Райские птицы поэзии

Лесть лесу

 

Деревья в лесу выше травы

Они смотрят на нас свысока

Зачем это мы с них спустились

Птицы поющие на деревьях возвышенны

Тихо ведут себя прилежные травы

Позволяя трогать себя прозрачным стрекозам

Насекомые великолепны

В своих уверенных поползновениях

Звери прячутся в деревьях и в травах

Им нечем прикрыть свою наготу

Но их движения возвышенны

Небо над ними великолепно

Корни крепко держат свои деревья

Корни великодушны в своей темноте

Ветер доносит издалека

В притихшую красоту леса

Едва едва слышный шум разума

Чистый возвышенный шум разума

Ему изумленно внимают

Заблудившиеся в избытке леса

Но уже мечтающие перерасти лес

Еще не ставшие мыслящими существами

И потому все еще счастливые

Боязливо чуткие и возвышенные

Остерегающиеся друг друга

Загадочные еще живые существа

 

 

Теория струн

 

Звезда звучит кантиленой,

И атом в природе игрун.

Гармония правит вселенной

Согласно теории струн.

 

А здесь, где шумят океаны,

Где солнца на небе печать.

Как струны, натянуты страны,

Мешая друг другу звучать.

 

 

*  *  *

 

Все должно иметь свои границы

Нора должна быть ограничена норою

Гнездо гнездом и сверху еще небом

Берлога должна быть завалена снегом

Но живому человеку мало естественных ограничений

Ему надо чтобы к нему не входили без стука

Чтобы над его головой не ходили

Чтобы земля под ним не горела

И чтобы при виде другого человека

В нем не возникала робкая тревога

А вдруг это кто-то уже знакомый

И он может его легко заметить

И при этом спросить его напрямую

Почему он здесь и что он здесь ищет

Это в лучшем случае а если в худшем случае

Просто пройдет мимо и его не узнает

А еще хуже заметит и узнает

Остановится и сделает вид

Будто обрадовался и захочет пожать вам руку 

 

 

*  *  *

 

И тростник над Нилом вырос,

Чтобы стать основой книг.

Ропщет мыслящий папирус,

Мудрый жрец над ним поник.

 

Но предугадать не мог он,

Что и свет рождает мрак.

В электронный впутан кокон,

Сеть иную ткет червяк.

 

Он был прежде книжным червем,

Но прошел научный век.

Верит новым суеверьям

Электронный человек.

 

Он творец мгновенных мнений

И меняет их в момент.

Для любых недоумений

У него готов коммент.

 

Автор вымыслов и фобий,

В одах сам собой воспет,

И в кругу своих подобий

Сам себе  авторитет.

 

Старинные книги

 

Старинные книги моей не первой молодости

В строгих неброских переплетах

Книги шестидесятых

Конца восьмидесятых

Так называемого двадцатого века

Все еще нашей эры

Отпрыски всемирной литературы

Где изредка мелькает и мое имя

Гёльдерлин, Новалис, Рильке,

Благородные реакционные романтики

Поэты какой-то иной немецкой страны

Изданные в какой-то иной России

Как они дожили до наших времен

Как они скромно еще живут сейчас

Как они будут жить после нас

В счастливое время Без нас

 

 

Красивое лицо говорит глупости

 

Красивое лицо говорит глупости

Красивое лицо говорит откровенные глупости

Красивое лицо говорит с открытым забралом

Красивое лицо искажено лживой улыбкой

Имеет ли смысл сказать ему в лицо

Что глупость и ложь ему не к лицу

Скорее не имеет смысла

Ибо красивое лицо уверено в себе

Хотя и нельзя сдержать досаду

Когда красота не совсем соответствует смыслу

Ведь одно из назначений красоты

Как утверждают всегда правые классики

Всей своей страшной силой спасать мир

И как утверждают классики

В человеке все должно быть прекрасно

Включая правдивость

С таким трудом удающуюся человеку

 

 

История чисел

 

Единица — прошлое двух

Двоица — прошлое трех

Двое на одного

Тем паче — трое на одного

Вот чем богато воображение

Сильных мира сего

Так посильное настоящее

Всем своим рациональным числом

Пытается превозмочь свое прошлое

И добыть себе больше иррационального будущего

Так крутится колесо кармы истории

И давит всех тех кто его катит

 

 

Кот замышляет убийство мыши

 

Кот замышляет убийство мыши

Мысленно гладит ее ласково по головке

Щекочет ее под мышками

Удивляется почему она не смеется

Кот старается ее разглядеть получше

Убедиться что она тоже его видит

Она понимает что ей надо его бояться

Кот хотел бы ее убить как можно нежно

Кот удивляется почему она еще не плачет

Кот задумывается что же будет дальше

В чем смысл этого легкого убийства

Кроме того что кот может это сделать

Кот начинает верить в появление мыши

Идущей навстречу его коварству

Кот понимает что мышь точно знает

Что ей следует ожидать от этой встречи

Ибо кот замышляет убийство мыши

И пока кот обдумывает уже совершенное убийство

Мышь не появляется и все еще живет на свете

 

 

Удовольствие от чая

 

