Загадка Петра Великого

                                                                                       Какай-де он царь, он-де вор, клятвоступник,

                                                                                       подменен из немцы, царство свое отдал боярам,

                                                                                       а сам обусурманился и пошел по ветру с немцы…

Речи крестьянина Корнилова на дыбе

в Преображенском приказе^[1]

Этот слух — о том, что Петр не «природный» сын царя Алексея, а «подмененный» мальчик из Немецкой слободы, — этот слух широко ходил по деревням и городам Московии. Иногда передавали подробности. Некий стряпчий из дворцовых волостей рассказывал в Нарыме: «Как-де воцарился государь наш и великий князь Алексей Михайлович и совокупился с царицею Натальей Кирилловной, и она-де, государыня, рожала царевен.  И близ рождения он, государь, изволил ей, царице, говорить: „Ежели-де будет царевна, я-де тебя постригу!” И она, государыня царица, призвав Артамона Сергеевича, сказала ему ту тайну, что царь на нее гневен. И когда родила царевну, Артамон Сергеевич учинил сокровенно: взял из немецкой слободы младенца и подменил…»^[2]

Окольничий Артамон Сергеевич Матвеев прежде был опекуном Натальи Кирилловны; благодаря его хлопотам девушка из захудалой дворянской семьи стала царской невестой, а потом — царицей. Говорили, что Матвеев обменял рожденную царицей девочку на сына капитана Франца Лефорта. «Когда были у государыни Натальи Кирилловны сряду дочери и тогда государь, Алексей Михайлович, на нее, государыню царицу, разгневался… — объяснял дьякон Иона. — И когда-де приспел час родить дщерь и тогда она, государыня, убоясь его, взяла в обмен младенца мужеска полу из Лефортова двора»^[3].

Слухи бесхитростно объясняли странное, даже загадочное поведение молодого царя Петра. Вся Москва видела, как в триумфальной процессии после взятия Азова Петр в немецком костюме шел пешком за роскошными санями Лефорта. «Сын оказывает почести своему отцу», — должно быть, перешептывались москвичи. Но, конечно, Лефорт не был отцом Петра — и оттого ситуация становилась еще более загадочной. Лефорт был всего лишь «служилым иноземцем», наемным кондотьером, приехавшим в далекую Московию ради приключений и денег. Он родился в 1656 году в Женеве и до 17 лет торговал в лавке отца скобяным товаром, потом подался на военную службу и немного повоевал в Голландии. Здесь он попался на глаза полковнику фон Фростену, который вербовал наемников для службы в России, и тот пообещал храброму солдату чин капитана и привольную жизнь в неведомой стране где-то на востоке. Приехав в Москву, Лефорт поступил под командование генерал-майора Патрика Гордона, проявил себя в боях с турками и после десяти лет службы стал полковником.

В августе 1689 года, в критический момент борьбы с Софьей, молодой царь Петр призвал к себе иноземных офицеров и их солдат. Лефорт и Гордон откликнулись на призыв и приняли сторону Петра — с этого момента они вошли в круг царских друзей. Друзьями 17-летнего Петра были в основном его ровесники, «стольники» и «спальники», служившие в «потешных» полках.  У Петра не было воспитателей, которые могли бы ему приказывать, и, забросив учебу, он проводил время в военных «потехах». Лефорт и Гордон пришлись тут весьма кстати, и царь предложил им обучить свое потешное воинство настоящему солдатскому ремеслу, ружейным и строевым приемам, «экзерцициям». «А во время тех екзерцицей иноземцы офицеры имели окацию свою фортуну искать при его величестве, — писал князь Куракин, — понеже они все установляли и разсказывали, как оныя екзерциции отправлять, для того что из русских никого знающих не было»^[4].

Лефорт был и раньше известен как искатель удовольствий, весельчак, покоритель дамских сердец и душа любой офицерской компании. Выросший в суровой, почти монашеской Москве Петр не представлял, насколько притягательным может быть мир удовольствий; Лефорт стал наставником молодого царя в этом мире. «Помянутой Лефорт был человек забавной и роскошной или назвать дебошан французской, — свидетельствует князь Куракин. —  И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы. И тут в (его) доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур начал первой быть к одной дочери купеческой, названной Анна Ивановна Монсова»^[5].

