Кабинет
Александр Кушнер

ПРЕКРАСНАЯ БЕЗДНА


Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году в Ленинграде. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Санкт-Петербурге.


Александр Кушнер

*

ПРЕКРАСНАЯ БЕЗДНА



* *

*


Не было б места ни страху, ни злобе,

Все б нам простились грехи,

Если бы там, за границей, в Европе,

Русские знали стихи.


Если б прочесть их по-русски сумели,

То говорили бы так:

Лермонтов снился в походной шинели

Мне, а потом — Пастернак!


Знаете, танки, подводные лодки,

Авианосцы не в счет.

Фет мимо рощи проехал в пролетке,

Блок постоял у ворот.


Май в самом деле бывает жестоким,

Гибельной белая ночь.

Разумом не остудить эти строки,

Временем не превозмочь.



* *

*


Говоришь, пустяк. Но так устроены

Мы, что мелочь сбить нас может с толку.

Чьим-то словом мы обеспокоены

Или чью-то вспомним недомолвку.


В очереди нас толкнула женщина

И не извинилась почему-то.

Показалось или померещилось,

Странная нашла на сердце смута.


Заметался голубь под колесами

И пятном распластанным остался.

Говоришь, что надо быть философом.

Мир не рухнул, космос не взорвался.


Но и Кант на лекции стал хмуриться

И сбиваться с мысли то и дело,

Потому что у студента пуговица

Кое-как на ниточке висела.



* *

*



Да, прекрасная затея,

Но какой кошмар кругом!

Не спросить ли Галилея

Ночью как-нибудь тайком,


Выбрав тихую тропинку —

Не парадные пути:

Может быть, пора в починку

Мирозданье отнести?


В нем какой-то непорядок,

Что-то надо подкрутить.

Звезды чувствуют упадок

И усталость, может быть?


Сколько слез! Ничто не мило.

Отвечает Галилей:

Боже мой, всегда так было!

Иногда еще страшней.




Сигнаги


Если я правильно помню, — Сигнаги —

Это грузинский такой городок.

Мне показалось: немало отваги

Надо, чтоб жить в нем: разверзлась у ног

Пропасть, по краю которой ходили

Местные жители.

Врубель бы им

Пририсовал черно-синие крылья,

Сном многогранным своим одержим.


Нынче я думаю: мне бы в Сигнаги

Стоило, может быть, съездить опять,

В горы — от плоскости невской и влаги,

Чтобы над пропастью той постоять

В блеске кремнистом ее, позолоте,

Рядом с ней яблоки зрели в саду,

И еще раз увидать на подходе

К старости бездну прекрасную ту.



* *

*



Ребенку нравится, что на земле живут

Не только люди — кошки тоже.

Собаки, голуби, вороны тут как тут,

А в зоопарк его однажды приведут —

Ах, зебры, как они на вымысел похожи!


Ребенку кажется, что он — один из них,

Хвостатых, сумчатых, крылатых, полосатых,

Зубастых, в войлочных нарядах, в шерстяных,

Он видит родственников в них, друзей своих,

А не отверженных, судьбой в тиски зажатых.


В их равноправие с ним свято верит он,

Что уважения они достойны, ласки

И не глупей его. Смотри, как важен слон!

А волк у проруби лисицей посрамлен,

И все — участники одной волшебной сказки.




Средневековье


В школе мне очень не нравилось средневековье.

Плох был учитель и скучен учебник — тоска!

Пытки, и казни, и все было залито кровью,

И по Европе, как банды, бродили войска.


Сумрачно, холодно, ветрено, пыльно, жестоко.

Ни процветания, ни просвещения нет.

Хоть бы сказал кто-нибудь мне, что веточку дрока

Желтую к шлему прикалывал Плантагенет!


Хоть бы витраж показали лимонно-багровый,

Хоть бы скульптурный, похожий на заросли ряд,

Где Добродетель и Мудрость не слишком суровы

И на ребенка с туманной надеждой глядят.


Нет же, лишь дикость. И разум в железных оковах.

Да и в войне что они понимали? Ни бомб,

Ни пулеметов. И карточек нет продуктовых,

И эшелонов… Мой тихий, мой детский апломб!




* *

*



Я читал об идее бессмертия у этрусков,

Эволюции их представления о загробной

Жизни, как постепенно из солнечной стала тусклой,

Стала мрачной, безрадостной и нежизнеспособной.



А сначала на стенах гробницы пиры писали

Желтой краской и красной в саду, под открытым небом,

Или танцы под музыку — и никакой печали,

И еще кладовые там были с вином и хлебом.


И домашняя утварь, включавшая стол и кресло,

И скамеечка рядом для ног — надо жить комфортно!

А потом это всё, к сожаленью, ушло, исчезло,

Всё, что так примиряло с гробницею, было стерто.


Никаких развлечений и танцев на фоне сада,

Только в траурном шествии вдаль потянулись тени.

Может быть, что-то поняли? Может быть, так и надо?

Без цветочков и птиц, без иллюзий и утешений.



* *

*



Прошла собака — и следы

От лап остались на бетоне

Сыром — теперь их видишь ты

На плитах, словно на ладони.


Не знаю, есть ли мир иной?

Смотри, как незамысловато

Ее бессмертье! В летний зной

Тащилась нехотя куда-то


Или бежала со всех ног,

И каждой лапы отпечаток

Похож на высохший цветок, —

Такой нечаянный остаток.



* *

*



Может быть, кажется этим дубам и кленам,

Липам и вязам, что люди им только снятся:

Свойственно людям во мраке тонуть зеленом,

Под шелестящей завесой уединяться

Или, присев на скамейку на солнцепеке,

Щеки лучам подставлять после зимней стужи.

Любят они и кустарник ветвисторогий,

Даже задумавшись, ловко обходят лужи,

К ним привыкаешь, в аллеях они гуляют

Десять лет, двадцать, им нравится блеск и тени,

Но непременно куда-то вдруг пропадают,

Были — и нет, наподобие сновидений.

Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация