«Год литературы», «Горький», «Дружба народов», «Журнал Московской Патриархии», «журнал на коленке», «Звезда», «Знамя», «Коммерсантъ Weekend», «Литература двух Америк», «Литературная газета», «Литературный факт», «Москвич Mag», «НГ Ex libris», «Неофилология», «Новое литературное обозрение», «Новый берег», «Проблемы исторической поэтики», «Четырехлистник», «Эмигрантская лира», «Prosōdia»
Арсений Анненков. Я топор велю наточить. 185 лет назад была опубликована «Песня про купца Калашникова» Михаила Лермонтова. — «НГ Ex libris», 2023, 30 ноября <http://www.ng.ru/ng_exlibris>.
«Калашников присваивает себе право судить и казнить прежде всего потому, что считает себя лучше Кирибеевича: „А родился я от честнова отца, / И жил я по закону господнему: / Не позорил я чужой жены, / Не разбойничал ночью темною, / Не таился от свету небесного...” И все же когда Кирибеевич бьет первым (уже зная, чего хочет Калашников), характер его удара, как бы силен тот ни был, не говорит о намерении убить противника. Калашников же бьет в висок, и цель его очевидна. Примечательно, что, судя по описанию последствий удара Кирибеевича („Затрещала грудь молодецкая, / Пошатнулся Степан Парамонович; / На груди его широкой висел медный крест / Со святыми мощами из Киева, — / И погнулся крест и вдавился в грудь; / Как роса из-под него кровь закапала”), сила этого удара была такова, что, если бы Кирибеевич бил Калашникова в висок, тот бы наверняка погиб. Но убийца здесь один. Каков бы ни был размер нанесенной ему обиды. Поэтому смерть обидчика описана с явным сочувствием к нему. „Повалился он на холодный снег, / На холодный снег, будто сосенка, / Будто сосенка во сыром бору / Под смолистый под корень подрубленная”. Смерть обиженного, напротив, показана жестко, скупо; по имени-отчеству автор его уже не называет: „И казнили Степана Калашникова / Смертью лютою, позорною”».
Максим Артемьев. Каштанка-революционер. Писатели-классики о животных: от Толстого и Чехова до Бунина и Куприна — «НГ Ex libris», 2023, 30 ноября.
«Прорывом оказалась чеховская „Каштанка” в следующем, 1887 году. Идея о том, что жизнь обычной дворняжки может вызывать интерес, еще во времена Пушкина или Гоголя вызвала бы недоумение, но литература изменялась быстро. Чехов был в этом смысле первопроходцем. Каштанка живет своей собачьей жизнью. В отличие от Холстомера она не разговаривает и не размышляет, в отличие от Муму не является пассивным объектом. В ней нет ничего человеческого, она просто псина. Чехов подчеркивает: „Если бы она была человеком, то наверное подумала бы: ‘Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!‘” То есть именно „бы”».
Андрей Арьев. «Эней, конечно, был». По поводу двух стихотворений Анны Ахматовой. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2023, № 11 <https://magazines.gorky.media/zvezda>.
«Герою Ахматовой, „лихому ярославцу”, приписываются точь-в-точь те же мифологические черты, какими обладал у Вергилия Эней: „Знаешь сам, ты и в море не тонешь, / И в смертельном бою невредим”. То есть Ахматова вменяет конкретному человеку, Борису Анрепу, осмыслению разрыва с которым посвящено это стихотворение, мифологизированные черты Энея, героя проигранной битвы за Трою, каким был и Анреп, служивший во время Мировой войны в русской военной кавалерии, — по всем статям богатырь, но знавший цену проигранным сражениям».
Павел Басинский. «Такого накала ненависти в культурной среде не было никогда». Текст: Мария Башмакова. — «Москвич Mag», 2023, 28 ноября <https://moskvichmag.ru>.
«Русская интеллигенция, в том числе и художественная, конечно, собачилась внутри себя всегда. Но однажды все собирались на открытии памятника Пушкину в центре Москвы, произносили речи, рыдали и обнимались. Все со всеми. Я лично видел, как в 1990-е годы, когда писатели вдрызг разругались и разделились на либералов и почвенников, все они приезжали в Ясную Поляну на писательские встречи, которые придумал Владимир Толстой, и все их разногласия куда-то вдруг испарялись. Вот это и есть культура. Я от современной литературы ничего особенного не жду. Она и так есть, и вполне высокого уровня. Просто нужно научиться читать и слышать друг друга».
«Видите ли, я давно не считаю себя критиком и не могу быть объективным. Но я точно прочитаю очередную книгу Евгения Водолазкина (кстати, я считаю, что каждый его новый роман лучше предыдущего), Алексея Варламова, Сергея Шаргунова, Марины Степновой, Романа Сенчина, Андрея Рубанова… Я могу назвать еще с десяток имен современных прозаиков, за которыми с интересом наблюдаю. С поэзией хуже. Тут я отстал. Мои последние кумиры — Александр Еременко, Борис Рыжий и Игорь Меламед, но их уже нет среди нас. Я просто не успеваю следить за современной поэзией, хотя уверен, что и в ней происходит много интересного».
Константин А. Богданов. Пьянство и русская литература: риторические модели. — «Новое литературное обозрение», 2023, № 5 (№ 183) <https://www.nlobooks.ru>.
«Настоящая статья представляет собою расширенную версию комментария к одному немаловажному, как я полагаю, аспекту биографии Игоря Северянина — а именно устойчивой склонности поэта к выпивке. Сама по себе такая тяга могла бы стать предметом медицинского, а точнее наркологического — психиатрического и физиологического — анализа, но для филолога и историка культуры она интересна своим риторическим обрамлением — набором аргументов, призванных к ее объяснению и посильному оправданию со стороны самого поэта».
