СТИХИ
Юрий Кублановский «Трофейный шелест»
Историческое чувство в стихотворениях Юрия Кублановского – живое и всепроникающее, позволяющее многим пространствам и временным эпохам существовать одновременно. Кажется, что сознание этого поэта вмещает не один-единственный, пусть и богатый «космос», но целую череду вселенных, наследующих одна другой, – будь то русские просторы, откликающиеся своей певучестью или согревающая душу Сицилия. Или же – продолжим перечисление – далекая Персия, «летейские хляби», а то и «божий военкомат»… Все собирается здесь в единое целое, каждый осколок которого неповторим. Так поэтически-тревожно воплощается волнующее понятие, вернее всего обозначаемое как сердце России.
Запотевают с утра очки.
Значит, дышат мои зрачки
неровно
к волнистой дали
жизни, оставшейся за кормой,
где в одиночку, потом с тобой
мыслили и страдали.
Когда ты стриженой головой
клонилась мне на плечо порой,
листву ветра за окном трепали.
Из несусветного далека
струится между миров река
по-русски Волга, по-святцам Лета.
Дремал у зыбей ее, пока
не разбудила меня строка
впервые
на рубежах рассвета.
Владимир Салимон «На черный день»
Мелодика стихотворений Владимира Салимона по-пушкински легка, но в эту легкость облечены десятилетия жизненного опыта и серьезных философских размышлений о времени. Вернее сказать – о Времени. А еще (и это остается постоянной рефлексией поэта) – о духовной наполненности природы и разлитой в воздухе божественной мудрости, являющей себя в обыденном и малом.
Осинник редкий за рекой
вдруг вспыхнет – ждать совсем недолго, –
и ты мне скажешь: – Цвет такой
быть может разве у Ван Гога.
Ему Господь дал редкий шанс
рискнуть переиграть природу,
и он свой написал Прованс
воображению в угоду.
Но тут иное дело.
Тут
природа лишь на вид сурова –
тяжел ей осени хомут,
она ждет ласкового слова.
Не потому ли солнца луч
последнюю поставил точку,
не припечатав, как сургуч,
а только нежно чмокнув в щечку.
Юрий Ряшенцев «Случайная закладка»
Каждая подборка Юрия Ряшенцева радует изощренным мастерством слова и тонким обращением с посылаемой поэту музыкой. За этими стихотворными новеллами и этюдами раскрывается богатая судьба, полная размышлений, бесконечного подведения итогов, воспоминаний о юности и детстве. Примечательна ненавязчивая тяга поэта – поскорее поделиться духовным и душевным опытом с верным читателем. Целая жизнь и цельная душа.
На скупом огне скворчит коврига.
Лист капустный плавает в борще…
Чем талантливее и правдивей книга,
тем ясней: написана вотще.
Жизнь идет. И поклоненье быту
и подвал объемлет, и чердак.
Страсть и гнев не ровня аппетиту.
Хорошо иль нет, но это так.
И в часы дневного распорядка
со страницы с умной запятой
вылетай, случайная закладка,
как сестра капустницы простой.
Варвара Заборцева «Андельская область»
Эти стихотворения словно бы сбрызнуты какой-то особенной живой водою. Конечно же, северной. Земное здесь окликает небесное, детство отражается в старости и наоборот. Ангелы легко превращаются в «анделов», вот и место обетованное оказывается самой что ни на есть Андельской областью. Долгожданным «гением места» становятся поэзия Заборцевой, не умеющая разделять мир человеческий и небесный: все здесь одухотворено и пронизано Божьим светом. И люди-человеки оказываются здесь единой семьей, – пусть и рассыпающейся подчас на осколки.
Пересохла река.
Делай с руслом безликим что хочешь,
Осуши берега, перейди ее, переступи,
Походи по воде без воды, что до одури синяя
Приходила в дома – видно, так и осталась в щелях.
Рыжий пес у реки.
Нет воды, но отчаянно тянется,
Просто глупый, не знал, что бывает река без воды.
Посиди у реки, за лугами дожди собираются.
За поточной водой, видно, вместе мы будем стоять.
Боже, помнишь суда?
Пароходную музыку, танцы,
Мы не жили тогда, но река оживала весной.
Еле помню живой нашу реку, но, кажется, тоже
Отпускаю к реке без воды пересохший язык.
ПРОЗА
Владимир Березин «Уранотипия» (фотография иерусалима)
Роман
История непростых взаимоотношений Руси/России и Востока тянется еще с русского средневековья, с очень давних эпох. Два совершенно разных мира – что они понимают друг о друге? Что чувствуют? Русские едут на Восток – в Палестину ли, в Египет или еще куда-то – за некой легендой, мифом, но и для людей Востока северные края – не меньшая загадка. Но обе стороны идут сквозь жизнь в некоем поиске – поиске тайны Времени, сути человеческого (и вообще Земного) бытия и главное – в поиске Бога – через святые места, через язык каменных храмов, через аскезу монашеских пещер и отшельничества. И, конечно же, через Смерть.
