На общем фото

Νανούρισμα^[1]

 

И кипяток забулькал в чайнике,

И смолк на полкуплете хор.

Вельможи и градоначальники

Попрятались в ущельях гор.

 

Отцы, собравшиеся парами,

В сад разошлись по одному.

И звёзды зрелые попадали

С небес, как смоквы на ветру.

 

И встали солнечные зайчики

Над аркой гулкого двора,

И закровавила болячкою

В воде колодезной луна.

 

И посрывали тряпки сволочи

Во тьме с верёвки бельевой,

И закричала мама в форточку:

Алёша, быстро спать домой!

 

Мне вечер слышится молитвою.

Ты отзвук слышишь далеко.

Желай отчаянно любви моей

И гнева бойся моего.ф

 

Замрёт без швов за шторой бежевой

Листва олив в саду моём,

Когда во сне тебя утешу я

Бесшумным медленным дождём.

 

 

 

 

Приговор

 

Глоток, и побежит по капиллярам.

Гул леса отзовётся Гаоляном.

На склоне заметённом припечёт,

И выглянет ладошка из-под наста.

Прошлёпает к воде подросток в ластах.

Уже пообещал! Ну что ещё?!

 

С фарфорового уползает блюда

Моллюск. Под вечер площадь малолюдна.

Ревёт не то герань, не то имам.

Старуха у подъезда ждёт кого-то.

Забыли, как дышать, на общем фото.

Неправда, мне не холодно! Ну, мам!

 

Не слышно, как ложится снег на крыши.

На инее окна глазок надышан.

Спасатель не торопится на крик.

Стремительно в стекле алеет солнце.

Ещё глоток, и из воды вернётся

Морщинистый, уродливый старик.

 

Он протянул весь день на каше манной,

За гаражами ржавыми обманут

Был сверстником развязным: сам дурак.

В саду Садко растренькался на гуслях.

О чём поет? О том, как затянулся

Последний день, не кончится никак.

 

 

Жатва

 

Ни одной не поймали сардины,

Утопили в пучине весло,

А ладью нашу на середину

Водоёма тогда отнесло.

 

Мой рыбак в суете растворился,

А ко мне за испугом пришли

Кадры фильма Шепитько Ларисы,

Полароидный снимок глуши.

 

Принесло вслед за облаком тучу,

И впустил я с прохладным дождём

Звуки грифеля, сена, шипучки,

Ароматы «рено» и «пежо».

 

Всплыли известь, кирпичные стены,

Гарь деревни и солнца удар,

Как стыдился я хилого тела,

Воробья за ассирий продал.

 

Всплыли шлягеры на дискотеке,

Белый танец и танец драже,

Все надежды, обиды, хотелки,

Одуванчик Петра Фаберже.

 

А когда скорый тронулся поезд

И пошла торопливо земля,

Я вожатого тенор: «Не бойся, —

сквозь помехи узнал, — Это я».

 

Гул неровный, пузырчатый, новый,

Словно в узком ущелье Аргун,

Словно с вышки десятиметровой

В пустоту за тобою шагнул,

 

Гул над берегом, озером, лодкой,

Над плотвой и уклейкой в стекле,

Надо мной, подростковой походкой

Без улова спешащим к тебе.

 

Горн под вечер найдётся в овраге,

И зальёт все царапины йод.

На линейке торжественной лагерь

Песню перед отбоем споёт.

 

 

Первый бой

 

За добро — надежда в грубом голосе,

На плацу замёрзшая вода.

Господи, меня всю ночь в автобусе

Ты зачем испытывал тогда?

 

Съехали с асфальта на обочину,

Зашуршал сухой травою луг.

Кто был заводилой разговорчивым,

Замолчал и стал тихоней вдруг.

 

Шутники, похабники и умники,

Письма счастья славшие домой,

Поначалу всматривались в сумерки,

Позже обрастали темнотой.

 

Высохший букет — затылки ёжиком,

Розовые уши, дуги спин.

Вышел страх из вспыхнувших, накрошенных

Облаков, вплотную подступил.

 

Льётся лес невидимыми листьями

Выгорает рощи старший класс.

В этой тьме запутанной, бессмысленной

Только смерть объединяет нас.

 

Мама, рана, родина, отечество,

С русской речи снятая печать.

За ничьё добро ответить нечем нам,

Мы и не умеем отвечать.

 

 

 

Альцгеймер

 

Из золота оба — олень в хлебных крошках,

Собака с обрубком хвоста.

Вдова в чужестранце по этой застёжке

Супруга узнает едва.

 

Олень вырывается снова и снова,

Рогатой тряся головой,

Из чащи, из складок плаща шерстяного,

Из пасти с кровавой слюной.