Сергей Боровиков. Запятая-21. (В русском жанре-81). — «Знамя», 2023, № 11 <http://znamlit.ru/index.html>.
«Опоздал, опять опоздал. Давно собирался развить тему: Николай Эрдман и мультфильмы, которой коснулся, когда оспорил некое жалостливое отношение к великому комедиографу, якобы вынужденному лишь для заработка сочинять сценарии. Тридцать один мульфильм!
Странно сообщать, что впервые те великие мультфильмы я видел еще на неподвижном изображении диаскопа, телевидения при моем детстве в городе не было.
Старший сын рассказывал, как на цитирование приятелем „Дюймовочки”: „Лучшего мужа тебе не найти: слепой, богатый, — сокровище, а не муж!” задал тому вопрос об авторе и услышал — Андерсен.
А теперь оказалось, что давно уже другими собраны в отдельные издания эрдмановские мультцитаты, а я в очередной раз опоздал».
Варлам Шаламов в московской повседневности. Беседа Валерия Есипова и Сергея Соловьева с С. Ю. Неклюдовым. — «Знамя», 2023, № 11.
«С. Н.: В общем, когда я читаю большую часть того, что пишут о Варламе Тихоновиче, у меня возникает стойкое ощущение, что это написано о другом человеке, не о том, которого я знал. Когда же пытаешься покритиковать, то выступаешь как мелочный разоблачитель, что неприятно. У меня к памяти Варлама Тихоновича отношение, как вы понимаете, самое уважительное, но мне не нравится его мифологизация, превращение в иконописный образ, приписывание ему тех качеств, которыми он совершенно не обладал, просто близко не было. <...> Я где-то читал, что он был якобы тайным христианином.
С. С.: Целая школа такая существует.
С. Н.: Он был убежденным атеистом, я готов руку на отсечение дать. Он с большим уважением относился к верующим, к людям по-настоящему религиозным. Это — в память об отце, в память о лагере, там у него были по этой части очень яркие впечатления. Но сам он оставался абсолютным, стопроцентным атеистом.
Он был человеком социалистических взглядов, человеком генерации 1920-х годов. Если описать его политический, идеологический профиль, то, скорее всего, его можно определить как социал-демократический.
Когда говорят, что он на самом деле был добр — это неправда, он не был добр, это другое качество, совсем к нему не идущее… Ну, как сказать… жесткий был человек».
Петр Гончаров. «Родня по Отечеству»: А. Солженицын в восприятии В. Астафьева (на материале писем и публицистики). — «Неофилология» (ТГУ), Тамбов, 2023, том 9, № 4 (36) <http://journals.tsutmb.ru/go/2587-6953/2023/4/>.
«После „неспешного чтения” солженицынского „Архипелага”, состоявшегося благодаря „представителю Кельнского телевидения в Москве” уже в „перестроечном” 1989 г., В. Астафьев делает пространное и неожиданное заявление о содержании и об авторе „опыта художественного исследования”. Что же Астафьев ценит больше всего в „Архипелаге”? Не обличение коммунизма, не критику Ленина и Сталина, а нечто совсем иное: „Ведь ‘Архипелаг’ чем велик? Он весь, почти на тысяче страниц, пронизан самоиронией, которая всегда была свойственна великой русской литературе, и прежде всего гению русской литературы — Гоголю. Александр Исаевич себя просто не щадит”. Как понимает самоиронию В. Астафьев? Ответ на этот вопрос предельно значим и для адекватного истолкования не только „Архипелага” и личности А. Солженицына, но и для ответа на вопрос о направленности позднего творчества самого В. Астафьева».
Екатерина Дмитриева. Второй том «Мертвых душ»: замыслы и домыслы. Фрагменты из будущей книги. — «Дружба народов», 2023, № 11 <https://magazines.gorky.media/druzhba>.
«И, что важно, эта страсть к мистификациям распространялась у Гоголя на самые разные сферы. В первую очередь на бытовую, что на самом деле ставит перед исследователями его творчества острый вопрос о возможности использования его, в частности, писем и авторефлексии по поводу собственных произведений как достоверного источника. Однако нередко подобного рода намеренное „запутывание следов” встраивалось и в саму телеологию гоголевского творческого замысла, будучи зашифрованным в пространстве художественного текста» .
«И все же одной из самых серьезных, интригующих и до сих пор не решенных (и нерешаемых) загадок в гоголевском наследии остается загадка второго тома „Мертвых душ”, апофеозом двукратного (по другой версии — трехкратного) сожжения которого стало полыхание огня в камине дома А. П. Толстого на Никитском бульваре в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года. Огонь уничтожил как будто бы уже совершенно готовую рукопись второго тома поэмы. Говорю „как будто бы”, поскольку о существовании полностью законченного тома мы имеем весьма косвенные данные: туманные высказывания самого Гоголя и исполненные надежды пророчества его современников».
Андрей Зорин. Женское пение, эрос и насилие в мире Л. Н. Толстого. Статья вторая. Полеты над миром. — «Новое литературное обозрение», 2023, № 5 (№ 183).
«В первой статье этого цикла речь шла о роли романтической мифологии женского пения и его власти над душой в „Войне и мире” и биографии Толстого в период, непосредственно предшествовавший началу его работы над романом. В настоящей статье мы рассмотрим эволюцию этого типа переживания вокального искусства на более поздних этапах жизни и творчества писателя. Однако мы предварим этот анализ обращением к еще двум знаменитым произведениям классической русской литературы, написанным примерно в те же годы, что и „Война и мир”».
«Именно Тургенев воплотил романтический миф о поющей женщине глубже и радикальней, чем кто бы то ни было еще в русской, а возможно, и во всей европейской культуре».