Дочь виноторговца юная красавица Анна Монс была прежде любовницей Лефорта, и наставник любезно предложил ее царю. Таким образом, «Лефорт пришел в крайнюю милость и конфиденцию интриг амурных»^[6]. Родственник Лефорта капитан Сенебье писал, что Лефорт пользуется исключительной любовью царя: «Его царское величество очень любит его и ценит… При дворе только и говорят о его величестве и о Лефорте. Они неразлучны, Его величество посещает его часто и обедает у него два или три раза в неделю…»^[7]

Петр и раньше не занимался государственными делами, предоставив их сначала Софье, а потом Наталье Кирилловне и ее родне. Теперь, увлекшись удовольствиями новой жизни, он перестал принимать послов и участвовать в дворцовых церемониях. «А наивпервых выходы в соборную церковь отставлены были… также одеяние царское отставлено и в простом платье ходит...»^[8] Петр стал ходить в парике и в немецком платье: камзол, чулки, башмаки — часть материала для этого платья была куплена у Лефорта^[9].

Непрестанные обеды, супе и балы были лишь началом пути по дороге, ведущей в никуда. У царя и у Лефорта был неудержимый характер. «Тут-же в доме (Лефорта) началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дня запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать»^[10]. Пиры превратились в разнузданные оргии. Пьяные шутники основали «всепьянейший собор» для поклонения Бахусу и избрали потешного «патриарха». «Была сложена вся церемония в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем к пьянству, и к блуду, и всяким дебошам»^[11]. «Всепьянейший собор» принялся пародировать церковные процессии: ездили на свиньях, возили «патриарха» на верблюде по винным погребам. Потом начались «дебоши». «Старой обычай есть в народе российском, что пред праздником Рождества Христова и после играют святки, то-есть в дом друзья между собою сбираются в вечеру и… одеваются в платье машкараты… И по тому обыкновенно царское величество при дворе своем также играл святки… И в тех святках, что происходило, то великою книгою не описать, и напишем, что знатнаго. А именно: от того начала ругательство началось знатным персонам… людей толстых протаскивали сквозь стула, где невозможно статься; на многих платье дирали и оставляли нагишем; иных гузном яицы на лохани разбивали; иным свечи в проход забивали; иным на лед гузном сажали; иных в проход мехом надували, отчего един… думной дворянин умер. Иным многия другия ругательства чинили. И сия потеха святков так происходила трудная, что многие к тем дням приуготовливалися, как-бы к смерти. И сие продолжалося до езды заморской в Голандию»^[12].

*

Зачем «всепьянейший собор» поехал в Голландию? Это еще одна загадка петровского правления. И разгадка может увести нас далеко — далеко от России.

На всепьянейших оргиях часто присутствовал неприметный дьяк Андрей Виниус. По годам и болезням ему было трудно соревноваться в выпивке с молодежью, но он старался не выпадать из компании и развлекал публику рассказами о заграничных новостях и всяких забавных «кунштах». В ситуации, когда поили насильно и «многим случалось от того умирать», Виниус рисковал жизнью — и, стало быть, у него была какая-то цель, оправдывающая риск.

Историки прежде не обращали внимания на скрывающуюся в тени фигуру дьяка Посольского приказа. Лишь недавно появились работы, проливающие свет на то огромное влияние, которое Виниус оказывал на Петра I. Выяснилось, что выступавший в роли наставника молодого Петра «дебошан» Лефорт в конце концов уступил место серьезным людям, которыми руководили экономические интересы всемирного масштаба^[13].

Андрею Виниусу тогда было уже за пятьдесят. Он был сыном другого Андрея Виниуса, голландского купца и предпринимателя, знаменитого основателя тульских заводов. Он получил превосходное образование, знал шесть языков, служил в Посольском приказе и с дипломатическими миссиями объездил почти всю Европу. Происходя из известного купеческого рода, Виниус приходился родственником одному из самых богатых и влиятельных голландских купцов, Николаасу Витсену, бургомистру Амстердама, представителю Голландии в Генеральных штатах и президенту Ост-Индской компании. В 1665 году молодой Витсен (тогда еще не бургомистр) приехал в Россию в составе нидерландского посольства и познакомился с (тогда еще молодым) Виниусом, переводчиком Посольского приказа. Они подружились, и Витсен посвятил Виниуса в свои планы — то есть в планы могущественной Ост-Индской компании. Или — что все равно — в планы Голландии.

