Журнал №3 2011

Анонс

Анонс мартовского (№ 3) номера журнала «Новый мир»

ПРОЗА

Андрей Краснящих. Антроположик. Главы из романа

Из новой украинской прозы. Точнее, русско-украинской – харьковский прозаик Краснящих пишет по-русски, но без обстоятельной литературной меланхоличности (пусть и надрывной), пишет с чисто украинским драйвом и интеллектуальным лукавством, и у него есть право в качестве эпиграфа к одной из глав (а можно и ко всему роману) поставить фразу  «И одиннадцатая заповедь: не путать искренность с глупостью». Краснящих не путает. В отличие от его «аванградной» прозы в книге «Парк культуры и отдыха» (Харьков, 2008) новый текст его как бы прост и прозрачен – повествование о собственном детстве (80-е годы), только детство здесь условное, то, которое длится до старости. Детство здесь – зеркало, в которое смотрится зрелый человек, выявляя в себе то, из чего состоит он сегодняшний, и – поскольку пишет, действительно, художник – из чего состоит его время.

Цитаты:

«Скажи, моя страна… впрочем, нет, не надо, молчи как молчала, я всё сделаю сам, за тебя: когда ты была маленьким узбекским мальчиком, ты заготавливала хлопок, когда плохим узбекским мальчиком — коноплю, а что ты делала, что заготавливала, когда была мной — хорошим плохим русско-украинским мальчиком в Украине? Горох — подсказывает память, кукурузу — добавляет она же, и ещё раз, уже неизвестно кому, — кукуруза. Память, память, спасибо тебе большое, что ты ещё помнишь о той кукурузе, о белых, маленьких, отвратительных на вкус, недозрелых початках, за которыми надо было переться с соседскими пацанами по самому солнцепёку на колхозное поле, чтобы — дай тебе бог здоровья, моя страна, счастья и здоровья — не столько есть, сколько надкусывать, и не столько надкусывать, сколько выплёвывать. Если б не эта святая животная обязанность — пожирать свою добычу прямо на месте, не задумываясь ни о чём, и менее всего — о последствиях — может быть, всё так бы и продолжалось, как продолжалось, и я бы до сих пор так и ходил с соседскими пацанами на наше не такое уж и колхозное поле за нашей кукурузой (горох — отдельная песня, ей нужно посвящать отдельную книгу) — чем не способ жизневремяпрепровождения? Многие из наших — я говорю «наших», потому что не знаю, как их теперь называть, — и посегодня ищут и находят себя исключительно в этом — в бесплатной еде, добытой собственными руками на чужом столе, в этом нет ничего такого, кроме тошноты, обычной, человеческой, ничуть не экзистенциальной тошноты, и убей меня бог, если я морализирую, выражаюсь фигурально или вообще говорю неправду — чужая еда с чужого стола, пусть и добытая собственными руками, всегда немного недоварена или немного пережарена, потому что другою чужая еда не бывает.»

«Меня легко купить, но очень тяжело продать, почти невозможно. Не веришь — можешь попробовать. Гвозди делать из меня нельзя — пойду трещинками, разобьюсь, рассыплюсь на осколки. Но из меня можно сделать что-нибудь менее надёжное, более ненужное. То, для чего не требуется общая идея. Я обидчив и легко раним, я непреклонен и всегда добьюсь своего, смотри на меня, не смотри. Когда в третьем или не в третьем классе мы заполняли друг другу сложенные из тонких тетрадей треугольником альбомы друзей, то вопрос, в какую другую эпоху ты хотел бы жить (пик популярности — революция и Гражданская война, второе место — что-нибудь из Средневековья, пожалуйста; ну а за ними — первая половина XIX века, не позднее Пушкина), оставлял меня без ответа: других эпох не существовало. Разве что во снах, и то, если они запоминались. Удивите меня — и я вас удивлю, а просто так фантазировать я могу и дома.