«„Ольга Сергеевна… споет Casta diva, а водки сделать не умеет так! И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает!” — говорит Обломов женившемуся на Ольге Штольцу»
«Музыкальная тема появилась в „Крейцеровой сонате” не сразу. В первом варианте, который назывался „Как муж жену убил”, любовником неверной жены был художник».
Светлана Кекова. «Человек, творящий словом». Беседовала Татьяна Медведева. — «Журнал Московской Патриархии», 2023, № 10, октябрь <http://e-vestnik.ru/files/13005/svetlana_kekova.pdf>.
«Люблю и очень ценю поэзию Александра Кушнера, Юрия Кублановского, Марины Кудимовой, Станислава Минакова, Надежды Кондаковой, Андрея Дмитриева, Олеси Николаевой. Олеся Николаева еще и замечательный прозаик. И еще мне хочется сказать о прозе Бориса Екимова. Это, безусловно, современная классика — и с точки зрения эстетической, и этической, и духовной. Его рассказы и повести в целом — это великое эпическое полотно русской жизни, основание которой — совесть человеческая, милосердие и сострадание. Мне кажется, что Екимов в прозе так же, как Заболоцкий в поэзии, открыл тайну пушкинского слова».
Поэт Светлана Кекова — лауреат Патриаршей литературной премии 2023 года.
С. А. Кибальник. «Драма на охоте» А. П. Чехова как гибридный гипертекст А. Н. Островского. — «Проблемы исторической поэтики» (Научный журнал ПетрГУ), Петрозаводск, 2023, том 21, № 4 <https://poetica.pro>.
«Данная пародия [«Драме на охоте»] направлена не столько на уголовный роман Э. Габорио и А. А. Шкляревского, сколько на наиболее актуальную в 1880-х гг. русскую классическую литературу. Это прежде всего произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского, Тургенева, Льва Толстого и др. Совершенно исключительную роль в „Драме на охоте” играют пародийные аллюзии на произведения Достоевского».
«Прямую соотнесенность с сюжетом „Бесприданницы” в какой-то степени подготавливают в романе Чехова отсылки к другой пьесе Островского — „Гроза”».
Классический сюжет. Школьная программа: книга на всю жизнь — и так и не прочитанная. Почему (тогда, потом и сейчас)? В обсуждении участвуют: Вера Богданова, Александр Бушковский, Валерий Былинский, Алексей Варламов, Александр Григоренко, Максим Гуреев, Андрей Дмитриев, Елена Долгопят, Денис Драгунский, Анна Козлова, Илья Кочергин, Александр Мещеряков, Кирилл Рябов, Алексей Сальников, Антон Секисов, Роман Сенчин. — «Дружба народов», 2023, № 11.
Говорит Алексей Варламов: «В сущности, и „Капитанская дочка”, и „Мертвые души”, и „Война и мир” оставили меня тогда равнодушным. Ну да, читал, проходил, отвечал на вопросы, писал со скукой правильные сочинения, но не более того. Единственное исключение — „Преступление и наказание”, да и то, потому что в этом романе угадывалось нечто „оппозиционное”. Все-таки по отношению к советской идеологии в целом русская классика была безразлична и на мой тогдашний взгляд не вступала с ней в противоречие. Она ее как бы не замечала, не знала о ней или знала, что рано или поздно советское пройдет, а Пушкин и Толстой останутся. Иное дело — Достоевский. В нем был виден „антисоветчик”. Он отрицал то, чему нас учили на уроках обществоведения, и это было интересно, потому что было другим, непохожим».
Говорит Алексей Сальников: «Так получилось, что он [Достоевский], как только появляется в школьной программе, так из нашей жизни и не уходит, хотим мы этого или нет, а становится чем-то вроде осей координат для дальнейших культурных переживаний в жизни, и все последующие впечатления от книг, фильмов, пьес — находятся в разных частях нашей души, порой сдвигаются относительно друг друга, но точкой отсчета всему этому движению служит история про убитую старушку-процентщицу».
«Мы как-то словесно сцепились с супругой прямо во время вечеринки с друзьями по причине того, что Лена сказала, что в школьной программе по литературе нужно что-то менять, сделать ее более понятной для детей, я стал брызгать ядом, предлагая тогда и арифметикой заниматься до одиннадцатого класса, причем не выходить в счете за пределы пяти десятков, можно оставить только сложение и вычитание, никаких дробей, биологию можно отменить, а оставить только природоведение, вот тогда-то все всем будут довольны. Как же она веселилась потом, когда выяснила, что я не читал „Евгения Онегина” дальше первой главы. В свое оправдание могу сказать, что зато первую я знал когда-то наизусть, но это оправдание слабое».
Владимир Козлов. Пределы праздника в поэзии Ирины Ермаковой. — «Prosōdia» (Медиа о поэзии), 2023, на сайте — 25 ноября <https://prosodia.ru>.
«Избранное Ирины Ермаковой [«Медное зеркало. Стихотворения 1987 — 2020»] — важное событие для восприятия этого поэта: наконец его творчество можно увидеть целиком. Тем более что перед нами „темная” по своей природе лирика, которая с трудом открывается тому, кто не нашел к ней ключей».
«В поэзии Ирины Ермаковой одновременно работают одическая и идиллическая основы. Одическая — поскольку перед нами субъект, во-первых, находящийся в точке, с которой перед ним отрывается мироустройство, во-вторых, он этим мироустройством откровенно восхищен и настаивает на этом. Кризис оды исторически во многом был связан с тем, что восторг по поводу мироздания, мягко говоря, стал неуместен. И потому для того, чтобы создать для него возможность, мир надо было как бы пересоздать на мифологическом уровне.
