревни. Мы больше их никогда не видели.

Юра. Нет ничего необъяснимее, Вась, чем судьба русского народа. Тут уж ничего не поделаешь.

ОЧЕРКИ НАШИХ ДНЕЙ

«Проездиться по России»
Дмитрий Данилов, Индира Зубаирова, Сергей Кубрин, Александр Мелихов, Александр Переверзин, Алексей Пурин, Ислам Ханипаев

Рубрика «Проехаться по России» входит в проект Ассоциации союзов писателей и издателей России «Творческие командировки». Очерки охватывают самые разные уголки России: Орловскую губернию с тургеневским Спасским-Лутовиновым, Мценск (опять же тургеневский), Челябинск, Катунь, Владимир и фестиваль «Китоврас», Шмелевские чтения в Алуште, Екатеринбург Бориса Рыжего и другие «литературные» достопримечательности. Любопытный вопрос возникает: какие бы литературные произведения как учебники истории России предложили бы читатели? А вы?

– Писатель, – отвечает Иван, – всегда разговаривает с вечностью.
Мы не говорим, нечего больше сказать.
Время нас распознало. И полетело, понеслось. Быстрее, чем Катунь, да только память – вечна.

ДАЛЕКОЕ БЛИЗКОЕ

Анна Кознова, Ксения Жупанова «Переделкино студенческое»
«Студенческое Переделкино» началось с общежития Литературного института, построенного в 1930-е годы. Далеко не все студенты восприняли идею о переселении туда с восторгом – и даже наоборот. И правда: почему так далеко от самого здания института? Отчего именно Переделкино? Несмотря на бытовые неудобства, бедность и прочие неурядицы загородной жизни, в «студенческом» районе Переделкина царила совершенно неповторимая атмосфера, о которой рассказывают авторы статьи – с выдержками из писем, воспоминаний, стихов и архивными фотографиями.

Рим Ахмедов описывал комнату, которую делил с Геннадием Айги, как «едва вмещавшую две кровати с небольшим письменным столом между ними. На столе дешевенький проигрыватель в пластмассовом корпусе. На стенах, в изголовье, рисованные углем на ватмане портреты Волошина, Ницше, Мандельштама, Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, копии с гравюр…

Иногда в дачах выключали электричество и студентам приходилось кипятить чай под соснами. … Студенты не высыпались, часами спорили о поэзии, писали при случае, ища закуток, разыгрывали друг друга, до ночи спорили о слове в строке у Блока, чтобы первым поездом лететь в институтскую библиотеку и проверить, кто оказался прав».

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Ирина Сурат «Неаполитанские песенки» Осипа Мандельштама: история и поэтика»

«Неаполитанские песенки» – особая группа переводов Осипа Эмильевича Мандельштама, созданная им в воронежской ссылке. Ирина Сурат рассказывает о происхождении этого необычного цикла и о его роли в биографии и творчестве Осипа Эмильевича, анализирует особенности поэтики «Неаполитанских песенок», во многом с опорой на комментарии Надежды Яковлевны Мандельштам и с учетом динамики работы поэта над циклом от первой «песенки» к завершающей. Эти специфические (=тексты песен) опыты Мандельштама интересны также с точки зрения теории и практики поэтического перевода.

РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ

Анна Аликевич. Жизнь как фильма: «Здесь чего-то не хватает, трудно отыскать»
Рецензия на роман Александры Шалашовой «Салюты на той стороне»

Строгая и вдумчивая рецензия на второй роман поэта и музыканта Александры (Саши) Шалашовой. О выживании людей бок о бок в изолированном пространстве, задача-минимум для сожителей – адаптироваться друг к другу, а максимум – вернуться домой. Подробно рассматривается композиция романа, его внутреннее пространство и образный строй, мифологические мотивы и языковые нюансы.

Как уже говорилось, «Салюты на той стороне» формально антиутопия с линейным сюжетом, действие происходит в альтернативной реальности совсем недавнего прошлого, в провинциальном местечке В. на реке Сухоне. В качестве архетипической основы выступает распространенная страшилка о закрытом учреждении (замке, санатории, тюрьме, психушке), откуда нельзя выбраться живым, будь ты хоть Спящей красавицей, хоть пленником Дракулы, хоть нерадивым лже-проповедником из модной экранизации Гоголя. К этому минималистическому каркасу закольцованного топоса привязывается бедный городок, явно не тянущий на Землю обетованную1. Бежать из кошмарного квеста-лечебницы особо некуда, и придется искать пути в себе – постоянный выход на Достоевского как данность, психологический маршрут в подсознательное. Что не так с Большой землей, почему нельзя просто снять заклятие, спустить отправленную капсулу из космоса, вернуться к маме или в старый дом Кая и Герды? Дело в том, что город – еще более интересное метафизическое пространство, нежели санаторий.

Александр Марков. Уже совершенный поступок
Рецензия на поэтические сборники Рейчел Блау дюПлесси «Черновики 1 – 38» и Лии Хеджинян «Слепки движения: избранное из разных книг»

Речь идет о вышедших в молодом издательстве «Полифем» по методу краудфандинга книгах двух поэтесс – Рейчел Блау дюПлесси и Лии Хеджинян.

