Триада

У меня есть Женя. Мы не женаты, но давно вместе. Женя думает: нам и так хорошо. А я думаю: почему она думает за нас двоих?

Впрочем, теперь уже за троих. Нет, мы не завели кошечку или собачку. Просто Женя прочитала «Лидер и племя», очередной «интеллектуальный бестселлер».

— Нужно постоянно заниматься саморазвитием, — не устает повторять Женя.

А я отвечаю, что она — водолей и поэтому так любит, когда в книгах много воды. Женя уже давно «привыкла к моим тупым шуткам».

По своему обыкновению она выудила из бестселлера «самое главное». В «Лидере и племени» — это формирование триад. Общение вдвоем малопродуктивно, поэтому теперь с нами всегда кто-то третий.

Соню на наш романтический ужин удалось заманить тем, что «она очень хорошая», «ей всегда попадаются такие козлы», а «среди моих друзей есть и приличные». Но я-то знаю: Женя просто хочет, чтобы ее окружение «тоже развивалось».

— А сейчас ты чем занимаешься? — Соня спрашивала меня, смотрела в меню, а думала о чем-то своем.

Мы с ней успели найти друг друга в кафе и познакомиться, а связующая часть нашей триады традиционно «вот-вот уже подходила».

— Методичку для студентов надо написать.

— Их же все равно никто не читает.

— Писать просто надо нескучно.

— А ты типа умеешь?

«А ты типа вообще кто?» — подумал я и спросил:

— Ты выбрала?

— Я возьму латте макиато. — Соня передвинула заламинированный лист меню на мою часть стола. — Короче, развлекать их будешь. Да?

— Не развлечь нужно, нет. А увлечь. Прикольно, но чтобы по делу.

— А что за методичка? Тоже по философии?

— Почти. «Социальные и этические вопросы информационных технологий».

— Звучит прям очень увлекательно.

Подошедшая официантка приняла заказ, я посмотрел на часы, а Соня уткнулась в телефон.

— Так вот, — попытался продолжить я, а Соня, хоть и приподняла голову, но все еще внимательно смотрела на экран, — по поводу технологий. Они меняют в том числе и функцию преподавателя.

— Типа что он во все эти современные форматы должен уметь? Чекать обновления там всякие…

— Я не об этом. Наоборот. Преподавание должно наконец освободиться, очиститься от второстепенного. После появления письменности уже не обязательно быть собеседником какого-нибудь мудреца. А когда начали журналы и книги печатать, отпала необходимость конспектировать лекции местных профессоров.

— И где эта копуша? Может, позвонить ей?

— Так вот. А сейчас, если я упомяну категорический императив Канта, например, студент просто повторит это в свои часы, и у него на экранчике сразу появятся и формулировка Канта, и тысячи всяких интерпретаций и комментариев.

— Вымирающая профессия, короче. Типа как водители и кассиры.

— Скорее переосмысление профессии. Я считаю, преподаватель должен на занятиях не выдавать готовый материал, а думать, находиться в поиске, сомневаться…

— Ты так насомневаешься, что студенты вообще ничего понимать не будут.

— Ну, если они раньше «понимали», а теперь «не понимают», значит, и понимание у них было такое себе.

Официантка принесла заказ. Соня аккуратно отпила из бокала и довольно улыбнулась. Я почувствовал, что она хочет что-то сказать, и вопросительно посмотрел на нее. Соня покачала головой, еще раз улыбнулась и принялась задумчиво рассматривать плетеный браслетик на своей руке.

— Так вот вы где! — Женя как всегда появилась неожиданно. Она бросила куртку и сумочку на примыкавший к нашему столику подоконник и села напротив окна.

— Познакомились уже? — Женя жестом пригласила к нашему столику официантку. — Что успели обсудить без меня? Рассказывайте.

— Мы говорили про категорический императив. — Соня многозначительно улыбнулась, но, видимо, постеснявшись своей улыбки, прикрыла рот рукой.

— У нас в зале, на втором этаже, вчера был категорический корпоратив, — неожиданно присоединилась к нашему разговору подошедшая официантка. Молодая, стройная, одетая в хорошо сидящий на ней корпоративный костюмчик. Светлые, прямые волосы и уверенный взгляд.

— Она в порядке. Да? — кивнул я в сторону официантки.

Женя заметила, как та улыбнулась моему вопросу. Причем ударение в Женином бессловесном замечании было сделано именно на «как».