Голландия — это был другой мир, непохожий на застывшую в веках Московию. Амстердам производил одинаковое впечатление на всех купцов и путешественников: «Я ничего не видывал такого, что бы так меня поразило, — писал один француз. — Невозможно вообразить себе, не увидев этого, великолепную картину двух тысяч судов, собравшихся в одной гавани»^[14]. Неподалеку от Амстердама, на реке Заан, находились крупнейшие в мире судостроительные верфи. Самое удивительное, что это были механизированные верфи — в Голландии уже началась промышленная революция, только двигателем ее была не паровая машина, а ветряная мельница. В 1597 году мастер Корнелиус Корнеленсен изобрел лесопильную мельницу, в которой распилка бревен на доски осуществлялась силой ветра; это намного удешевило стоимость строительства. Голландцы превратились в народ мореходов и купцов, им принадлежали 15 тысяч кораблей, втрое больше, чем остальным европейским народам. Колоссальные прибыли от посреднической торговли подарили Голландии богатства, сделавшие ее символом успеха и процветания. В поисках новых торговых путей голландцы путешествовали по всему миру, устанавливали связи с местными жителями и скупали их товары.

Николаас Витсен впоследствии стал известен как ученый географ и этнограф, изучавший страны, через которые проходят торговые пути. Ост-Индскую компанию, в частности, интересовал путь через Сибирь в Китай, и Витсен нашел в Москве двух информаторов, готовых поставлять ему сведения; одним из них был организатор русской почты Ян ван Сведен, другим — Андрей Виниус. Вскоре после возвращения в Голландию Витсен получил от Виниуса копии донесения о русском посольстве в Китай и секретную карту Каспийского моря. «Виниус играл в опасную игру… — отмечает голландский историк Киес Ботерблюм. — Это было эквивалентно измене»^[15]. В дальнейшем Виниус стал поставлять информацию на регулярной основе; используя эти данные, Витсен издал свою «Карту Тартарии» — так называли в Европе страны Северо-Восточной Азии.

Однако главный интерес голландцев касался не Сибири, а торгового пути по Волге через Каспийское море в Персию. Основным товаром Персии был шелк-сырец, который обычно вывозился в Европу через турецкие порты. Турки взимали в этих портах пошлину, равную цене товара, поэтому освоение дороги через Россию казалось купцам более выгодным вариантом. Торговлей по этому пути занимались персидские армяне; они везли небольшие партии шелка через Нарву, где шведы взимали свою пошлину. Весь этот шелк скупали голландские купцы во главе с Кунрадом ван Кленком.

Русское правительство намеревалось принять участие в шелковой торговле, и голландцы были готовы помочь в этом — разумеется, в расчете на допуск к торговым путям. Ван Сведен взялся за строительство современного парусного корабля для плавания по Каспийскому морю. Виниус участвовал в этом деле и представил особую записку, в которой говорил о необходимости строительства не только парусников, но и галер. Замыслы голландцев шли гораздо дальше, чем можно было подумать: Виниус утверждал, что на галерах по некой впадающей в Каспийское море реке можно будет добраться до Индии^[16]. В Голландии были наняты корабельные мастера и матросы, но, когда построенный корабль, «Орел», спустился по Волге к Астрахани, он был захвачен здесь казаками Разина. Казаки не знали, как управлять таким кораблем, — и сожгли его.

В 1673 году Виниус встречал в Москве самого Кунрада ван Кленка, приехавшего в Россию в качестве голландского посла. Ван Кленк предложил царю Алексею проект организации совместной русско-голландско-персидской торговли шелком. Реализация этого проекта могла дать голландским купцам несколько миллионов рейхсталеров в год. Если учесть, что в то время все годовые доходы русского правительства составляли примерно два миллиона рейхсталеров, то становятся понятными грандиозные масштабы «каспийского проекта». Речь шла о чем-то огромном, прокладывающем себе дорогу сквозь все препятствия независимо от маленьких людей вроде Виниуса или Лефорта. Ван Кленк предлагал царю напасть на Швецию и захватить Нарву — ключевой пункт «шелкового пути». Чтобы добиться своих целей, голландский посол через посредство Виниуса предлагал Артамону Матвееву богатые подарки^[17]. Однако царь Алексей вскоре умер, Матвеева отправили в ссылку, и новые власти дезавуировали заключенный договор.