Когда ты везде ищешь (и не находишь) сюжет, мир идей оставляет тебя равнодушным (и значит, незрелым). Безыдейность, беспринципность всегда спасали меня от фанатизма: моё имя Андрей, разве этого недостаточно? А то, что родители хотели назвать меня Серёжей или Алёшей, то это не моё дело, а дело моих родителей.»

Саша Денисова. Конфета. Рассказы

Повествование в рассказах «Свеча», где «Свеча» - это название кафе в старинном швейцарском городе, в котором (кафе) повествователь, известный московский актер прилетевший на новый год к другу, чья актерская судьба сложилась только здесь, встречает девушку, прилетевшую на каникулы со своим другом-искусствоведом. Вариант «Фиесты», только сегодняшней и зимней по-европейски - снег, замок, свечи., тягостное бессилие повествователя, оказавшегося не готовым к встрече с такой девушкой, вмешательство друга-актера, делающего любовный треугольник сложно и драматично выстроенным «четвероугольником».  А также несколько «московских» рассказов, написанной в такой же тональности.

Цитата: «Зайцева уже прожгла бенгальскими огнями колготки и делала попытки влюбиться в разных проходящих людей.

Мы чуть поели, немного потанцевали, много выпили. Героев все не было. Зато было полно коллег.

В полдесятого грянул «Мумий Тролль». Все ошалели, мы с Зайцевой обнимались и прыгали от счастья. Она потрогала майку на охраннике, тот посмотрел на нее свирепо. «А присесть вы не можете? А то не видно», — вежливо попросила Зайцева. Я напрыгалась и подумала, что надо выпить воды, зашла за барную стойку. Там сидел молодой человек в вязаной кофте. Он был растрепан и пил водку. Он спросил:

- Вам нравится «Мумий Тролль»?

Я подумала – ну начинается.»

Игорь Савельев. Юнги Северного флота. Маленькая повесть

Психологическая проза про первое – в тридцать лет - подведение итогов, спровоцированное острым ощущением героя убывания жизненной энергии. То есть попытка разобраться в том, чем и кем ты крепишься к жизни (у героя маленький сын, которого воспитывает он в тягостном ожидании возможного расставания с ним; друзья, вернее, отсутствие оных, определяющее, скажем, его внутреннюю зависимость от единственного, вдруг вернувшегося в его жизнь старого друга, а также множество воспоминаний о том, как совсем, казалось бы,  недавно был молодым, окруженным людьми,  и жизнь вокруг казалась плотной, перенасыщенной).   

Вальдемар Вебер. Очки Шуберта. Рассказы

Два рассказа, действие которых протекает в районном городке, которые в конце пятидесятых имели неформальный статус «сто-первых», то есть расположенных за сто километров от Москвы, где разрешалось селиться  гражданам страны, «пораженным в правах» и находящимся на «спецучете», то есть бывшим заключенным, ссыльным и т. д. Героями рассказов Вебера стали этнические немцы – рабочий военнопленный и учительница музыки, вернувшаяся из лагеря. 

СТИХИ

Подборки стихотворений Юрия Кублановского «Фатум», Бахыта Кенжеева «Не спи, не спи», Дмитрия Сарабьянова «Принят, а не отвержен», 

Александра Кушнера «Другой дороги»

(Переодеваний не любил,

Театральных игр и маскарадов,

Ни румян, ни сажи, ни белил,

Девичьих на мальчиках нарядов,

Пиджаков на девичьих плечах,

Колпаков картонных и бумажных,

Рук в перчатках, танцев при свечах;

Почему-то стыдно было, страшно.

А еще доспехов и зеркал,

А еще позёрства и притворства.

Потому я и не театрал,

Не упрямство это, не упорство,

А какой-то в самом деле страх,

В самом деле некая стыдливость,

Словно кто-то прячется впотьмах –

И боюсь попасть к нему в немилость.),

Натальи Бельченко «В сердцевине покоя»

(Когда всё, что больше,

Берет в оборот,

Как осень, к примеру,

И силы даёт

Себя не беречь,

Ведь отмерен с запасом

И памятью небереженью обязан, –

Идешь напрямую, забыв про тупик,

А там обязательно будет родник:

В нем – имя второе,

И листья, и хвоя,

Заждавшиеся в сердцевине покоя.)

ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА

Сергей Беляков. Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями

Материалом для размышлений на тему национальных менталитетов стал подробнейший и выразительнейший документ: дневники сына Цветаевой Георгия (Мура), который, вернувшись подростком из Франции в СССР, пытался разрешить мучительный для него вопрос: кто он - русский или француз. Драматичность этого процесса определялась крайне двусмысленным в той общественно-политической ситуации положением его семьи (отец – просоветски настроенный и деятельный участник акций, проводившихся ГПУ в Европе, а затем, по возращению на родину, расстрелянный как враг народа; мать, великая русская поэтесса, сознающая свой статус, но ощущающаяся себя изгоем) и историческим моментом – канун и начало войны с Германией, которую он привык уважать. Подростка, а потом юношу Эфрона бросало от подчеркнутого верноподданичества до брезгливого отношения ко всему русско-советскому. .                                                                       

ОПЫТЫ

Сергей Боровиков. В русском жанре – 40

«В дымке лет хрущевская эпоха выглядит по сравнению со сталинской оттепельной и вегетарианской, и это справедливо. Хотя и сажали, и расстреливали (Новочеркасск), и казнили беззаконно (валютчики), и отправляли «для пользы дела» на верную смерть военных (Семипалатинск, Новая земля), и мировую войну чуть не развязали, и много чего еще нехорошего. Но и впрямь массовых посадок и казней не стало.

Я же сейчас про то отличие времен Усатого и Кукурузника, про которое мне еще не встречалось напоминаний. То есть они встречаются, но не аналитические, а скорее ностальгические, как в кинофильме «Москва слезам не верит», где комсомольский патруль останавливает обнимающуюся парочку: «Вы где находитесь?!»

Я о том небывалом вмешательстве общественности в частную жизнь граждан, которое возникло и расцвело пышным цветом именно при Никите и увяло при Брежневе. Если таковое вмешательство и было в 20-е годы, то оно носило классовый, социальный и политический характер – следили, чтобы не крестили детей в церкви, не держали икон, не пели что-нибудь царское.

Теперь же в обществе, семимильными шагами семилетки несущемся к социализму, стали возникать такие прелестные инструменты вмешательства в частную жизнь, как товарищеские суды, народные дружины, прикрепление передовых к отстающим – на производстве, в институтах и даже школах. …»

«Леонид Леонов в старости сказал, что Есенин неразумно распорядился своим талантом.

Стоило доживать до глубокой старости, чтобы так и не понять, что есенинское – для всех и навсегда, а его многостраничные романы – для немногих и ненадолго.»

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Ирина Роднянская. Новое свидетельство. Духовная поэзия. Россия. Конец XX - начало XXI века.

«Религиозный подъем в современной России… - кто не сомневался в его наличии? Множество  восстановленных или  новых храмов и монастырей? - но Бог не в бревнах, а в ребрах. Властные особы на торжественных богослужениях? – но меткий на слово народ их скопом зовет «подсвечниками» (пусть и не исключено, что хоть чья-то свеча теплится вместе с молитвой). Храмы многолюдны? - но по наибольшим праздникам, в силу обрядоверия, а так-то не больше 4 - 6% церковных христиан, не говоря уж о мусульманах и иудеях, чаще всего просто отдающих долг наследственной идентичности. Авторитет Церкви? – под его, пока подтверждаемой опросами, оболочкой таятся внутренний раскол и, нередко, компрометирующая политизированность. Так – подъем или упадок?

Я бы ответила: духовная тревога. …»

Окончание статьи Роднянской в следующем номере.