— Когда ты уже перестанешь обсуждать людей в их присутствии? Девушка, мне, пожалуйста, пуэр в мандарине. Чайничек и три чашечки. Сонечка, ты просто обязана это попробовать! Здесь единственное место в городе, где правильно заваривают чай.

Бегло прокоммуницировав с каждым из нас, Женя принялась суетливо перелистывать что-то в своем телефоне, Соня полускептически улыбнулась, а я задумался: кого же мне все-таки напоминает эта официантка?

— Илья философский трактат пишет. Как технологии изменили нашу жизнь.

— И как же? Про технологии, кстати. Я тут, пока к вам ехала, чтобы время зря не терять, подкаст слушала про кино. Там говорили, что актеры не нужны будут скоро. Технологии позволяют хоть с Никулиным, хоть с Чарли Чаплиным новый фильм сделать. И не отличить от настоящих.

— Да и с тобой можно всякое снять.

— Ой, — ответила мне Женя и сразу же переключилась на Соню. — Ему лишь бы снять кого-нибудь. Но на самом деле, — Женя вернулась ко мне, — я тоже про это подумала. И, главное, не докажешь потом, что это не ты там в кадре развлекаешься.

— Ну, это и в обратную сторону работает. Делай, что хочешь. Пусть снимают. Скажешь, что фейк. Еще, кстати, про «развлекаться в кадре». Про порно. Я думаю…

— Понятно, что ты думаешь о порно, но при Соне можно было и не говорить.

— Так вот. У меня препод был на философском. На экзамене вопрос попался про зарождение философии в Древней Греции. И я начал ему про…

— Про порно?

— В общем, начал ему про Гомера, Гесиода… И он такой спрашивает: «Чем теогония отличается от телегонии»?

— И чем же? О! Чай! Сейчас будем пробовать!

— Теогония — это происхождение богов. У Гесиода книга так называется. А телегония — это про то, что все сексуальные партнеры оставляют свой след.

— След? Философы так это называют? — Женя наполнила стоявшую перед ней чашечку. Всем своим видом она давала понять, что отлично знает, как надо правильно пить чай.

— То есть потомство наследует признаки всех сексуальных партнеров.

— Дичь! — Соня сама удивилась неожиданности и категоричности своей реакции.

— Это еще было в сентябре шестнадцатого года. Там на днях буквально нового уполномоченного по правам ребенка назначили. Она как раз прославилась тем…

— Православилась, ага. — Женя снова включилась.

— В общем, она за телегонию топила.

— Это, конечно, все интересно, но с порно-то что?

— Так вот. Этот же препод на каком-то семинаре показывал слайд. Там скриншот его рабочего стола. И кто-то из студентов разглядел вкладку незакрытую.

— С порнухой, — меня всегда восхищала способность Жени фокусироваться на главном. Она хотела, чтобы и в ее окружении все фокусировались на главном. Точнее, на главной. — И че препод?

— Препод всю оставшуюся лекцию про порно рассказывал.

— Прикольно у вас там, конечно. — Женя начала разливать чай по чашечкам.

— Вы что-то еще хотите? — Официантка собрала с нашего столика освободившуюся посуду.

— Да. — Я понял, что точно ее где-то раньше видел. — Давно хочу спросить, как официанты умудряются все запоминать. Но каждый раз забываю.

— Видите: в этот раз не забыли.

— Да, вы в этом смысле незабываемы.

Официантка улыбнулась. Женя выпрямилась. Недавно она решила повнимательнее следить за осанкой. Разумеется, не только за своей.

— Ну, началось.

Я поймал на себе плохо скрываемый за улыбкой Женин укор.

— Ответ тебе уже не нужен, да?

— Да он и не был особо нужен. Я же не ради ответов свои вопросы задаю.

— А ради чего? — Женя проводила официантку недобрым взглядом.

— Так вот. И препод сказал, что у него исследовательский интерес.

— Ну да, ну да, — Женя поставила чашечки перед нами.

— Сказал еще, что смотрит только в замедленном или ускоренном режимах. И если на быстрой скорости, то смешно получается. А медленно если, то, наоборот, грустно.

— И ты часто теперь так смотришь?

— Ну, час-то вряд ли. Там и минуты хватит…

— Это-то понятно, что тебе и минуты хватит.

— Ты больше комедии или трагедии любишь? — Соня попыталась сменить тему.

— Я думаю, что лучшие комедии — это всегда трагедии. И Чехов, и Чаплин, и…

— И чай стынет. — Мы повернулись к Жене. — Просто «чай» тоже на «ч».

