Пернатая речь

*  *  *

 

Я сорок лет брожу туда-сюда

Дороги жизни кофты шерстяные

Колючие сидят на проводах

Два ангела и смотрят вниз

Родные

Я задираю голову они

Не ангелы а голубь и синица

Смешали с крыльями мои земные дни

А ночи с небом нет теперь границы

И полилась небесная вода

За шиворот за пазуху Христову

Вот так отец я отдаю года

Пернатой речи ангельскому слову

 

 

Тыквенное пюре

 

Солнце, размазанное по щекам

конопатого мальчугана,

напоминает мне

тыквенное пюре, которое очень любила мама.

Мама!

Я пятнадцать лет называюсь этим жёлтым словом.

Семечки, посаженные в сердце, обрастают коростой памяти:

вот наша детская комната страха,

вот трёхколёсный велосипед «Пушок»,

бабушкины шершавые руки, гладящие по голове дворовую кошку.

Безвременье — это река с коричневым поплавком,

блестящим красным карасиком в эмалированном ведёрке,

тыквенное пюре и солнечные семечки,

похожие на моего терпеливого малыша.

 

 

*  *  *

 

— Ну, как же мне преодолеть тоску?

— Швыряй в окно, готовься к марш-броску,

Немытые тарелки сновидений.

Таков июнь, в нём Пушкин тёмный гений

И солнца свет, приставленный к виску.

 

Был ровен час, мы ели шаурму,

Хлебали квас и жили по уму,

Хотя подводит он, скажи, подводит?

Он говорит: «Подводит», я реву...

Смотри, смотри, вон Пушкин переходит

 

Дорогу между небом и землёй.

Вот рытвина становится змеёй,

А сердце — чудом, солнечным бобочком,

Влагай его зелёной пятерней,

Не в почву, нет, в онегинскую строчку.

 

 

*  *  *

 

Мать по квартире ходит с бадиком

Святая

        грузная

                 моя

Вот дожила до заскорузлости

До Божьего небытия

Мать по квартире как по озеру

Скользит в дырявой лодке дня

И сквозь пробоину серьёзную

Свет зачинает для меня

Цветёт метель и пахнет ладаном

В прихожей где дымит щиток

О Господи зачем нападали

Снега в наш милый закуток

Я тоже буду старой немощной

Холодной буду но живой

И так же с бадиком теперешним

Плыть по квартире снеговой

 

 

Два Николая

 

1.

 

Николай Михайлович Рубцов

Николай Михайлович Сырцов

Не прибавить больше не убавить

Можно только Боженьку прославить

Потому что синие глазницы

Николаев в душу проросли

К Рождеству две розовые птицы

Тихо оторвались от земли

И пошла пороша огневая

Жизнь моя как травка полевая

По оврагам матерных словес

Да по кромкам рек не зная броду

Я держалась но срывалась в воду

И вода несла мою свободу

Божьим словом был противовес

 

2.

 

Николай Сырцов любил машины

Николай Рубцов любил стихи

Я любила горние вершины

Где Господь зарницы и крушины

Подливал в надёжные мехи

Что теперь ты любишь разливая

По бокалам Божьи словеса

Синие снега степного края

Или вологодские леса

 

3.

 

Я люблю неведомое слово

То где есть народная душа

Разливное как весной полова

Горькое которым вопрошал

Сын отца

Давай наполним чашу

Снегом жизнью отчеством моим

Ведь не зря ты создал Николашу

Он едва не сделался святым

 

 

*  *  *

 

Ничего не нужно в феврале

Кроме сумерек да хлеба на столе

Кроме снега под крылом у птиц

Да отцовских голубых ресниц

Никого не тронет поцелуй

Хоть его в ботиночки обуй

И пусти по снежным мостовым

Всё пройдёт и с белых яблонь дым

Облетит и будет зимовать

Потому что брачная кровать

Не Прокрустова лежанка-дребедень

Ляг в неё и ты увидишь тень

Дерева наверное ольхи

Так идут к Иисусу пастухи

Так снега несут свой добрый крест

Так ветра меняются на Вест