Он опишет русское небо таким, какое оно должно быть, а не то, что видит перед собой изможденный и усталый человек, загадочных птиц, что живут в этом небе и управляют ветрами и дождями, и самая главная книга будет посвящена русскому времени, которое то замерзает, то тает, то останавливается, то идет вспять, а иногда несется вскачь.
Монастырь, при котором обретался Христофор, жил по солнечным часам, оттого летние и зимние службы шли по-разному. Если часы были бы одинаковы, то жизнь была бы призвана к абстрактному числу, а не к данному Господом свету. Московиты выбирали время, как когда-то веру, но, выбрав, обнаружили, что после больших потрясений в нем накопились ошибки. Да такие, что даже солнечные часы стали то отставать, то спешить. В московском времени вышел разлад оттого, что люди, когда лгут или страдают, плохо следят за своим временем.
Кторов смотрел в лицо Масленицы и вдруг увидел, что оно приобрело странные, совершенно человеческие черты. Прекрасная женщина стояла по колено в пламени, и огонь поднимался все выше. <…>
Масленица строго смотрела ему в лицо, и глаза ее были печальны. Кторов видел, что она все знает и что будут войны. Многие умрут, мир продолжится без них, и никто не пожалеет убитых. Потом придут новые войны, такие же бессмысленные, и снова будет бушевать пламя.
Вл. Новиков «1924»
Филологическая проза
Люди трепетно относятся к той или иной дате, тому или иному временному промежутку, определяющемуся четырьмя цифрами года. 1924 год в этом отношении – год особенный, «это номер целой симфонии»: в этом году умер Ленин, родились новые гениальные стихи, вышла главная книга Юрия Тынянова «Проблема стихотворного языка» и была опубликована статья Михаила Бахтина «Проблема содержания, материала и формы», а еще появилось на свет целое поколение будущих писателей-фронтовиков – в их числе Юрий Бондарев, Борис Васильев, Василь Быков, Булат Окуджава… Вниманию читателя – эссе, посвященное этому интересному и знаковому для двадцатого столетия году.
Сочетание четырех цифр, означающих год, – живое существо. Говорящее. Порой даже поющее – чаще грустно, чем весело. Иной раз и плачущее. Это культурный иероглиф. Достаточно его начертать, чтобы хлынул поток смыслов и эмоций.
Это ноты истории. Иногда двойные или тройные. <…>
Разные есть хронологические символы. Например, в годы, кончающиеся на две девятки, рождались провозвестники наступающего века: полгода прожил в восемнадцатом столетии тот, кто в веке девятнадцатом стал «нашим всем». А в 1899 году родились два новатора, два эстетических лидера прозы ХХ века <…>
Что же касается цифры 1924, то это номер целой симфонии. Ее стоит разыгрывать не спеша, вслушиваясь в каждый звук.
Надежда Горлова «Цветочный гном»
Рассказ
В детстве так легко и безоговорочно верится в сказку – даже в то, что однажды перед тобой появится настоящий Цветочный гном и расскажет тебе самое важное о жизни. И пусть он будет похож на соседского мальчика Сашка, сына тети Нюры-пьяницы, но ведь это просто облик? Или это сам Сашок разыгрывает, просто отнекивается – и так и будет отнекиваться всю свою недолгую загубленную жизнь? И чему, наконец, верить, если Сашок умрет точно так, как умирают Цветочные гномы, и точно в то же время года?
Очень живой, пронзительный и трагичный рассказ о взрослении, внутреннем детстве и человечности.
Чтобы вызвать Цветочного гнома, нужно прийти в мальвы в полдень, поймать солнце зеркальцем и проследить, что окажется в светлом пятне. Там должен очутиться «калачик» – плод мальвы, похожий по вкусу на сырой горох, его надо съесть и сказать трижды: «Цветочный гном, явись, Цветочный гном, покажись!»
Гном ростом чуть пониже человека и похож на мальчика, только зеленый и в цветах. <…>
– А вы, гномы, долго живете?
– Не, я долго жить не буду, да вот лето закончится, лягу на травку под деревом, скорчусь как листик сухой да и помру.
И такого мы не ожидали.
– А после смерти что вас, гномов, ждет?
– Да как и людей. Как будто в консервную банку тебя засунули, ни света, ни звуков, ни запахов – ничего, спишь не спишь, а ничего не думаешь, как вот в поезде ездили? – так у людей бывает, вроде не заснул, а ночь прошла, и что ты думал-лежал или снилось что – не знаешь. А потом как банку откроют – и снова нахлынет все – звуки, краски, запахи. Это родился опять. Но, может, уже не гномом. Поначалу помнишь смутно, кем был. А потом забываешь, потому что сызнова так интересно все вокруг, не до того тебе, что раньше было, - это все запоминаешь, разбираешься, язык выучиваешь.