В 1675 году (после смерти ван Сведена) Виниус стал заведовать почтой, он получал выписываемые Посольским приказом европейские газеты и докладывал правительству поступающую из разных источников информацию. По приказу своего начальника почтовые служащие тайно вскрывали и перлюстрировали проходившие через их руки письма^[18]. Таким образом Виниус создал обширную сеть по сбору информации; часть этой информации он тайно поставлял Витсену, голландскому резиденту ван Келлеру и, возможно, некоторым другим персонам. Критически настроенные историки, не углубляясь в детали, называют его шпионом. Несомненно, Виниус был весьма полезен западным дипломатам — и они оказывали ему поддержку. Когда в ходе одной тяжбы почтмейстеру потребовалось заявить о своем благородном происхождении (что не соответствовало действительности), то в его пользу лжесвидетельствовал не только ван Келлер, но также датский резидент Бутенант и шведский резидент фон Кохен^[19].

Между тем голландцы продолжали предпринимать попытки реализации «каспийского проекта». В начале 1690 года Витсен прислал царю подробный план организации торговли с Персией и Китаем через территорию России. В случае успеха этого проекта Витсен обещал перевести на каспийский транзитный маршрут всю азиатскую торговлю Ост-Индской компании.  В результате реализации проекта московское правительство должно было получить огромные доходы от таможенных пошлин^[20]. К письму Витсена была приложена «карта Тартарии», на которой был изображен морской путь от Архангельска в Китай (хотя в то время никто не знал о существовании пролива между Азией и Америкой). Кроме того, на карте была изображена неизвестная река, текущая с востока и впадающая в Каспийское море, — по этой реке можно было добраться до пределов Индии. Ввиду особой важности дела Виниус испросил аудиенцию у царя, преподнес и растолковал ему карту Витсена^[21].

Петр заинтересовался проектом Витсена, голландский резидент ван Келлер писал, что московитяне замыслили грандиозные торговые проекты и что голландцы могут принять в них участие^[22]. Царь в особой грамоте изъявил свою милость Витсену за «объявление», каким способом «могут удобнейшие состояться торги и прибыльные торговые прибытки к доброму получению и великому сбору нашей Царского Величества пошлинной казны… от проезда торговых людей через наши… государства в Персиду и через Сибирь в Хинское или Китатское государство»^[23]. Но Боярская дума не разделяла энтузиазма молодого Петра. На ближайшее время дело ограничилось тем, что в марте 1692 года по согласованию с Витсеном было отправлено русское торговое посольство в Китай; это посольство возглавил друг Виниуса, голландский купец Избрант Идес^[24].

Письмо Витсена помогло Виниусу войти в «кумпанию» молодого царя: он удостоился чести стать членом «всепьянейшего собора». Теперь ему предстояло в обстановке беспрестанных попоек и потех продвигать проект стоимостью в несколько миллионов рейхсталеров. Петру было уже двадцать лет — но он все еще оставался большим ребенком; он продолжал играть в потешные маневры и «машкараты», не занимаясь государственными делами. Чтобы сдвинуть проект с места, нужно было превратить его в очередную потеху. В прежние времена Петр развлекался плаванием на яхте, но, занятый кутежами и маневрами, оставил это занятие — таким образом, следовало вновь пробудить у Петра интерес к плаванию под парусами. По-видимому, Виниус использовал книгу Витсена по истории кораблей и морских битв. Это было роскошное издание с великолепными гравюрами, и нужно было переводить с голландского подписи под гравюрами и отдельные главы. Петр настолько увлекся, что попросил Виниуса учить его голландскому языку^[25], а затем решил разыграть потешное морское сражение на Переяславском озере.

«Петр сам принялся в Переяславле за постройку корабля и до такой степени увлекся этой работой, что решительно забыл обо всем окружающем»^[26]. Летом 1692 года вся петровская «кумпания» палила из пушек и пировала на кораблях нового «переяславского флота». Как ни странно, Петр праздновал победу голландцев и англичан над французами в сражении у мыса Ла-Хог. Эта победа вызвала у Петра такой энтузиазм, что он порывался отправиться в Голландию, чтобы служить под командой Вильгельма III. Все эти поступки вызывали немалое удивление иностранных послов — ведь Россия не числилась среди союзников Голландии в этой войне^[27].

Действительно, по какой причине Петр стал праздновать морские победы голландцев, называть себя шкипером, подписываться по-голландски («Piter») и по-голландски обращаться к своим друзьям («Min Her»)? Очевидно, Витсен и Виниус использовали увлечение царя плаванием под парусами, чтобы возбудить в Петре любовь к морю, к океанским кораблям и к далекой стране мореходов и купцов.