 

Из времени вырваться больше не смея,

Совсем побелевший с тех пор,

Неузнанным перед тобой Одиссеем

Стою, возвратившись на двор.

 

Опять ты, встречая больничное утро,

За мной повторяешь: Алёш, —

Как будто меня сквозь забвение смутно

В знакомых чертах узнаёшь.

 

Грустит Пенелопа в окошке больницы,

Заходятся волны опять.

И машет так долго, как будто боится,

Расставшись, навек потерять.

 

 

Истукан

 

Я забыл с пустырями родимый пейзаж,

Географию, Неман и Вислу.

В раж войти не успел, а уж вышел в тираж,

Запрещённой травой восклубился.

 

На открытку мою сквозь слезливый кисель,

Как на керенку, пялится тормоз.

Запускай, оператор, тоски карусель,

Начинай горемычный перформанс.

 

Расскажи, как умолк я на старости лет,

Как на полке не смог найти место,

Как навёл средь тетрадей и книг марафет,

Оказавшихся долей наследства.

 

Как контрольный диктант завалил годовой.

Как училки сопрано тревожно

Голосило тогда над моей головой

И добро не давала таможня.

 

Если б знал я ход времени, тайну вещей,

Хрупкость камня, бетона и стали,

Не стоял бы на площади в сером плаще

В майских сумерках над пьедестале.

 

 

 

Пилюля

 

В узкой форточке роща далёкая

И с надорванным облачком даль.

На балу у танцмейстера Йогеля

За невинной душой приударь.

 

Сам себя рассмеши и возрадуйся,

Разойдись на веселие весь.

Загадай продолжение праздника,

Катильон, па-дэ-шаль, полонез.

 

Зря, да зря, что ты, ангел, заладил мне.

Грусть-печаль славным вальсом развей.

Позови лучше старых приятелей,

Пригласи на ночь глядя друзей.

 

В штос спусти дом с отцовскими землями

И трёхлетний доход от земли.

И, не в силах прервать невезение,

Доиграй, до утра дотяни.

 

Снова инеем ивы подёрнет, а

Рощу выжгет рассвет изнутри.

Выпей, что ли, шампанского тёплого,

Кофейку не спеша отхлебни.

 

Хороводы снежинок над лужицей

Приведут и теплом наделят

Образ девочки в бежевом кружеве,

Чудаком посчитавшей тебя.

 

 

Поездка

 

Трёхдневный ливень смоет огород,

Следы веселья, торопливой кражи,

И эхо с опозданием вернёт

В пустую дачу всхлипы, вздохи, кашель.

 

Седой вдовец, сердечный инвалид,

Давно забывший про любовь и радость, —

Шагнёт на кухню, дверь не притворит

И в комнату пройдёт не разуваясь.

 

Как горько заскрипит дощатый пол...

Прошаркает разбитой вазы мимо

И зéркала, в котором сдвинут стол

И выпотрошен шкаф наполовину.

 

Тут нет вины, не надо отвечать

На старое письмо... Как жаль, что бросил

Курить, и обещал не начинать

Той, кто глядела вдаль, любила осень.

 

Она в печали светлой знала толк,

В такой прекрасной серости, как эта,

В которой так же гаснет огонёк

Заброшенной с террасы сигареты.

 

 

Записка

 

Птица с тёплым воздухом на ты.

На ветру отбросил полу китель.

Ключевую воду из трубы

Выдаёт в канистру опреснитель.

 

Время измеряют высотой,

Жарят карасей на постном масле.

В полдень наблюдают, как в сырой

Наволочке белый свет собрался.

 

Здесь я, здесь, где сутки семенят,

Где печален быт, а праздник скуден.

Как вам будет скучно без меня.

Как же вам хватать меня не будет.

 

Ты, кто закурил ещё одну,

Кто дыханье прячет в листьях вишни,

Наволочки помни пустоту,

Голос, за ограду отступивший.

 

 

Платон

 

Уха нет, и око утекло,

Но пенять на зеркало не надо,

Если с хрустом треснуло стекло,

Если шелушится амальгама.

 

Мне себя не разглядеть никак

В мальчике, напуганном изъяном.

Водит тюль по воздуху сквозняк,

В раме — стул с комодом деревянным.

 

Рыжий плащ на пугале дыряв,

Липа на обочине тениста.

Промелькнул, клубами пыль подняв,

Светлый призрак велосипедиста.

 

Поделится с кем теперь добром?

Москвичом, отцом, крутящим гайки,

В стёклышке зелёном, голубом,

Найденном тогда на влажной гальке.