ОПЫТЫ
Павел Глушаков «Вся ноша»
Из записной книжки
Фрагменты из записных книжек литературоведа Павла Глушакова: запечатленные наблюдения из жизни, миниатюрные эссе и зарисовки, размышления о литературе и искусстве, впечатлившие автора высказывания.
Нашел свою детскую аппликацию: старательно вырезанные кусочки плотной цветной бумаги образуют фигуру пса с высунутым языком. Со временем клей высох, и под наклейкой образовались пузыри – это воздух детства.
Чтение похоже на то, как крестьянин косит: широкое движение до конца строки, а потом возвращение на новую – и вновь взмах острого (или притупляющегося – когда как) лезвия. Копны скошенной травы, как смыслы, собранные в один узел. А если недостаточно глубоко подрезал и остались еще травинки, то возвращаешься еще раз, докашивая по второму разу.
Универсальный ответ художника: «Я так вижу». Универсальный ответ мемуариста: «Я так помню».
Тишина – это не отсутствие звуков; это – отсутствие лишних звуков.
Волга впадает в Каспийское море. А куда впадает Стикс?
ПУБЛИКАЦИИ И СООБЩЕНИЯ
Николай Подосокорский «Лакей Смердяков как почитатель Наполеона в романе Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы”»
Образ Смердякова считается символом русофобии и раболепного преклонения перед Западом. Однако при этом часто упускают из виду особенности личности персонажа Достоевского и ее развития. Обращаясь непосредственно к тексту романа «Братья Карамазовы», Николай Подосокорский анализирует причины и мотивы антипатриотизма Смердякова в контексте его биографии, отношения к религии и современным ему историческим событиям.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Екатерина Дмитриева «“Тарас Бульба”: опыт обратного перевода»
Повесть Николая Васильевича Гоголя «Тарас Бульба» всегда вызывала полемику. Осложняется ситуация и наличием двух редакций повести – причем принципиально различных между собой. В своем исследовании Екатерина Дмитриева погружается в историю создания «Тараса Бульбы», начиная с замысла сборника «Миргород» (именно в него и вошла в итоге повесть). Автор подробно рассматривает и проблему двух редакций гоголевского текста, и диссонанс анализа и интерпретации смысла, заложенного в повесть, и споры литературоведов о ее идеологическом содержании и образах.
…Пробовал ли ты когда-нибудь вставши поутру с постели, дернуть в одной рубашке по всей комнате тропака? Послушай, брат, у нас на душе столько грустного и заунывного, что если позволить всему этому выходить в наружу, то это чорт знает что такое будет. Чем сильнее подходит к сердцу старая печаль, тем шумнее должна быть новая веселость (Н. В. Гоголь – о сборнике «Миргород»).
Лета Югай, Сергей Левочский «Народная тропа: Марина Цветаева и ее читатели»
Речь в этой статье пойдет о различных способах прочтения поэтического (в данном случае – цветаевского текста). Авторы определяют два варианта прочтения – эссенциалистский (взаимодействие с реальностью, стоящей за художественным словом) и концептуалистский (текст читателю интересен именно сам по себе, в отрыве от биографического контекста). При этом логика восприятия стихов и прозы Цветаевой выстраивается авторами не как следствие личной интерпретации текстов, а с опорой на материал читательских высказываний, которые собирались с помощью анкетирования, анализа эссе по творчеству Цветаевой, интервью – получилось большое разнообразие трактовок ведущих мотивов цветаевской лирики, с которыми будет интересно познакомиться не только профессионалу-словеснику, но и любому читателю, который ценит художественное слово.
РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ
Алексей Алёхин «Горстка слов»
Рецензия на сборник стихов Юлия Хоменко «Небо в перьях»
Имя Юлия Хоменко в мире современной поэзии не на слуху – может быть, потому, что поэзия его скромная и лишенная всякого пафоса – не для эстрады, не для широкой публики, «произнесенные тихим голосом короткие стихи». Да и небольшие его сборники выходят довольно редко, и вот наконец новый – «Небо в перьях».
Стихи Юлия Хоменко импрессионистичны. Алексей Алехин отмечает «точно схваченные картинки», словно сфотографированные поэтом, и в то же время в стихах Хоменко запечатлены обрывки реплик, монологов, целые события, обрисованные почти буквально в двух словах. «Писать такие стихи трудно, трудней, чем петь заливистым голосом…» Кстати, о пении: в рецензии подробно и интересно проанализирована мелодика стихотворений Юлия Хоменко – удивительная, «подобная выдоху», как и вся его поэзия – маленькие тихие шедевры подлинного художника.
