Житейский рок-н-ролл

*  *  *

 

О мощи образов и плотности письма,

О языке.

Не это интересно.

В стихотворенье — личность и страна.

Оно выходит, как выходит место.

 

Не человек — рожденье в нём и смерть, —

Но нечто, что младенца окружало.

И если без очков на стих смотреть,

Из мозга слепота придёт, как жало.

 

Стихи живут, где слабая среда,

Стихи не видно в гуще развлечений.

Еда стихов — ни радость, ни беда,

Ни овощи ушедших впечатлений,

 

Стиху не приказать: остановись!

Лишь в космоса бездонном каталоге

Сукровица, питательная слизь —

По той цене, что уплатили боги.

 

 

*  *  *

                             памяти Г. А.

 

моя ненужность во всём

есть тайна 

которая мне дана

и когда перепреет новенький

культурный слой чернозём

я постучу с той стороны дна

 

 

 

Старый дом

 

Какое оно, спасение,

Зачем оно человеку.

Так спрашивает не юность,

Которой ничто не Мекка.

Так мыслят спина и ноги,

Что сами собой гуляют,

Так шепчутся злые боги,

На ум наводя блэкаут.

А мне в темноте вольготно:

Хоть в печь, хоть в окно струишься.

И в воздухе стало плотно,

И вот уж роем роишься,

Что было не так, как надо,

Что было вредом и болью.

Так птица летит над адом,

Дыша кровянистой солью.

Вот этого я носила.

Что в нём от спасенья есть?

Но некто-то, сделав усилие,

Убрал из вагона месть

И злобу, и справедливость.

— Послушай, низость и боль

Для будущего даются,

Не знаешь его пароль.

Тот был весь уничтоженье.

И это ли человек?

И если это смиренье,

То — что есть будущий век?

А некто своё: «Не знаешь,

Узнаешь только потом».

И медленно умираешь,

И быстро идёшь на слом.

Пока не настанет утро,

Когда ничего не ждёшь.

И смерть не приходит мудро,

И зря не клубится дрожь.

Открыла глаза. Всё чисто.

Ни злобы и ни любви.

А стены рушатся быстро.

Вставай, обломки лови.

Вот это любовь и нежность.

Покуда вопросов воз

У тех, кто вокруг, плетётся

Банальный венок из роз

Чужих впечатлений, взглядов.

Но старый и чистый дом

Не ждёт ни жильцов, ни снарядов.

Он весь перешёл в потом.

И так ли важны те стены.

Но были они красивы.

Их линии есть, наверно,

Спасения перспективы.

 

 

*  *  *

 

 

Есть танец моего жилья,

И это рок-н-ролл.

Поскольку дом мой — это я,

А пляс жилья тяжёл.

Жильё приходит невзначай,

Зачем — пока не знаю.

Там первый сон и первый чай

Готовлю, получаю.

Жильё идёт издалека,

Как смерч, и всё родное,

Меня завидев как стрелка,

Протяжно долго воет.

И время охает и жрёт,

Порой глядит зловеще.

И наконец мой срок идёт,

И собираю вещи.

И наконец — вот переезд,

Как будто под наркозом.

О эта прелесть новых мест,

Где тополя и розы.

Потом жильё танцует твист,

И это обустройство.

Затем идёт то вверх, то вниз,

Внушая беспокойство.

А дом мой знай себе плывёт,

Его постель и шторы.

И я, уже из года в год,

Надеюсь — до упора.

И вот упор. И новый твист.

Не бомж и не бродяга,

Господень маленький каприз,

Девчонка-передряга.

А люди — что, а люди — где.

В сторонку их, в сторонку.

И снова глаза два в слюде,

И чай заварен тонкий.

Привет, жильё. Привет, любовь.

Пока, не обессудь.

Тебя запомню, бедный кров,

И ты не позабудь.

Ту цену лампочек и снов,

Те килограммы мыла,

Что я тебе без лишних слов

Ради любви носила.

Ведь это будет чей-то дом,

Пока пойдёт на слом.

 

 

*  *  *

 

Я спец по тем домам, где краны не текут

И где вода течёт почти неслышно,

Где кошки и собаки так поют,

Что дохнут хомяки и плачут мыши,

Где пол скрипит истошно и светло,

Исчезнуть норовит под слоем жизни,

Где глаукомой съедено стекло

И где с утра расслабленные тризны.

Я мою там, где прочим жить невмочь,

Я сплю и ем, где нет еды и сна.

Я женщина и младшенькая дочь,

Я чистота, свобода и весна.

Мне восемнадцать разорённых лет,

И, тряпку словно знамя промывая,

Я так живу, что здесь меня как нет.

Как странница, как всем всегда родная.

 

 

*  *  *

 

Там, где нет домашних животных,

Там, где комнатных нет растений,

Буду жить я, возможно, — долго,

И уйду на праздник Успения.

А пока в полноте — ни рая,

Ни его прекрасного ада,

Но коробка уже пустая,

Жизнь — коснулась — уже не надо.

И тревога — ещё немножко,

Все узлы развяжу мгновенно.

И со мной будут чашка-ложка:

Вожделенные и нетленные.

Но пока пакуются шторы,

Как поётся в песенке — синие,

И по стенам идут узоры,

От слепых фонарей красивые, —

Кот со мной, абсолютно чёрный,

Командор Гольяновских стен,

И со мною моя Мурзыка,

Глаз великих грозная зелень,

И её небольшое тельце,

И со мною кошка Тимошка,

Шубка в старческих колтунах.