На примете у дней

Считалось, что все тела, способные гореть… содержат флогистон.

                                          Георгий Вернадский

 

Кто там пшикает вяло,

                         качая кургузый насос?

Слабаки не справляются с палом,

                         спаси нас, Христос!..

Кто пускает ракеты,

                     а кто до ракет не дорос?

Вам не жалко великой планеты Земля?

Вы надеетесь скрыться под защиту того корабля,

что умчит вас на Марс и Венеру,

                                   пыхтя и пыля,

карту звёзд и созвездий вторя, как с ноля?

Вы поверили в эту химеру,

                             ля-ля, тополя?!

Я живой и бессмертный.

Я неистребимый, как сон и как дрон,

я — любимый, летящий,

                          грехи вам напомнивший схрон,

исторический ваш флогистон.

 

 

*  *  *

  

           Жизнь и поэзия одно.

                     Жуковский

 

 

День сползает к зиме,

всё короче, короче.

Не опишешь в письме.

Не скажи между прочим.

 

Холода холодней,

где там тёплые вещи?..

На примете у дней

холод злющий и вещий.

 

Дольше сохнет твой зонт

от дождей и от ливней.

Сир и сер горизонт,

а лежанка призывней.

 

Ты приносишь домой

пестроцветные листья.

Вести с фронта — стрельбой,

как за мир ни молись я.

 

Сердце жмётся в груди

каждодневной картиной.

Что нас ждёт впереди,

видит Бог лишь единый.

 

 

 

*  *  *

 

Количество новых поэтов так велико,

что они никак не переходят в качество;

ни один из них не знает вкуса клико,

и все они заподряд — плохоскрытое «ячество».

 

Акын — тот, кто один, а они толкутся, мыча.

Здесь нехватка ума, как настоящей водки.

Все их недостихи — мешковина, а не парча,

застрявшая в переговорной глотке.

Время — бремя войны, а они — хоть бы хны.

Господи, сбереги от шелухи и пыли.

Толпа никогда не знает чувства своей вины.

Господи! Сделай так, чтобы их не убили.

 

 

 

 

*  *  *

 

Нéкому, нéкому

показать стихи.

Нéкому, нéкому

подковать блохи.

О́ченно, óченно

осень хороша.

Осенью, осенью

сам себе Левша.

 

 

*  *  *

 

Запоминание имён —

большая школа в жизни этой.

Не каждый может быть включён

в твой список, ходишь рядом с Летой.

 

А имя с отчеством — уже

для избранных. Твоё собранье,

подведомственное душе,

романа требует, изданья.

 

Когда ж начнёшь писать роман,

и прозе щедро дань откатишь,

то, будто бы войдя в туман,

все имена переиначишь.

 

 

*  *  *

 

Прóжита жизнь, прóжита,

прошлое — далеко.

Что ж это ты, что ж это

пробуешь молоко?

 

Напрочь забудь сводочку

ложную о тебе.

Вечную пей водочку,

греющую в борьбе.

 

Ведь предстоит новое,

новенькое совсем,

светлое ли, бедовое

Данте крутых поэм.

 

Прóжита жизнь по случаю,

за воротник питьё.

Видишь звезду падучую?

Не береги её!..

 

 

*  *  *

 

Одиночки под парусами,

самоучки, как и мы сами,

подплывают к нам под окно.

Все их утренники и дневки

полнят виды на Малой Невке,

будто мы весь век заодно.

 

Мир Крестовский — чужое чудо,

мы здесь гости, мы — не отсюда;

паруса с небесами — дар

или, лучше, — подарок Божий,

был Господь по-отцовски строже,

а теперь не скрывает чар.

 

Птицы, плавающие под небом,

потакая своим потребам,

просят булочку покрошить;

ветер чешет липам их кроны,

ярок колер сине-зелёный,

каждый день помогает жить.

 

Здесь подчас — облака и тучки,

с честной памятью давней взбучки

заставляют ценить тот час,

когда мы клялись небесами

и венчались у Бога в Храме,

а венец нас от смерти спас…