Обе поэтессы, Рейчел Блау ДюПлесси и Лин Хеджинян, – сверстницы, родившиеся в 1941 году. Обе принадлежат к широко понимаемой традиции университетской поэзии, но по-разному: если ДюПлесси читала и в США, и в Европе систематические курсы, как исследователь американского стиха, то Хеджинян предпочитала лекции, будучи прежде всего полемистом, журнальным издателем, своеобразным куратором, соединяющим культуры. Это, конечно, предварительная характеристика их дела, но с нее лучше начать. Обе поэтессы, при всем различии литературных школ, предпринимают пересмотр традиции американского имажизма – того посредничества между США и Европой, которое произвел и утвердил на основании ультраправых идей Эзра Паунд.

Александр Чанцев. Третья и окончательная вечность и коэффициент мерцающего

Рецензия на книги А. Першина «Сопоставления: диалоги визуального и поэтического» и Г. Ершова «Художник мирового расцвета: Павел Филонов»

Первая рецензия посвящена книге поэта и фотографа Андрея Першина, которая по большей части состоит из эссе о поэзии и живописи, а точнее – об их родственности, сопоставленности, сопричастности друг к другу. На страницах книги вместе «встречаются» внезапные художники слова и кисти: Самойлов и Поллок, Хьюз и Клее, Чюрленис и Чон Хосын, Йейтс и Му Ци, Эшер и Хуаррос. «Изюминку» сборника составляет изысканное цитирование Першиным философов, художников, поэтов самых различных эпох – от древности до наших дней, причем цитаты эти, по ощущению рецензента, органично вплетены в авторский текст, составляя с ним единое целое.

Книга Глеба Ершова, в свою очередь, также посвящена теме живописи – правда, уже конкретному художнику – Павлу Филонову. Филонов – «гениально-сумасшедший», «маргинальный», «ведущий мастер русского авангарда», «эклектик», «уникум» – стал для Ершова не только предметом научных исследований, но и личным интересом – именно с его творчества и личности начались любовь автора к Средневековью, древнерусскому искусству, а также всем граням искусства современного.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЛИСТКИ

КНИГИ

Андрей Василевский аннотирует книгу эссе поэта и литературоведа Владимира Козлова «Зачем поэзия», посвященную сути и роли поэта и поэзии в современном мире. Эта книга, по словам самого автора, – своеобразный итог его опыта как поэта и попытка переосмыслить само понятие поэзии, рассмотреть его подо всеми возможными углами – особенно в отношении «поэзия – человек, душа» и «поэзия – общество».

ПЕРИОДИКА

Обзор наиболее интересных литературоведческих и критических статей от главного редактора «Нового мира». В ноябрьский обзор включены материалы из печатных и сетевых периодических изданий: «Формаслов», «Studia Literrarum», «Вопросы литературы», «Звезда», «Литература двух Америк» (ИМЛИ РАН), «Афиша Daily», «Знамя», «Два века русской классики» (ИМЛИ), «Учительская газета», «Новое литературное обозрение», «Литературная газета», «Урал», «Нож», «Горький», «Культурная инициатива», «Москва», «Вестник МГУТУ. Серия общественных наук», «Ведомости».

Например:

На какой язык мы переводим пьесы Шекспира? Михаил Савченко – о работе над новым переводом «Короля Ричарда III». Текст: Лена Ека. – «Горький», 2023, 14 августа.

Издательство «Наука» выпустило в серии «Литературные памятники» новый перевод шекспировской пьесы «Король Ричард III».

Говорит переводчик Михаил Савченко: «Прежде чем предлагать читателю новый перевод, задаешься вопросом: на какой язык мы переводим пьесу Уильяма Шекспира? Надо иметь в виду, что Шекспир писал на языке хотя и очень архаичном для современного читателя и зрителя, но все же с точки зрения лингвистики на современном английском языке. Язык изменился изрядно, но не настолько, чтобы в принципе быть непонятным образованному читателю. Он устарел гораздо меньше, чем русский язык соответствующей эпохи. Конечно, немыслимо было бы переводить Шекспира на язык времен Ивана Грозного. Можно было бы попытаться это сделать в виде эксперимента, но это был бы совершенно сумасшедший буквализм, который никак не приблизил бы нас к пониманию Шекспира... <...>».

SUMMARY

This issue publishes a short story by Elena Dolgopyat «Ice», short stories by Boris Yekimov «Morning Talks», a short novel by Renat Gazizov «A War Leader», a short novel by Elizaveta Makarevitch «Tanya Encounters the End of the World», short stories by Igor Beloded «Oblivion», a short story by Vetcheslav Kazakevitch «Cats», also a play by L. Bessmertnaya «Shukshin’s End, or One Half of One Hundred Sixteen». A poetry section of this issue is composed of new poems by Gennady Rusakov, Vladimir Kozlov, Aleksey Zenzinov, Anna Mamayenko, Ola Boryakin, Vladimir Sedov and Evgeny Chigrin.

Section offerings are following:

Essays of Nowadays: «To Travel Through Russia», sketches by participants of theprogram «Creative Assigments» by the Association of Writer’s and Editor’s Unions.

Close distant: Anna Koznova, Kseniya Zhupanova — «Students’ Peredelkino». On the memoirs by Literature institute students which lived in Peredelkino campus in 1930 —1950-th.

Literature studies: Irina Surat, «’Neapolitan Songs’ by Osip Mandelstam. History and Poetics».