Песня и миф

_{*  *  *}

 

Не говори бессильно «никогда»:

пути Господни неисповедимы.

Пусть тьма за переплётами горда,

но мы как будто облаком хранимы.

И как же поворачивает вдруг

реки фасад в очередном квартале,

описывая точный полукруг,

ведя туда, где раньше не бывали.

И эта ледяная новизна,

что спрятана на дне и в дальнем створе,

опять на миг становится видна

в строю домов и быстром разговоре.

 

_{*  *  *}

 

Летят как птенцы

за машиной опавшие листья,

висят как венцы

в нашей памяти прошлые лица.

И голос тугой

нас окликнет над тушей вокзала,

и небо дугой —

как ты правильно как-то сказала.

И с тьмой не в ладах

перспектива обратная мира,

и чья-то звезда

забирается в точку надира.

 

_{*  *  *}

 

Жара прекратилась. Настали холодные дни:

то выглянет солнце, то чёрные тучи подходят.

То будто бы кто-то зажжёт в сотне окон огни,

то темень надвинется. Можно молиться погоде.

Ты знаешь, моленье пригодно во все времена,

но сутью молитвы является вовсе не просьба,

а тёплая речь. Когда крыльями веет война

и снова вернулись холера и чёрная оспа.

Молись, чтобы ветер утих, потекли облака

молочною пеной, перловой и манною кашей,

чтоб ноша была, и была эта ноша легка,

и можно бы было идти от победы вчерашней.

 

 

_Ритм

 

В начале действия любого возникает

какой-то первый ритм, ещё не уловимый.

Затем в разгаре, скажем, листопада

он делается чётче и смелее,

и каждый новый лист так ровно упадает,

что подчиняет все листы вокруг.

И вместе они все теперь кружатся,

и падают винтом параболично,

и словно ангелы щекастые трубят.

Сейчас пока что самое начало,

отрыв от ветки с черенком, невидный,

и это одиночное паденье

поддержано соседними листами

пока в неспешном ритме перемен.

Но, знаешь, после этого вступленья

ритм нарастает, ветер сатанеет,

дождь налетает соколом со всхлипом,

и метрика сбивается с основы,

и ангелы трубят, но вразнобой.

Откуда знаешь ты, что после бури

останутся лишь голые деревья,

что ритм совсем угаснет, прекратится,

а там, в конце аллеи обнажённой

светиться будет лишь один фонарь?

 

 

_{*  *  *}

 

Приходит осень. Осень не приходит —

спускается она и тяжко длится,

и что-то страшное наверно на подходе,

и это — жизнь, а ты как на границе.

Граница яви и летучих сновидений

похожа на соседство гор с равниной.

Наоборот, конечно. Сам себя разденет

вот этот дуб с нетленной сердцевиной.

Всё важное как будто впереди —

как море бурное за гладкою лагуной,

но ты пока что подожди и погляди

на эту пору с проблеском латунным.

Так поздно настигает красота,

и не переставая жжёт и длится,

а впереди последняя верста,

и горы встали дымною границей.

 

_Остров

 

Я поеду туда, где на озере круглом,

тихо стынет вода, слабо плещет вода,

где в окрестных лесах листья клёна как угли

и на остров ведут два пути, два моста.

Непроста красота и слагается трудно

из безмерных лесов, невысоких небес,

из построек на острове низком и утлом,

отражённых водою то с нимбом, то без.

Неверна вся история зодчества мира,

потому что не столько гармонией жив

этот остров, застроенный хмуро и сиро,

сам собой составляющий песню и миф.

Не найти здесь приюта для глаза и тела,

ни минуты покоя не даст никому

эта круглая плошка на озере белом,

говорящая сердцу скорей, чем уму.

Знаешь способ узнать свои сны без подсказок?

Посмотрись в этот круг, глянь на этот чертог:

здесь страны распорядок пропет и рассказан,

это лучше, чем то же читать между строк.

 

 

_{22 февраля 2022 года}

 

И я смотрел на место, где стояла

разрушенная до подошвы церковь,

и только в южной части наклонённой

читался абрис прежнего величья,

а может, только призрака его.

 

Что может передать воображенье?

Вот часть окна, вот искривленье стенки —

начало закругленья алтаря,

вот часть столба крещатого, что раньше

нёс на себе воздетый к небу купол,

лежащий тут же, рухнувший с небес.

 

Вокруг стоят безлистные деревья,

внизу лежит зелёной рябью море,

тяжёлое, счастливое до края

каким-то независимым путём.

 

Здесь жило племя у подножия Кавказа,

наверное, значительное племя,

и тесный круг старейшин родовитых

когда-то принял от приплывших греков

в дар православие, а после появились

как следствие полученного дара

три мастера, что строили два года

из местной неподатливой породы

бессонный храм над морем на холме.

 

Весна идёт, бесчинствует весна,

то — подбивая нас на романтизмы,

то — заставляя думать без оглядки

про времена, и племена, и храмы,

и собственную линию судьбы.

 

Наверное, тут можно прекратить,

но что-то тянет высказать догадку

о двух соседних и враждующих стихиях:

морской надежде на миры и страны,

куда плывут, откуда прибывают,

но где ты сам не пребываешь никогда,

а также о руинах на холме,

сырой земле, что делаешь своею

тем чувственным, земным прикосновеньем,

что эту сырость жизнью признаёт.

 

 

_{*  *  *}

 

Давай глядеть в эту тёмную воду,

следить — как скорость меняет поток,

и, может быть, к окончанию года

мы подведём бесполезный итог:

вода течёт мимо нас, не заметив,

ни наших судеб, ни наших слёз,

подобно занятой в небе комете,

которой нет дела до летних гроз.

Поймём ли мы эти сны и приметы,

дойдём ли мы до граничной черты

вот этим тянущим жилы летом,

раскрыв глаза и захлопнув рты?

Струит поток свою чёрную влагу,

летит комета с большим хвостом,

пока не сделать вперёд ни полшага,

а кто же знает, что будет потом?