Свод вращенья, зеленое пенье,
разжигание звезд травяных, —
восхитимся законом движенья
тел небесных, а лучше — земных.
Перед нами, безусловно, ода — редкий зверь в современной поэзии».
«Нужно сказать, что развитие сюжетики внутри созданного Ириной Ермаковой художественного мира оставляет пространство и для других жанров — прежде всего, баллады и элегии. Баллада появляется тогда, когда субъект выбирает земной, человеческий взгляд, который неизбежно сталкивается с чем-то необъяснимым, с кем-то из представителей инобытия. Элегия царит там, где богини нет, а есть женщина с багажом личного и общего прошлого».
См. также: Афанасий Мамедов, «Извечное свойство священных зеркал. О книге Ирины Ермаковой „Медное зеркало”» — «Новый мир», 2023, № 10.
Борис Кутенков. «Критик — это всегда человек на пограничье». Беседу вела Анна Аликевич. — «журнал на коленке», 2023, 30 октября <https://na-kolenke-zin.ru>.
«Мы разговаривали с Павлом Крючковым недавно, и он сказал, что, если бы он писал стихи, он бы не вел раздел поэзии „Нового мира”. Он был бы гораздо более предвзят. Вот и я задумался: вроде бы он прав в своих аргументах, но, с другой стороны, мне кажется, что человек, не пишущий стихи, несмотря на вот эту видимую объективность, он не может настолько понять поэзию. <...> Как сказал тот же Павел Крючков в другом интервью, он поначалу писал стихи, а потом, как он сформулировал, понял, что чужое творчество волнует его больше, чем собственные ламентации».
«Валерий Шубинский — безусловно, очень авторитетный человек для молодых авторов, и не только для молодых. Я думаю, что часть аудитории „Полета разборов” идет именно на него. И в то же время он литературовед и человек, очень напряженно как раз следящий за современной поэзией. На семинаре в Самаре он как-то сказал, что смотрит на ситуацию всегда с пяти сторон. Мне всегда кажется, что меня это с ним сближает, то есть у него не категоричная точка зрения, он готов к ее пересмотру».
«Никто сейчас не занимается только критикой, нет таких идиотов, потому что это деятельность неокупаемая».
Вторую часть большой беседы см.: «Я бы хотел, чтобы мои проекты продолжались без меня» — «журнал на коленке», 2023, 10 ноября. Среди прочего: «Потому что ну пошло какое-то интересное поколение, наверное, вопреки тенденциям, вопреки вот этой вот варваризации, архаизации общей. <...> Вот в журнале Prosōdia недавно была мысль у Козлова, он сказал: нам не интересны первые шаги людей в литературе, мы предпочитаем печатать уже состоявшихся. Мне видится, что это не очень продуктивная позиция, ну а как тогда быть с гениальностью Лермонтова, как быть с Денисом Новиковым, Еленой Шварц, которые сразу сильно начинали? Ведь есть абсолютно уникальные явления. Есть такая вещь, как априорное знание. Наверное, априорное знание — это и есть гениальность».
Майя Кучерская, Евгения Кельберт. Профессор Бродский: poetica ex cathedra. — «Новое литературное обозрение», 2023, № 5 (№ 183).
«Как университетский преподаватель Бродский в основном вел похожие курсы, неизменно посвященные русской и мировой поэзии: „Русская поэзия ХХ века”, „Сравнительная поэзия”, „Русские поэты”, „Comparative Analysis of Twentieth Century Poetry” („Сопоставительный анализ поэзии двадцатого века”), и „Subject Matter and Form in Modern Lyric” („Тема и форма в современной лирике”) в рамках „Poetry seminars” („Семинаров по поэзии”)».
«Университетские занятия Бродский проводил в весьма экстравагантной манере, мало сообразуясь с принятыми в американской академии конвенциями. Он не всегда приходил на занятия подготовленным, мог сказать студентам, что если они не будут читать книги, то превратятся в коров <...>. Профессор Бродский мог смертельно обидеть студента критическим замечанием и даже разорвать не понравившееся ему сочинение на клочки».
«Обычно Бродский проводил занятия в формате семинаров и посвящал их тщательному анализу текста, то есть, в сущности, занимался, в переводе на язык американских образовательных реалий, close reading (пристальным чтением). <...> В качестве домашнего задания Бродский просил студентов выучить стихотворения наизусть и потом письменно воспроизвести заученный текст в классе. Студенты от этого страдали: в американских школах, в отличие от русских, традиции учить стихи наизусть не существует, тем не менее Бродский от этого правила не отступал».
«Бродский, вероятно, разделял старую истину о том, что запоминаемость является одной из целей стихосложения. Во всяком случае, он не раз делает на этом акцент: например, в задании об описании комнаты Бродский просит своих студентов при использовании белого стиха „придать строкам некоторую долю строгости; иначе они не запомнятся”».
«Он, несомненно, отдавал себе отчет в том, что его курс выбрали молодые люди, которые интересуются поэзией, но совсем не обязательно сами сочиняют стихи и, скорее всего, не планируют стать профессиональными поэтами. Более того, к попыткам учить писать стихи или прозу на программах по творческому письму Бродский относился скептически. Но он и не предлагал своим студентам стать поэтами, он ставил перед собой образовательные и просветительские цели: через приобщение к версификационной практике Бродский надеялся развить языковое чутье своих слушателей, размять и обогатить их речь».
М. С. Макеев. К вопросу о месте «Пролога» в тексте «Кому на Руси жить хорошо». — «Литературный факт», 2023, № 3 (29) <http://litfact.ru>.