Анна Аликевич «Все умрут, Пастернак останется, а Марина заберет все»
Рецензия на книгу Ольги Заславской «Поэты о поэтах. Эпистолярное и поэтическое общение Цветаевой, Пастернака и Рильке»
В центре исследования Ольги Заславской – 1920-е годы и начало переписки Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – двух «звезд» русской поэзии того периода – и Райнера Марии Рильке – поэта, который по духу всегда считал себя русским. Основная тема переписки – «место поэта в мире и среди людей, вопрос идеального и действительного, фактор истории и судьбы человеческой». Писем всего примерно 40, некоторые из них даже сопровождались посылками. Уникальное для мировой культуры эпистолярное общение трех родных душ, не просто нашедших себя в этой жизни – а заодно и друг друга, большая удача! – но и сумевших обозначить свою миссию и оставаться верными ей до самого конца.
В рецензии приведены как достоинства исследования Заславской, так и его огрехи, но тем не менее книга однозначно достойна прочтения – настолько неповторимы ее персонажи и их творческие миры.
Фарида Амирханова, Иван Теняков «Ричард Талер и преподавание экономической теории»
Рецензия на книгу Ричарда Талера «Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать»
Ричард Талер – нобелевский лауреат по экономике в 2017 году. Его труд автобиографичен и представляет собой историю исследований, которые заняли много лет. А начинается он с отрицания безупречности постулатов экономической теории и с претензий к «выдуманным людям, населяющим экономические модели» – живые люди часто ведут себя неправильно, а значит, экономические модели могут давать неверные прогнозы.
В рецензии подробно рассказывается не только об основных экономических открытиях Талера, но и об их судьбе в науке и обществе: положения Талера вызвали необыкновенный резонанс среди экономистов, а значит и полемику. Авторы рецензии приводят различные мнения о трудах Талера, которые сводятся к единому выводу – его экономические идеи актуальны и по сей день, в особенности в сфере образования, когда студенты только получают представления об экономическом поведении людей. И, безусловно, гораздо полезнее для их будущей практической деятельности, если объектами их изучения станут реальные люди с их непредсказуемостью и ошибками, а не совершенные модели, удобные для экономической теории.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЛИСТКИ
Книги
В январском номере Андрей Василевский отмечает два новых издания ушедшего года. Во-первых, вышло отдельной книгой собрание эссе, заметок и размышлений Георгия Давыдова «Лоция в море чернил», публиковавшихся в «Новом мире». И вторая книга, на которую обращает внимание составитель, – фантастический роман Ребекки Куанг «Вавилон, или необходимость насилия: сокрытая история революции оксфордских переводчиков» об альтернативном магическом Оксфорде – неоднозначный в первую очередь из-за своего навязчивого социального «месседжа».
Периодика
Подборка библиографических обзоров наиболее интересных литературоведческих публикаций прошлого года из печатных и интернет-СМИ: изданий «НГ Ex Libris», «Звезда», «Москвич Mag», «Новое литературное обозрение», «Знамя», «Неофилология», «Дружба народов», «Журнал Московской Патриархии», «Проблемы исторической поэтики» («Научный журнал ПетрГУ»), «Prosōdia», «журнал на коленке», «Литературный факт», «Литература двух Америк», «Литературная газета», «Эмигрантская лира», «Коммерсант Weekend», «Excellent», «Новый берег», «Год литературы», «Четырехлистник», «Урал».
Например:
Варлам Шаламов в московской повседневности.
Беседа Валерия Есипова и Сергея Соловьева с С. Ю. Неклюдовым. – «Знамя», 2023, № 11.
«С. Н.: В общем, когда я читаю большую часть того, что пишут о Варламе Тихоновиче, у меня возникает стойкое ощущение, что это написано о другом человеке, не о том, которого я знал. Когда же пытаешься покритиковать, то выступаешь как мелочный разоблачитель, что неприятно. У меня к памяти Варлама Тихоновича отношение, как вы понимаете, самое уважительное, но мне не нравится его мифологизация, превращение в иконописный образ, приписывание ему тех качеств, которыми он совершенно не обладал, просто близко не было. <...> Я где-то читал, что он был якобы тайным христианином.
С. С.: Целая школа такая существует.
С. Н.: Он был убежденным атеистом, я готов руку на отсечение дать. Он с большим уважением относился к верующим, к людям по-настоящему религиозным. Это – в память об отце, в память о лагере, там у него были по этой части очень яркие впечатления. Но сам он оставался абсолютным, стопроцентным атеистом.
Он был человеком социалистических взглядов, человеком генерации 1920-х годов. Если описать его политический, идеологический профиль, то, скорее всего, его можно определить как социал-демократический.
Когда говорят, что он на самом деле был добр – это неправда, он не был добр, это другое качество, совсем к нему не идущее… Ну, как сказать… жесткий был человек».