Александр Жолковский. О темных местах текста. К проблеме реального комментирования           

Стремительность нашего времени еще и в том, как быстро и неузнаваемо меняется мир вокруг нас, когда эпохи вполне укладываются в несколько десятилетий, превращая само собой разумеющееся в сознании одного поколения в экзотическую, часто недостижимую для поколений последующих архаику. Что, в свою очередь, способно закрыть для широкого читателя содержание как бы простого, но написанного тридцать-пятьдесят лет назад текста. Даже сам Жолковский, более чем эрудированный человек, оказался в затруднении, читая, например, описания пляжного ритуала Рижском взморье в начале ХХ века, которое содержат тексты Кузмина или Блока (загадочным для нынешнего читателя является упоминание кибиток в воде, которые, оказывается, выполняли функцию купальных кабинок на мелководье). То есть течение времени усложняет и, отчасти, меняет содержание работы комментаторов художественных текстов даже относительно недавнего прошлого – о б этом статья.

РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ

Кирилл Корчагин «Чтобы все было понятно» - о книге: Введенский  А.  И. Всё. М., «ОГИ», 2010, 736 стр.

Кирилл Гликман. Неописуемые девяностые  - о книге: Антон Уткин. Крепость сомнения. М., «Астрель», «АСТ», «Полиграфиздат», 2010, 508 стр.

Марианна Ионова. Невещественные доказательства. – о книге: Дмитрий  Бак. Улики. М., «Время», 2011, 192 стр.                

Юрий Орлицкий. Коллекционеры и культуртрегеры - о книге:  В.  Э. Молодяков. Валерий Брюсов. Биография. СПб., «Вита Нова», 2010, 222 стр. («Жизнеописания»).

Книжная полка Павла Крючкова

А. П. Чехов. Остров Сахалин. (Из путевых записок). Владивосток – Южно-Сахалинск, «Рубеж», 2010, т. 1, 352 стр.

М. С. Высоков. Комментарий к книге А. П. Чехова «Остров Сахалин». Владивосток – Южно-Сахалинск, «Рубеж», 2010, т. 2, 848 стр.

 «…красив и оригинален…» Сахалинский пейзаж в книге А. П. Чехова «Остров Сахалин». Южно-Сахалинск, «Рубеж», 2010, 128 стр.

Чеховский Сахалин. Южно-Сахалинск. Издание Агентства по культуре Сахалинской области, 2010, 58 стр.

Сахалинский Париж 1881 – 1947. Издание Агентства по культуре Сахалинской области и Архивного агентства Сахалинской области, 2010, 28 стр.

Старый Сахалин (сброшюрованный комплект открыток). Южно-Сахалинск, 2010, 30 стр.

Н. П. Матвеев. Краткий исторический очерк г. Владивостока. Владивосток, «Альманах (1)Рубеж(2)», 2010, 480 стр. (Библиотека альманаха «Рубеж».)

Николай Байков. Великий Ван. Собрание. «Великий Ван»: повесть. «Черный капитан»: роман. Владивосток, «Альманах (1)Рубеж(2)», 2009, 528 стр.

Валентина Синкевич. Мои встречи: русская литература Америки. Владивосток, «Альманах (1)Рубеж(2)», 2010, 384 стр.

Вячеслав Казакевич. Сердце-корабль. Избранные стихотворения. Владивосток. «Альманах (1)Рубеж(2)», 2010, 132 стр. (серия «Линия прилива»).

Геннадий Лысенко. Счастье наизнанку. Избранные стихотворения. Владивосток, «Альманах (1)Рубеж(2)», 2010, 192 стр. (серия «Линия прилива»).

А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Избранная лирика. Перевод на французский язык Н. В. Насакиной. М., Издательский Дом Тончу; Журнал «Наше наследие», 2010, 208 стр.

Дмитрий Шеваров. Добрые лица. Книга портретов. М., «Феория», 2010, 496 стр.

Владимир Губайловский: Наука будущего

О рациональном прогнозировании

«Я попробую описать несколько методов прогнозирования будущего, которые если и не все являются строго научными, но являются рациональными (в отличие от разглядывания кофейной гущи или астрологии – насколько подобные методы надежны я судить не берусь).

Методы, о которых пойдет речь в этой колонке, можно достаточно условно разделить на два широких класса – объективные и субъективные. …»

Библиографические листки. Книги (составитель С. Костырко). Периодика (составители А. Василевский, П. Крючков)