«Поэма „Кому на Руси жить хорошо” благодаря своей незавершенности и только частичной опубликованности при жизни автора представляет немало трудных проблем для текстологов (впрочем, заметим в скобках, многие из этих „загадок” являются плодами деятельности самих текстологов). Одной из них является место „Пролога” („В каком году — рассчитывай…”) в тексте произведения. Долгое время никакой сложности публикаторам поэмы здесь не виделось».
«Вероятно, наша реконструкция может иметь только статус гипотезы (об убедительности которой судить читателю). Несомненным нам представляется наличие не ясности (как считали издатели ПСС и предшествующих послевоенных изданий Некрасова), а противоречия между шмуцтитулом и самим текстом первой части „Кому на Руси жить хорошо”, противоречия, которое необходимо разрешить в пользу здравого смысла, который так ценил сам Некрасов».
Ирина Машенкова. «Святой Павел большевизма»: к вопросу о восприятии С. А. Есенина иноязычной прессой США 1920-х гг. — «Литература двух Америк» (ИМЛИ РАН), 2023, № 15 <http://litda.ru>.
«Впервые в США приехал поэт из советской России, к тому же женатый на известной американской танцовщице. Это событие имело широкий резонанс и было освещено в американских газетах не только на английском и русском, но и на других языках. <...> Так, например, корреспондент [финского] еженедельника Toveritar, ориентированного на женскую аудиторию и освещающего наряду с вопросами истории и политики также и вопросы культуры, сообщает, что Есенин и Дункан были задержаны американскими иммиграционными властями как „большевистские курьеры”, и делится наблюдениями о том, как по-разному они реагировали на происходящее: „Выражение отвращения застыло на лице Айседоры, когда она смотрела на знакомые небоскребы Нью-Йорка. Есенин, напротив, с большим интересом рассматривал небесную линию города и улыбался”».
Научиться жить в настоящем. Елена Фролова о звучащей основе русской души. Беседу вел Юрий Татаренко. — «Литературная газета», 2023, на сайте — 16 ноября <http://www.lgz.ru>.
Рассказывает певица Елена Фролова: «Простите, а много ли сохранилось гусляров в России XXI века? — Что значит — сохранилось? Их полным-полно. Сейчас это уже огромное движение. Проводятся и фольклорные фестивали, и фестивали колокольного звона. Многие звонари, кстати, довольно хорошо играют на гуслях. В них участвуют и музыканты, и мастера, изготавливающие гусли, да и не только гусли. Есть артель „Мир гуслей”, где работают совсем молодые ребята. Сегодня они создали, можно сказать, новый музыкальный тренд и бренд в России. У них огромная мастерская под Тверью. Они делают прекрасные инструменты. А недавно открыли свой центр в Москве, где у них проходят фестивали, мастер-классы, концерты. И это просто счастье какое-то».
О критериях оценки поэтического творчества. Круглый стол «Эмигрантской лиры». На вопросы отвечают Елена Севрюгина, Ольга Балла-Гертман, Игорь Волгин, Юлия Пикалова, Борис Кутенков, Лев Оборин, Андрей Грицман, Ирина Чуднова. Текст: Александр Карпенко. — «Эмигрантская лира», 2023, № 3 (43) <https://emlira.com>.
Говорит Игорь Волгин: «Научно обоснованные критерии существуют, но сами по себе (то есть по сумме формальных признаков) они ничего не решают. Важно, как эти признаки воплощены (реализованы) в самом поэтическом тексте и, следовательно, в художественном воображении читателя. Это прежде всего вопрос вкуса, который есть не что иное, как соединение интеллектуальных и эмоциональных начал. И — способность воспринимать многомерный подтекст, без которого не существует подлинного поэтического произведения. Наука способна обозначить эти критерии. Но она не в силах „автоматически” настроить (воспитать) читательское ухо, которое только и может, исходя из собственной органики, оценить поэтических звук».
«Хорошее стихотворение (в идеале) — это гармоническое, не поддающееся изменениям сочетание фонетики и смысла. Это многозначный текст, таинственным образом вызывающий ответную реакцию читателя. Разумеется, при условии, что последний обладает развитым эстетическим слухом. Плохое стихотворение — это то, где господствует закон случайности — как в подборе слов (звуков!), так и в подразумеваемых смыслах».
Говорит Борис Кутенков: «Поэтическое творчество и вообще искусство тем и прекрасно, что антикритериально. Оно переворачивает наши представления о привычном, выходит за его границы. Чаще всего про хорошее стихотворение непонятно, как оно сделано, если вспомнить слова Шкловского („Мы знаем теперь, как сделана жизнь, как сделан ‘Дон Кихот‘ и как сделан автомобиль”) и знаменитую формулу Эйхенбаума».
Письма Антонина Ладинского к Нине Берберовой. 1926 — 1940. Публикация, вступительная заметка и примечания Ирины Винокуровой. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2023, № 11.
Письмо А. Ладинского 1938 года:
«Дорогие Нина Николаевна и Николай Васильевич,
благополучно, хотя и в плохих условиях (4 кл<асс>, буря, грязь) добрались до Туниса. Здесь уже другой коленкор: вилла, машина амер<иканской> марки, слуги (Мохамет и Мустафа). Едим, пьем, катаемся; сижу по правую руку хозяйки за обильным столом. Чудесная погода, не жарко, за нами всячески ухаживают. Прямо стыдно.
Здесь совсем другой мир, чем в Париже, как на другой планете. Какие „суки”, ослики, верблюды, римские развалины, горы, виды на море! Чудесно! Русских здесь много, и почти все хорошо устроены. Вот все, что я могу сообщить о положении страны.
О себе лично: грустно, что скоро надо уезжать в Париж: телефон и т. д. Когда видишь, что и ты мог бы жить так, с амер<иканской> машиной и все-таки не заниматься продажей каких-нибудь подтяжек, тоже грустно. Но второй раз жизнь не начнешь. А теперь поздно. Но пока хорошо. <...>».
Поэт, который не ныл. Интервью с Юрием Орлицким о поэзии Генриха Сапгира. Текст: Павел Рыбкин. — «Горький», 2023, 29 ноября <https://gorky.media>.
Говорит стиховед Юрий Орлицкий, куратор-составитель нового собрания сочинений Генриха Сапгира: «Правильнее говорить даже не о путях, а о возможностях русского поэтического слова, которые он [Сапгир] опробовал впервые. Причем опытные, единичные образцы поэзии своих предшественников, скажем футуристов и обэриутов, он сумел довести до промышленной серии, сделал общеупотребимыми».
«Недавно мы с внуком Сапгира перебирали архив поэта и нашли папку, на которой написано „Не печатать”. Это обычные юношеские стихи про любовь. Ничего ужасного в них нет, но и прекрасного тоже, если использовать оппозицию, на которой построено известное детское стихотворение Сапгира „Принцесса и людоед”, помните, да? „Принцесса была прекрасная, / Погода была ужасная...” Первая настоящая книга поэта, „Голоса”, датируется 1958 — 1962 годами — тогда автору уже перевалило за тридцать. Всеволод Некрасов считал ее не просто лучшей, но вообще единственной, по-настоящему заслуживающей внимания. Они с Сапгиром были друзьями, но как поэты очень ревниво относились друг к другу».
«Сапгир никогда не хотел уезжать из страны. Здесь ему в самом деле жилось хорошо. Он нашел свой конек: детские стихи, сценарии, пьесы для детских театров. По его произведениям снято больше 30 мультфильмов, о которых знают все, но не всем известно, кто автор сценариев, хорошо еще, если помнят, что „Паровозик из Ромашкова” или та же „Принцесса и людоед” — это Сапгир. В советские годы это была хорошая кормушка. За пьесы до сих пор приходят деньги наследникам. А при жизни поэта одна такая пьеса могла идти сразу в 40-50 театрах по стране, и с каждой постановки шли отчисления. Так что Сапгир был, можно сказать, человек состоятельный для той поры. У других так не получалось. А он все это делал легко и весело».
«Литературная мистификация — еще одна важная возможность в поэзии, которую активно исследовал Сапгир. Например, он мог переводить стихи писавшего на идиш Овсея Дриза, а потом оказывалось, что у Дриза таких стихов нет. Книга „Салам Хайям” по виду — сборник переводов из Омара Хайяма, но заканчивается он стихами о могиле поэта, автором которых никак не мог быть сам усопший».
«Нужна прежде всего свобода, о чем еще Пушкин писал. Сапгир сумел в лабораторных условиях для себя эту свободу создать».
«Он жил в довольно сложных условиях, но жил весело и спокойно. Все поэты его круга — трагические фигуры или прикидывающиеся трагическими. Вообще мало авторов, которые умудряются не ныть. И тут у Сапгира точно есть чему поучиться».
Григорий Ревзин. Бегство от ума. Как трактат Руссо «Об общественном договоре» освободил человека от субъектности. — «Коммерсантъ Weekend», 2023, № 42, 1 декабря <http://www.kommersant.ru/weekend>.
«Я не нашел у Руссо удовлетворяющего меня ответа на вопрос „зачем?”. Он вообще-то не тривиален. Платоническая традиция утопии имела вполне ясный ответ на этот вопрос. Государство, берущее за образец Спарту, имеет своей целью устройство жизни в соответствии с божественным промыслом, это способ служения высшему и достижения его в земной жизни. Но у Руссо-то никакого метафизического горизонта, в соответствии с которым надо устроить жизнь на земле. Он предлагает удивительный конструкт — начинает с того, что повсюду человек в оковах (оковах собственности, семьи, законов, воли правителей и т. д.), обещает его освободить, но освобождает не посредством уничтожения оков, а посредством уничтожения человека, у которого больше нет своих мыслей, желаний, судьбы, своей личности — только общий дух государства. Это единственный резон для введения „Общественного договора”. Логически это, конечно, решение проблемы — раз нет человека, то и ковать некого,— но это лечение головной боли гильотиной».
«Утопия Платона не предполагает возможность появления антиутопии. Руссо открывает эту возможность. Его утопия оказывается таким кошмаром, что антиутопию трудно не написать».
Юрий Сапрыкин. Между бегством и свободой. Как Саша Соколов соединил многие противоположности — и отменил их за ненадобностью. — «Коммерсантъ Weekend», 2023, № 40, 17 ноября.
«Как многие модернисты, Соколов с грустью наблюдает, как лавина массового вкуса сносит веками строившееся здание. Третий (и последний из опубликованных) роман Соколова „Палисандрия” (1985) в каком-то смысле его ответ этой лавине: Соколов сканирует литературные проекции России, ориентированные на экспортный массовый вкус, — шпионские романы и книги о кремлевских тайнах вместе с открыточными образами из Тургенева или „Доктора Живаго” — и помещает их в собственную комнату кривых зеркал, где все дополнительно искажается и отражается во всем. История графомана и геронтофила Палисандра Дальберга, по заданию Андропова устраивающего покушение на Брежнева, — это что-то вроде герметично-пародийной вселенной, в которой элементы „идеального русского текста” пересобраны в произвольном порядке и докручены до предельной степени вычурности. „Вы возникали обычно в сумерках, перед закрытием, в пору, когда очертанья предметов призрачны, а черты отошедших особенно миловидны и памятны — в час, когда наши склонившиеся над их вечным приютом фигуры…” — и так страницами, страницами, вперемешку с куртуазно-авантюрными похождениями и похабнейшими эротическими сценами, как будто нейросеть сгенерировала среднее арифметическое между мемуарами Светланы Аллилуевой, „Темными аллеями” и книжкой о любовниках Екатерины II».
