Ветка молодости

*  *  *

 

    Прощай, моя молодость, феникс из пепла,

    Зелёная ветка в костре.

                     Алексей Цветков

 

 

Хоть и нет на лице морщин,

хоть ещё далеко не старый —

ветка молодости трещит,

листья лопаются от жара.

 

Чем-то можно залить костёр?

Потушить, притушить возможно?

Стал степенным с недавних пор

я, до крайности осторожным,

 

равнодушным к добру и злу…

Эх, не буду иным, поскольку

ветка молодости в золу

превращается потихоньку.

 

 

*  *  *

 

 

Женщина с гладковыбритыми ногами

тащит ведро с помоями, чтобы вылить.

Женщина привлекательна (между нами),

жидкость же отвратительна: взглянешь — вырвет.

 

Фоном для героини — шикарный ясень

и безобразный дом, а точней лачуга.

Мир, что воспринимается, столь прекрасен,

сколь и ужасен. Господа ли заслуга?

 

И вообще, заслуга ли? Не отвечу.

Женщина без помоев идёт — ей легче.

 

 

В Эдем и обратно

 

В натяжной потолок

пялюсь — вижу своё отражение.

Я почувствовал изнеможение,

оттого и прилёг.

 

Отражение на меня

в свою очередь пялится. С улицы

шум доносится — дети беснуются.

Их бы делом занять.

 

В натяжном потолке

исчезают, взлетая ли, падая,

холодильник и прочая всякая

утварь — будто в реке

 

они тонут. За всем

я несусь, выплываю из омута —

и из тесной безжизненной комнаты

попадаю в Эдем.

 

Райский сад, торжество

флоры, фауны, небо лиловое.

Дежавю: воплотился здесь снова я.

Слышу, кто-то зовёт:

 

«Сашка, Сашка, сюда!»

Чей-то голос знакомый, и сыздетства.

Жаль, не может родная кириллица

интонацию передать.

 

Замечаю вдали

силуэт человека под деревом.

Приближаюсь… Глаза, я не верю вам…

Прадед мой. «Саш, пошли.

 

Вырос как! Раздобрел!

Ты за яблоком? Слушай, не ешь его.

Богу — богово, лешему — лешево», —

говорит, бел как мел.

 

А потом достаёт

лист из куртки, читает беспаузно:

«Невозможен-порядок-без-хауса-

невозможен-порядок-без-хауса-

невозможен-порядок-без-хауса…»

Я молчу — скован рот.

 

Из колючих кустов

выбегает собачка-красавица —

Дженна! Хвостиком машет и ластится.

Разрыдаться готов.

 

Наклоняюсь — она

за секунду становится мёртвою.

Дженна, Дженночка! Я её трогаю —

та тверда, холодна.

 

Просыпаюсь в момент —

затянула обратно действительность.

Стало тихо. Ухудшилась видимость.

Рая нет. Ада нет.

 

 

*  *  *

 

 

Вот перекати-город

(пакет) по шву распорот,

летит, летит, шурша.

Ничейная душа.

 

Он более не форма

под шмотки, виды корма,

он — содержанье, суть.

И мы когда-нибудь…

 

 

*  *  *

 

вот и смертью убило цветкова

он отныне в бат-яме не гость

и мне совестно честное слово

то что я не подал ему трость

 

это было в иркутске на фесте

он напротив сидел как король

с мутнооким кенжеевым вместе

и читал про тумана юдоль

 

из усталой руки выпал жезл

я не сдвинулся с места был горд

даром что его отзывом грезил

к тому времени уж третий год

 

жив ещё в моей памяти лирик

а забросит в святые края

на надгробие лирика финик

положу в извинение я