В 1693 году Петр вместе с Виниусом (и другими членами «кумпании») отправился в Архангельск, чтобы посмотреть на знаменитые голландские фрегаты и «флейты». Царь поднялся на борт одного из кораблей, устроил роскошный пир, богато одарил капитанов и вышел в море на своей яхте, чтобы проводить возвращавшуюся на Запад флотилию. Потом он приказал создать первую русскую эскадру: два корабля должно было построить в Архангельске, а флагманский 44-пушечный фрегат заказали в Голландии. Каковы были планы царя? «Полагают, что Его Величество, — писал капитан Сенебье, — хочет сделать попытку отыскать проход к Китаю или в Индию через Северный океан»^[28]. Оказывается, Петр собирался искать морской путь в Китай — как это предлагалось в проекте Витсена. И конечно, предназначенный для экспедиции флагманский фрегат был заказан именно Витсену, причем через посредство Лефорта, будущего капитана этого корабля (Лефорт был знаком с Витсеном еще со времен службы в Голландии). Петру предназначалась должность шкипера. «Все бояре, обыкновенно сопровождающие двор, примут в нем (в путешествии) участие, — писал Лефорт, — делаются большие приготовления и все поручено моему надзору»^[29]. Действительно, приготовления были впечатляющими: в Архангельск было отправлено тысяча ружей, две тысячи пудов пороха, пушки и другое снаряжение. Царя должны были сопровождать триста солдат бывших потешных, а теперь гвардейских, полков, которых намеревались включить в состав экипажей.

Поскольку предполагалось, что отлучка царя будет длительной, то Виниуса оставили в Москве: по своей должности он был обязан следить за событиями в стране и регулярно информировать обо всем Петра. Через Виниуса поддерживалась связь с Витсеном, который выступал в качестве консультанта готовившейся экспедиции. Пособием в постройке кораблей для экспедиции служила та самая книга Витсена — и Петр справлялся у автора о размерах судов и о других деталях судостроения.

Прибывшей в Архангельск экспедиции пришлось два месяца ждать опаздывавший к назначенному сроку флагманский фрегат. Быть может, Витсен задержал его специально, чтобы не подвергать Петра риску плавания во льдах. Петр проводил время на купеческих судах, ходил в костюме голландского моряка, представлялся шкипером, обнимался с капитанами и матросами и пил с ними крепкое голландское пиво. Случай помог ему оценить трудности северного мореплавания: в поездке на Соловецкие острова яхта Петра была застигнута бурей; путешественники уже причастились и ждали смерти, но лоцману чудом удалось ввести судно в гавань. Когда прибыл флагманский фрегат, выходить в дальнее плавание было уже поздно, и планировавшаяся экспедиция свелась к прогулке по Белому морю.

Впрочем, во время долгого ожидания в Архангельске у Петра появился другой план. «Говорят о каком-то путешествии в Казань и Астрахань, — писал Лефорт. — Может быть, оно будет предпринято через два года, впрочем, я буду всегда готов исполнить приказания… Весь наш флот состоит приблизительно из 24 кораблей и галер. На следующий год будут выстроены еще два больших корабля и две галеры, которые, с Божьей помощью, будут доставлены в Астрахань; они предназначаются для плавания по Каспийскому морю, в видах развития обширной торговли с Персиею… Я буду руководить всем этим предприятием… в звании генерала... Мой корабль будет… снабжен экипажем из опытных голландских матросов. Его Величество займет должность капитана; многие из бояр примут участие в экспедиции»^[30].

Конечно, эта идея была подсказана царю Витсеном и Виниусом: она содержалась в записке Витсена 1690 года. Голландцы сумели увлечь молодого царя своими идеями до такой степени, что он ходил в костюме голландского матроса и подписывался «sсhiper Piter». В народе говорили, что «царя подменили», — но не обязательно подменять царя телесно, достаточно войти в его душу. Молодой Петр был впечатлителен и внушаем, а опытные учителя умеют пользоваться этими свойствами неокрепших душ. Виниус одно время был учителем царевича Федора и перевел для своего ученика басни Эзопа. Теперь он учит Петра голландскому языку — и мы видим, что Петр не только превратился в голландского шкипера, но и демонстрирует знание басен Эзопа; в переписке с Виниусом он постоянно обращается к персонажам греческой мифологии. А через пять лет по возвращении из Голландии Петр вознамерится отправить на учебу в Голландию своего сына Алексея — и его воспитателем должен был стать Виниус^[31]. Что это, как не признание заслуг Виниуса в воспитании самого Петра?