«В интервью американскому слависту Джону Глэду Соколов характеризовал этот роман как проявление „паниронизма”, „насмешки над всем”. Что ж, любопытно, что этому кислотно-щелочному воздействию подверглись не только расхожие образы России или даже отфильтрованный масскультом их дурной английский перевод — но и хрупкий русский модернизм, наследие Андрея Белого и Алексея Ремизова, к которым Соколов мог бы возвести свою генеалогию. И в первую очередь не пощадил он Набокова, который сам — неслыханная редкость! — признал в нем наследника по прямой: в „Палисандрии” невозможно не заметить и искривленную тень „Лолиты”, и насмешливое отражение „Ады” — действие здесь тоже происходит на некоей Анти-Терре, воображаемой, архаичной и вызывающе не-советской России, даром что правят ей Берия, Хрущев и Андропов».
Сложносочиненное и сложноподчиненное. О школьной программе, рамках классического литературного канона и роли культуры в современном обществе размышляют Александр Марков, Александр Мелихов и Евгений Абдуллаев. — «Дружба народов», 2023, № 11.
Среди прочего Александр Мелихов говорит: «Чтобы люди могли взаимодействовать в качестве членов одного общества, они должны обладать общим запасом каких-то азбучных знаний типа того, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. Если же им [школьникам] сообщить, что вопрос, что вокруг чего вращается, целиком зависит от выбора системы наблюдения, то это не вызовет ничего, кроме путаницы. То же самое можно сказать о планетарной модели атома и о многом другом: в свое время будущие специалисты все уточнения и поправки узнают не спеша, с пониманием, а не повторяя как попугаи слова, подлинный смысл которых им недоступен, а до поры до времени лучше не морочить им голову. Иными словами, цель начальной адаптации знаний — социализация».
«Преподавание литературы имеет, может быть, наиболее важной целью именно социализацию — освоение имен-паролей, произведений-паролей, по которым происходит включение в единую национальную культуру. Именно поэтому прежде всего нельзя исключать из литературного канона ни одно из священных (речь не о мистическом, а о социальном смысле этого слова) имен. Эстетическое освоение неадаптированной классики — это следующая задача, подозреваю, и не всем доступная, как не всем доступна современная математика и физика».
Сергей Стратановский. Клейкая клятва и Мать-Земля. О стихотворении Мандельштама «Я к губам подношу эту зелень…» — «Звезда», Санкт-Петербург, 2023, № 11.
«Стихотворение вроде бы понятное, во всяком случае понятна его основная эмоция — ощущение весеннего обновления земли. Но при внимательном чтении возникают вопросы: почему земля „клятвопреступная” или почему парк „гремучий”? Почему лягушки или их голоса „сцепляются в шар”? И что это за пар, являющийся молочной выдумкой?»
Александр Чанцев. На интеллектуальном турнике. Беседовал Артем Комаров. — «Excellent», 2023, 21 ноября <http://www.sarmediaart.ru>.
Среди прочего — в контексте разговора о Лимонове: «Скорее согласен с тем, что любой писатель самовлюблен и пиарит, позиционирует и продает себя тем или иным образом. „Every artist is a cannibal, every poet is a thief”, как пели U2. Что, скажем, мешало Кафке самому тихо сжечь свои рукописи, а не завещать это сделать Броду? Если задуматься, крайне манерный, но гениальный в смысле маркетинга посыл».
Валерий Черешня. Две заметки о стихах Софии Парнок. — «Новый берег», 2023, № 83 <https://magazines.gorky.media/bereg>.
«Что такое поэтическое бесстрашие? Мы часто разбрасываемся такими словами, подразумевая прежде всего готовность к формальному эксперименту, решимость остаться непонятым и не воспринятым ради необузданного произвола, который мы порой путаем со свободой. Но настоящее поэтическое бесстрашие гораздо глубже, оно есть необходимость высказывания, подрывающего глубинные основы твоей веры и жизни, если этого требует развитие стихотворения, верность его звуку и смыслу».
Данил Швед. Феномен Олега Григорьева: фольклор в ленинградском андеграунде. — «Знамя», 2023, № 11.
«Поэзия Григорьева не находится даже на периферии неформальных андеграундных групп, она словно остается в стороне от сложных внутренних подпольных процессов взаимовлияния и заимствования, хотя стихи его совершенно точно соответствуют основным признакам неконвенционального творчества: „десакрализация” классического и сохранение „интимности” поэтического мира».
«Кажется, один из самых близких фольклорных жанров, к которому можно отнести поэзию Григорьева, — современный городской анекдот. Чтобы проверить такое предположение, стоит обратиться к основным признакам этого жанра и спроецировать их на творчество поэта».
Глеб Шульпяков. «Батюшков — поэт между двух веков». Интервью с русским поэтом XX — XXI веков, выпустившим художественное исследование об одном из лучших русских поэтов рубежа XVII — XIX веков под названием «Батюшков не болен», и фрагмент его книги. Текст: Михаил Визель. — «Год литературы», 2023, 25 ноября <https://godliteratury.ru>.
Говорит Глеб Шульпяков: «Когда я вижу фразу „Батюшков вздохнул, быстро встал из-за стола и громко воскликнул…” — я закрываю книгу. Мне хотелось избежать подобной „беллетризованности”. В конце концов, сохранилась масса писем Константина Николаевича, где звучит его речь. <...> Фигуру врача [Антона Дитриха] и самого Батюшкова я достаточно „беллетризовал” в пьесе. Дневник доктора? Российская национальная библиотека, отдел рукописей, фонд 50, ед. хр. 43. Надо было просто расшифровать его, для чего я в течение года наведывался в Питер. И „вмонтировать” в книгу. По силе воздействия документ не сравним ни с каким вымыслом. Главное, повторяю, правильный монтаж».