Удовольствие от чая

В детстве когда еще не ценишь вкуса чая

Но скоро догадываешься что чай

Доставили к тебе далекому

Великим чайным путем

Удовольствие уже в Китае когда узнаешь что чай

Это имя присвоенное целой страной

Удовольствие от созерцания чайника

С изображением летящих птиц драконов и облаков

Так что кажется что чай настаивается на небесах

Удовольствие от цейлонского чая

Уже на чайной плантации в горах Цейлона

Где небеса сами приникают к лепесткам чая

Аромат его будет долго длиться в прохладной России

Еще диковинное удовольствие от индийского  чая в Калькутте

Когда тебя будят в пять утра в миссии Рамакришны

Настойчивым стуком в твою железную дверь

Чтобы ты выпил индийский чай с молоком

И понял где ты

Черный индийский чай

Почему бы ему не побрататься навеки

С зеленым китайским чаем

Разве это не удовольствие

Когда пьешь чай с единомышленниками

Медленными глотками

Мешая вкус чая с мудрой беседой

Удовольствие от горячего чая

Созревшего для тебя в теплых краях

Когда ты пьешь зимой в Сибири

Удовольствие от воспоминаний

Обо всех тех

С кем когда-либо спокойно пил чай

Не торопясь в грядущее

 

Поэты мира славят ликер в Китае

 

Хорошо бы чашу с знаменитым китайским ликером

Со звоном сдвинуть со стаканом русской водки

Под заздравный тост великого Пушкина —

Да здравствует разум!

И я хотел бы третьим выпить с Лао Цзы

Когда он пьет с великим Конфуцием

За единство пути мудрецов и небожителей

За гармонию Земли и Неба

Я хотел бы выпить третьем с Ли Бо

Когда он пьет с Ду Фу

За единство рек и морей и гор и долин

За дружбу Конфуция Будды и Лао Цзы

С нашим русским Христом

Я выпил бы китайского сладкого ликера

И горькой русской водки

За свободное братство поэтов всех времен

Ведь они все вместе пишут одну и ту же

Великую Книгу Перемен

Книгу Перемен к Лучшему

 

 

Ох озеро Охрид

                              

     поэту Славе Димоски

 

Македония

Несет на своей ладони

Озеро Охрид

В охране храмов

Но куда несет

На Юг

В южную Македонию

Чтобы напоить конницу Александра

Перед походом дальше на жаркий Юг

Чтобы открыть для англичан Индию

Или дальше на Север

Через Сербию и Черногорию

И дальше на Запад

Где Европы все больше и больше

Вплоть до хладного Северного моря

Ох озеро Охрид

Я бы понес твою чистую чашу

В оправе твоих монастырей и храмов

На Восток к озеру Байкал

В оправе его буддийских монастырей

Чтобы встретились на уровне Солнца

Под плеск мирных волн

Благородные колокольные звоны

 

 

Око Бога

 

Прозорливое

Прищуренное око Бога

Присматривается

К сибирскому небу

Не крадут ли по ночам звезды

Свои отражения

С его прослезившейся роговицы

 

 

Райские птицы поэзии

 

Райские птицы поэзии

Порхают по полинезии

Авторские права их

Незыблемы на гаваях

Их песни летят до небес

Над островом целебес

Сводит с ума их слава

Земли суматра и ява

Они в моде на мадагаскаре

Им цены нет на птичьем базаре

А здесь в родимом краю

Я, серая птица, пою

 

 

Звериный миф

 

Человек на безвидной земле

Очень долго глядел на небо

Пересчитал все созвездия

И удивился их звериным названиям

Ведь зверей на земле еще не было

Человек воздел руки к звездам

И упустил к земле руки

И сквозь него посыпались на землю звери

Медведи львы киты и собаки

Орлы лебеди и хищные рыбы

Так человек хотел согреть небо

Но сам того не ведая оказался

В окружении одичавшего зверства

По его вине покинувшего свое небо

Совсем не питающего любви к человеку

С тех пор человек пытается тщетно

Найти способ вернуть зверей на небо

Опускает и поднимает руки

Но звери уже вселились в уютного человека

Из которого так удобно нападать на человека

 

 

Солипсизм

 

Гением схваченное наобум

Или в расчете прилежном и точном,

Все, что вокруг, — завершение дум,

Дум о небесном, земном и заочном.

 

Все это значит, что путь наш далек,

Если ведут нас надежда и вера.

Создан простор напряжением ног

Землепроходца и землемера.

 

И завещал, налегая на плуг,

Правнукам праздным праведный прадед:

Все на земле — приложение рук,

Кто-то все чинит, и правит, и ладит.

 

Если же правнукам ясен наказ,

То отчего же разлад и разруха?

Небо открыто вниманием глаз,

И тишина напряжением слуха.

 

 

Эсхатология

 

Ожидаю бунта обезьян

Не бессмысленного и беспощадного

Но беспощадного и осмысленного

Пока до обезьян еще долго доходит правда

Что они были прежде нас

И значит они исторически важнее нас

И потому они должны вытеснить нас

Из наших тесных городских клеток

Об этом учат их другие продвинутые обезьяны

Что пора уже выдвигаться стройными рядами

Из лесных дебрей на опушку леса

Надо еще только дождаться

Когда их понесут вперед

На винтах своих древних корней

Военные корабли  деревьев

Которые тоже  были еще прежде нас

И с вершин которых хорошо видно

Где затаился исторический человек

В нетерпеливом ожидании

Конца своей хорошей истории