Итак, в соответствии с проектом Витсена Петр собирался организовать экспедицию на Каспийское море «в видах развития обширной торговли с Персиею». Витсену была заказана галера, по образцу которой на Оке предполагалось построить целый галерный флот. Но галеры не годились для перевозки шелка — как предлагал в свое время Виниус, галеры нужны были для того, подняться до Индии по какой-то неведомой реке. Эта впадающая в Каспийское море река была изображена на карте Витсена^[32].

Однако в реальности поиски «реки в Индию» были отложены до 1710-х годов, а персидский поход Петра I состоялся лишь через 28 лет. Первым препятствием для осуществления «каспийского проекта» стала возобновившаяся война с Турцией. При организации первого Азовского похода на Виниуса была возложена задача обеспечения полков артиллерией путем закупки (через посредство Витсена) пушек в Голландии. Поход 1695 года закончился неудачей, и Петр понял, что без помощи флота турецкими крепостями не овладеть, — следовательно, галерный флот нужно строить не на Оке, а в Воронеже. Виниусу было приказано организовать доставку заказанной в Голландии галеры в Москву; по образцу этой галеры в селе Преображенском срубили части для других галер, которые отправляли в Воронеж, где осуществлялась сборка. Галерный флот сыграл решающую роль в кампании 1696 года; в конечном счете Азов был взят, и Петр поручил Виниусу организовать празднества в ознаменование победы. В триумфальном шествии Петр шел в костюме голландского капитана вслед за санями Лефорта — отчасти это было продолжением уже привычных потех, отчасти свидетельством странной заочной любви царя к далекой стране. Виниус стоял у триумфальной арки и в подражание античным поэтам декламировал стихи:

Генерал, адмирал! Морских всех сил глава,

Пришел, зрел, победил прегордого врага…^[33]

Некоторые историки называют Виниуса «идеологом» при молодом Петре^[34]. Переписка Петра и Виниуса во время Азовских походов и позже, в период Великого посольства, красноречиво говорит о характере их отношений. Виниус был «глазами и ушами» царя, и Петр пишет Виниусу намного чаще, чем другим корреспондентам. Это переписка закадычных друзей; в своих письмах к Виниусу царь выказывает крайнюю степень доверительности; он упоминает бытовые подробности, пишет о своих пирушках и о том, что им иногда сопутствовало. Вот например, письмо от 2 июля 1698 года: «На день святых апостол было нас гостей мужеска и женска пола больше 1000 ч. и были до света и беспрестанно употребляли тарара, тарара кругом, из которых иные и свадьбы сыграли в саду»^[35].

После взятия Азова встала задача создания флота для Азовского моря; нужны были мастера, чтобы строить корабли, и морские офицеры, чтобы командовать этими кораблями. Петр послал пятьдесят своих стольников учиться морскому делу за границу, а затем решил отправиться в Голландию со всей «кумпанией» под видом «Великого посольства». Посольство возглавлял Лефорт, а Петр ехал инкогнито, в качестве «бомбардира Петра Михайлова».

Зачем это нужно было Петру? Из описаний путешествия мы знаем, что Петр ехал в Голландию, чтобы научиться строить корабли. Это было его страстное увлечение, появившееся после знакомства с книгой Витсена. Он увлеченно, так, что «забывал о всем окружающем», строил корабли в Переяславле, а потом в Архангельске и Воронеже. Петр хотел научиться ремеслу корабельного мастера — и был настолько нетерпелив, что, подъехав к Рейну, бросил посольство, нанял маленькую лодку и пустился вниз по реке к верфям, даже не остановившись в голландской столице.

Петр наконец увидел верфи Заандама, о которых ему так много рассказывали. По берегам реки стояли сотни ветряных мельниц, которые приводили в движение лесопильные рамы и хитроумные подъемные механизмы. Все двигалось под воздействием удивительной механической силы, и мастера только направляли это движение, укладывая брусья в скелет корабля. Были и другие мельницы на маслодельных, бумажных, табачных, канатных фабриках — Петр с удивлением знакомился с этими производствами; на бумажной фабрике он «отлил такой образцовый лист бумаги, что никто другой не сумел бы сделать лучше»^[36].