«Он [Батюшков] страдал острой формой шизофрении в форме мании преследования. Болезнь была наследственной, от нее умерла его мать, потом сестра. Причина — близкородственные браки. <...> Наверное, сегодня можно было бы с помощью таблеток купировать симптомы: агрессию, мании. Но поэтическую дееспособность они бы ему не вернули».
Михаил Эпштейн. Блаженны нищие плотью. Апология Федора Карамазова: опыт карнавального истолкования. — «Четырехлистник» (Ежесезонный литературно-художественный журнал), № 4 (осень 2023) <https://cloveromsk.blogspot.com>.
«Но если исходить из карнавальной природы творчества Достоевского, как ее раскрыл М. Бахтин, то и в самых морально низких его персонажах можно обнаружить амбивалентность, ценностную двуполярность. Вполне можно представить Федора Карамазова как пародийного двойника старца Зосимы и соответственно обозначить темы воскресения и „святости плоти” в парадоксальном и пародийном, но тем более глубоком освещении».
«Федор не чуждается молодых и красивых женщин, его главная страсть — Грушенька. Но уникальность этого персонажа — его чувственная всеотзывчивость. От всех Дон Жуанов и Казанов, устремленных к вечно ускользающему идеалу красоты и цветения, его отличает склонность к дурнушкам („мовешкам”) и старым девам („вьельфилькам”). Это не обычная эротомания и не половой фетишизм, а скорее универсальная феминофилия, вожделение к женщинам и женскости как таковой, с особым пристрастием к тем, кто обойден вниманием, к биологически и социально униженным, уязвимым. Это альтерофилия (alterphilia), „инолюбие”, одержимость теми, кто недопредставлен в спектре желаний, обойден сексуальным интересом, превращен в эротически низший класс. Это дань справедливости в распределении даров жизни и чувственной радости. Это своего рода инклюзивность, противостоящая дискриминации по признакам „сексапильности”, наружной привлекательности (на языке политкорректности такая форма предвзятости называется „внешнизм”, „lookism”). Поведение Федора Павловича бросает вызов предрассудкам и стереотипам в устоявшейся иерархии эротических ценностей. Показательно, что обделенные вниманием женщины — это не только некрасивые и немолодые, но также и бедные: „чернявки”, „поломоечки”, „босоножки”, всяческая прислуга».
Кирилл Ямщиков. Просто так. (Марианна Ионова. Неправильные цветы. — «Новый мир», 2023, № 2) — «Урал», Екатеринбург, 2023, № 11 <https://magazines.gorky.media/ural>.
«Марианна Ионова культивирует в русской литературе почти отсутствующую и столь необходимую сейчас интонацию спокойствия: последовательного, медитативного прояснения пейзажа, который все сильнее искажается экспериментом. Дело не только в языке этой прозы — чистом, избавленном от сторонних „тропиков”, — но и в тематических, сюжетных приоритетах. „Неправильные цветы” — повесть задорного равнодушия: в ней сложно отыскать исконную зацепку, фабульную доминанту».
«Перед нами новеллетта о любви, выдержанная в языковой строгости немецкого реализма: ранний Гессе („Петер Каменцид”), зрелый Келлер („Зеленый Генрих”), поздний Манн („Доктор Фаустус”). Неважно, что к традиции этой примешано и мистическое, и гротесковое; важен исходный материал — жизнь как таковая. Голос тихий, сомневающийся разбирает по кубикам историю, в которой намеренно отсутствует тяжесть. Бытийная зацикленность на страшном, темном, угловатом, особенно сильно выказывающая себя в автофикшене, здесь воспринимается „заданной по умолчанию”, то есть развивающейся в полной гармонии с авторской речью».
«Как было сказано, „Неправильные цветы” стремительно переходят от жанра к жанру, увлекая и озадачивая. Чем дальше, тем заковыристей. В определенный момент классическая структура расходится с контекстом — и мы обнаруживаем абсолютную свободу высказывания».
«„Неправильные цветы” дают иное понимание современной русской прозы: не разбитые на ячеи и рубрики сюжеты, уворачивающиеся друг от друга контексты и стили, но — беспрерывная густая, стихийная ясность жизни, которая едва ли прорвалась к нам за долгие годы фиглярства».
Станислав Яржембовский. Андрей Платонов против Иосифа Бродского. К 50-летию публикации повести А. Платонова «Котлован». — «Звезда», Санкт-Петербург, 2023, № 11.
«Платоновский „Котлован” был издан отдельной книгой лишь в 1973 году — спустя почти полвека после того, как был написан. Пришел он к читателю, однако, не в своем первозданном виде, а в окладе предисловия И. Бродского. И столь „окладистым” показалось иным нашим интеллектуалам это предисловие, что для многих из них именно оно стало главным откровением, тогда как сама повесть скромно ужалась до иллюстрации к гениальному в себе эссе, посвященному творческой силе языка».
«Всякому эстету, набивающемуся ему в ученики, Платонов отвечает словами Чиклина: „— Некуда жить, вот и думаешь в голову”».
Сразу после статьи Яржембовского идет неожиданное полемическое приложение: «Наш уважаемый автор в первом же абзаце делает примечательную подмену, назвав послесловие к „Котловану” „предисловием”. Вслед за чем следует характеристика Иосифа Бродского как претенциозного „эстета”, каковым поэт никогда не был. <...> Печальнее все же другое: очередное обличение неких „наших интеллектуалов”, к которым, кстати, и наш автор издавна принадлежит. (Редакция)».
Составитель Андрей Василевский