ВЕРНОН КРЕСС. Зекамерон XX века.

ВЕРНОН КРЕСС. Зекамерон XX века. Роман. М. “Художественная литература”. 1992. 429 стр.

Перед нами книга бывшего з е к а, чье имя, выставленное на обложке, звучит не менее экзотически, чем название книги. В выходных данных читаем подлинное имя автора — Петр Зигмундович Демант, что само по себе интригует, но ничего не проясняет. Биографическая справка, увы, отсутствует. В аннотации читаем: “Автор — австриец по национальности, видит Колыму как бы со стороны, изумленными глазами выходца из Западной Европы”. И это все? Да, это все. Недоумение не проходит: как можно смотреть на Колыму “со стороны”, буду-чи колымским зеком? Вопрос не только риторический. Но оставим злосчастную аннотацию. Отсутствующие биографиче-ские данные можно восстановить по предисловию Лидии Графовой к двум рассказам Вернона Кресса в “Литературной России” (1989, № 23). Не берусь точно сказать, была ли это первая его публикация, но именно тогда я впервые услышал это писательское имя. И тогда же запомнил его. Итак. Петер Демант. Родился в 1918 году в семье австрийского офицера (значит, только что отметил свое семидесятипятилетие). Детские годы прошли на Буковине. Окончил там немецкую гимназию, учился в Чехословакии, потом в Ахенском технологическом институте. В 1940 году Буковина стала советской, а Петер Демант оказался советским гражданином. Работал в Черновицком краеведческом музее. Перед войной был арестован. Как бы за национальность — австрийский шпион. Провел тринадцать лет в лагерях. После освобождения долго жил на Колыме, не в силах оторваться от пережитого.

“Зекамерон XX века” был написан в 1969 — 1971 годах. Но рукопись, рассказывает В. Кресс, пришлось на много лет положить в тайник, подальше от назойливых визитеров (безо всякого ордера, уточняет автор). Десять лет спустя вроде бы появилась надежда на публикацию, но, увы, преждевременная. “А сегодня... — пишет В. Кресс, — читатель настолько подготовлен, что может обойтись без объяснения слов “кум”, “БУР” или “сексот”...”

Конечно, “Зекамерон XX века” вовсе не роман, как обозначено в выходных данных, что, впрочем, не умаляет его достоинств. Это книга, точнее, три книги рассказов, расположенных в хронологическом порядке. Рассказов в буквальном смысле слова, от глагола р а с с к а-з ы в а т ь. Рассказывать о чем-либо, о ком-либо. О послевоенной Колыме. О товарищах по заключению. О лагерной работе. Не испытывая особенной любви к соцреализму, я тем не менее люблю читать о том, к а к люди работают. К а к добывают золото на Колыме (чему в книге В. Кресса посвящено немало ин-тересных страниц). Или хотя бы о том, к а к варят чифир. Если у Варлама Шаламова, которого Кресс встречал на Колыме, лагерь — своего рода антижизнь, отрицательный опыт, то в “Зекамероне...” лагерь т о ж е жизнь, часть жизни. Тут “Зекамерон...” чем-то близок лагерной книге Евгения Федорова “Жареный петух” (см. о ней рецензию Ю. Шрейдера в “Новом мире”, 1993, № 3); правда, у Е. Федорова — великолепная художественная проза, а В. Кресс пишет на первый взгляд бедно, почти без “художества”. Он никого не хочет напугать. “Мое состояние было типичным для лагерных придурков, в которые я ненадолго попал по воле судьбы”, — откровенно пишет В. Кресс. У меня же создалось впечатление, возможно ошибочное, что на протяжении всей книги он то и дело переходит с одной должности лагерного придурка на другую (если это не так, приношу писателю свои извинения). “Мы жили спокойно, сыто и сравнительно свободно”, — начинает он рассказ о жизни на перевалочной базе, и эта простая фраза поначалу даже ошарашивает своей неожиданностью, непредсказуемостью. “Для меня началась очень беспокойная, но интересная жизнь”, — рассказывает он о том, как стал маркшейдером с цейсовским теодолитом. Интересная жизнь. Каково? Но ведь и “Зекамерон...” об этом: всюду жизнь. В предисловии автор как бы извиняется за присутствие в книге своеобразного “колымского юмора” и даже духа “швейкиады”. Можно сказать, что если Шаламов пишет о том, как человек в лагере разлагается и погибает, то Вернон Кресс пишет о том, как человек в лагере живет и как — разными способами — выживает. И даже доживает “до счастливого конца” (его подлинное выражение).

Будем честны: после “Колымских рассказов” и “Архипелага ГУЛАГ” книга Вернона Кресса, к тому же запоздавшая на пути к читателю, вряд ли кого-нибудь потрясет. Хотя кто знает. Она, вероятно, будет воспринята как еще одна лагерная книга. Достойная, но именно еще одна. А у кого-то даже вызовет раздражение: ну сколько можно об этом? Я же думаю так: все написанное очевидцами о ГУЛАГе имеет право быть напечатанным. И постепенно должно быть напечатано. Это звучит слишком категорично и вряд ли выполнимо. Но императив должен быть именно таким.