Во время пребывания в Голландии Петр находился под опекой Витсена, который в то время был президентом могущественной Ост-Индской компании. Витсен составил для царя «культурную программу», предусматривавшую беседы с купцами, посещение порта, мануфактур, мастерских, музеев и лабораторий крупных ученых. Петр некоторое время изучал математику и навигацию у Альбертсона ван Дама, работал в мастерских инженера-механика ван дер Гейдена, побывал у изобретателя микроскопа Левенгука и в анатомическом театре профессора Рюйша, познакомился с архитектором Шейнфойтом и со знаменитым военным инженером ван Кегорном^[37]. Цель Витсена и Виниуса состояла в том, чтобы вызвать восхищение царя и приобщить его к голландской культуре, сделать из Петра «русского голландца». С этого времени в душе Петра поселилась мечта превратить Россию в Голландию — и главное: построить свой Амстердам, город кораблей, каналов и многоэтажных каменных зданий. «Пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию — Голландиею», — писал Н. М. Карамзин^[38].

 Когда Петр в составе «Великого посольства» прибыл в Голландию, то первое предложение, с которым обратилось посольство к Генеральным штатам, — это было предложение об организации шелковой торговли с Персией^[39]. Однако в качестве ответной услуги послы просили Штаты о помощи в войне с Турцией, а международное положение было таково, что Голландия была заинтересована в скорейшем окончании этой войны. При встрече с Петром (на которой присутствовал и Витсен) штатгальтер Вильгельм III уговаривал царя заключить мир с турками, и обещал свое содействие в получении Россией портов на Балтийском море. Таким образом, речь снова шла о прорыве «нарвского барьера» на пути шелковой торговли^[40].

Петр и раньше восторгался Вильгельмом III. «Я не нахожу достаточно сильных слов, чтобы выразить чувства восхищения и уважения, которые я питаю к Вашей священной особе», — говорил Петр на встрече^[41]. Рекомендации «священной особы» были приняты с готовностью к исполнению. Возвращаясь из поездки в Европу, царь встретился с польским королем Августом II и договорился с ним о совместных действиях против Швеции. Август II желал приобрести шведскую Лифляндию, а для Петра, писал король, «всего важнее открыть через Россию торговый путь между востоком и западом»^[42].

Витсен помог русским послам заключить мир с турками^[43], и в августе 1700 года армия Петра I двинулась к Нарве. Однако под Нарвой русские войска потерпели поражение, и война затянулась на двадцать лет. Обещавший поддержку Вильгельм III обманул Петра; Голландия осталась нейтральной, и экспорт оружия в Россию был запрещен. Однако Ост-Индская компания была государством в государстве, и Витсен всеми силами помогал Петру прорубить окно на Балтику. Корабли с оружием выходили из амстердамского порта по ночам; ящики с фузеями прятали в трюмах под балластным песком^[44]. За первые десять лет войны голландцы поставили в Россию 115 тысяч фузей, 40 тысяч пистолетов, 140 тысяч шпаг — русская армия воевала по большей части голландским оружием^[45]. Когда русские овладели Нотебургом и вышли к морю, Петр послал Витсену свой усыпанный бриллиантами портрет — а Витсен ответил царю горячими поздравлениями^[46].

Мираж «каспийского проекта» стоял перед глазами Петра I даже в разгар Северной войны. К тому времени Лефорт давно умер (как говорили — от пьянства); Виниус был пойман на отправке за границу шифрованных писем и утратил доверие царя. Но обещанные Витсеном миллионы рейхсталеров продолжали руководить действиями Петра. «Он говорил о намерении потом начать войну с Персией, — писал в 1710 году датский резидент Георг Грунд, — чтобы отнять у этого государства провинцию Гилян, расположенную на Каспийском море и отделенную от Персии большими горами… Тем самым он с лихвой возместил бы все расходы войны, ведь эта страна одного только шелка дает 3 тыс. тюков в год, а тюк продается в Амстердаме по цене до 800 ригсталеров…»^[47]

Экспедиции на Каспийское море и на поиски «реки в Индию» отправлялись одна за другой, а в 1719 году была отправлена первая экспедиция для розыскания морского пути в Китай. Прорубив окно на Балтику и заключив мир со шведами, Петр приступил к реализации «каспийского проекта». В 1723 году он направил войска в Персию и захватил провинцию Гилян. Голландским купцам было направлено приглашение открыть шелковую торговлю через Россию и обещана «всякая возможная помощь». Разрабатывались планы завоевания Закавказья, организовывались новые экспедиции по поиску дороги в Индию. «Петр был полон оптимизма, он считал, что стоит у ворот сокровищницы Азии»^[48].

Однако внезапно все кончилось. 28 января 1725 года Петр Великий умер.

И превратился в загадку русской истории.

Многие поколения историков пытались ответить на эту загадку, пытались понять, как это, почему Петр Великий совершал так много странных, необъяснимых поступков. И ответ был дипломатично уклончивым: мол, Петр был «пылким монархом с разгоряченным воображением». Да, конечно, многое объяснялось пылкостью Петра — но не только. Гораздо большее значение имела юношеская впечатлительность, подверженность внешним влияниям. Опытные «учителя» могли направлять увлечения молодого царя в нужное им русло, и они пользовались этим в своих интересах. Первым «учителем» был Лефорт; желая стать генералом и адмиралом, он открыл перед Петром мир удовольствий. Это кончилось «дебошами» «всепьянейшего собора» и пьяной смертью самого Лефорта. Вторым «учителем» был Виниус. Это был агент влияния, занимавшийся тайной перлюстрацией писем и работавший на тех, кто заплатит за информацию. Среди прочих ему платила Ост-Индская кампания, поэтому он продвигал идею «каспийского проекта». Он использовал увлечение Петра плаванием под парусами и направил его в сторону строительства кораблей. Под его влиянием Петр стал шкипером и корабельным плотником, а потом поехал в Голландию учиться плотницкому ремеслу. Кончилось это тем, что Виниус был разоблачен, но страсть к кораблям осталась у Петра на всю жизнь. Третьим «учителем» был Витсен. Целью главы Ост-Индской кампании была ликвидация «нарвского барьера» на пути транскаспийской торговли. Поначалу он влиял на Петра через Виниуса — и с помощью своих книг. Затем, в Голландии, он раскрыл перед Петром все великолепие западной цивилизации. Впечатление было столь сильным, что Петр «захотел сделать Россию — Голландиею». Но кончилось это тем, что, использовав авторитет Вильгельма III, Витсен обманом вовлек Россию в двадцатилетнюю разорительную войну со Швецией. Может быть, эта война была необходима России, но торопиться не следовало, нужно было лучше подготовиться — чтобы потом не пришлось снимать колокола с церквей.

Итак, разгадка заключается в том, что молодой Петр не был самостоятельным правителем, им в собственных интересах манипулировали некие остававшиеся в тени персоны. Но пылкий характер Петра преобразовал эти внешние импульсы в поведенческие крайности. У Петра не было никаких ограничителей: царственный отец давно умер, приставленные матерью воспитатели потакали его капризам, и он мчался по волнам без руля и ветрил. В итоге это выливалось в странные поступки, в дебоши «всепьянейшего собора», в работу плотником на верфях или стрижение боярских бород.

Строительство Петербурга тоже было странным поступком, потому что этот город — что бы ни говорили — не был «окном в Европу». После Полтавы в руках Петра были Рига и Ревель — большие порты, через которые и пошла русская торговля с Европой. Тем не менее, грезя воспоминаниями об амстердамских каналах и не считаясь с жертвами, Петр строил свой «новый Амстердам». Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не побито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала»^[49].

Реализация «каспийского проекта» также относится к числу странных поступков, совершенных под влиянием внешних сил. Этот проект был той тайной пружиной, которая через посредство царей и королей приводила в движение армии, флоты и миллионы простых людей. Какова же была его судьба?

Усмешка судьбы заключалась в том, что «каспийский проект» закончился ничем. В своих расчетах Петр и Витсен упустили маленькую деталь — малярию. Гилян был «малярийным болотом», и оккупировавший его русский «Низовой корпус» вымер от «вредительного воздуха». А потом к власти в Персии пришел могущественный Надир-шах, и императрица Анна Иоанновна сочла за лучшее вернуть Гилян персам. Таким образом, проект, двигавший Петром, Витсеном и огромными массами людей, оказался миражом. Миллионы рейхсталеров, «река в Индию» и поблескивавшие на горизонте сокровища Азии — это был фантом, растаявший в воздухе.

Витсен не дожил до этого момента истины; он умер в августе 1717 года. Петр I находился в это время в Голландии; он не сохранял инкогнито; во главе свиты в молчании он шел за гробом Витсена. Флаги были приспущены, и время от времени раздавались залпы орудий. Тысячи горожан в траурных одеждах стояли вдоль улицы и смотрели на могущественного монарха, который еще не догадывался, что провожает в последний путь свои мечты.