Попробовав пуэр в мандарине, я продолжил:

— Это как у Толстого: счастливы одинаково, а несчастны по-своему. В ускоренной перемотке все одинаково смешны. Скорость лишает индивидуальности. А медленно когда, видишь не персонажа уже, а актрису с ее непростой жизнью.

— Это от зрителя зависит все-таки. — Женины реплики стали нетипично нейтральными. Видимо, пуэр в мандарине, действительно, полезен.

— Так и че препод-то в итоге? — Теперь уже Соня не теряла нить разговора.

— Продолжил про субъективность времени. Как оно замедляется и ускоряется в нашем восприятии. Про Августина, Бергсона, Гуссерля…

Сам я про Августина, Бергсона и Гуссерля рассказывать не стал. Просто смотрел на двух девушек, пытаясь понять, с какой скоростью каждая из них проживает свое время. Соня задумчиво разглядывала украшавшие стены кафе фотокарточки, а Женя деловито листала что-то в телефоне.

— Ребят, я вас оставлю ненадолго?

Мы с Соней удивленно переглянулись. Женя, видимо, нашла, что искала.

— У меня английский по Зуму. С репетитором решили занятие перенести. У нее планы изменились. Да и мне так удобнее. Я пересяду, чтобы вам не мешать. Вы пока пообщайтесь. Ладно?

Женя сделала глоточек из чашки, суетливо собралась, манерно поцеловала меня на прощание в щечку и отправилась за столик на другом конце зала.

— Илья, а ты обо всем можешь говорить со своими студентами?

— Ну, есть штуки, которые по законодательству нельзя говорить. Но формальную-то цензуру при необходимости обойти достаточно просто.

— А неформальную? Знаешь? Меня пугает, что люди не разговаривают друг с другом.

— Ты про все эти баны, отписки, «покинул чат»?

— Да люди даже у себя дома не могут нормально поговорить.

— Мне кажется, люди никогда не могли нормально говорить у себя дома. Есть в этом что-то человеческое.

— В неумении разговаривать?

— Есть, кстати, такой «Тест Тьюринга».

— Я слышала. Это типа как отличить человека от компьютера?

— Вроде того, да. Я тут недавно подумал… Надо про политику просто спрашивать, и сразу ясно будет: кто компьютер, а кто «все понимает».

— Да. А я тут тоже как-то задумалась: почему у нас не осталось людей, которые могут что-то сказать? Сейчас, когда никто ничего не понимает… Абсолютная пустота ведь. Политики говорят, да. Актрисы, рэперы, стендаперы… Да кто угодно, но только не… Неужели не осталось умных людей?  И ведь это не только у нас. Вообще в мире.

— Да говорят, наверное. Просто их не слышно в общем шуме.

— Льва Толстого было слышно. Говорят, если бы он не умер, Первая мировая вообще бы не началась.

— А еще говорят, что если бы не его антивоенные призывы, Россия бы победила и не знала ни революций, ни ужасов Гражданской войны.

— А со студентами об этом можно говорить вот так вот, как мы сейчас?

— Да можно и Толстого почитать, с его непротивленчеством, и, скажем, Владимира Соловьева. У него в «Трех разговорах» есть такой персонаж, Господин Z.

— «Три разговора» — это какое-то очередное пропагандистское шоу на телеке? — Соня несколько раз дыхнула на экран своего телефона и затем вытерла его о джинсы.

— Это другой Владимир Соловьев, философ девятнадцатого века. Ну и у него этот Господин Z настаивает на том, что не всякая война — зло, и не всякий мир — добро.

— Очень актуально звучит. Кстати. Вот ты преподаешь. Как можно сейчас говорить об этих всех бытиях и сознаниях… Что там еще у вас? Измы всякие. Короче, о каких-то очень абстрактных вещах, когда в мире такое творится?

— Философия всегда говорит о насущном. Просто на более фундаментальном уровне.

— Поэтому и не слышно, наверное. Слишком уж фундаментально.

— Упрощения ведут к искажению и вульгаризации. И я не думаю, что это хорошо. Но вообще философы не слишком торопятся. Наш декан, на философском, говорил: «Мы философы. Не получится в этом тысячелетии, попробуем в следующем».

— До следующего можно и не дожить.

— Мы же дожили как-то.

— Слушай. А Женя не из-за меня отсела? Может, мне уйти лучше?

— Она же сказала, что у нее репетитор.

— Мало ли что она сказала. Мне кажется, она обиделась на меня. У нее, правда, репетитор сейчас? Или она… Просто она меня пригласила…

— Я понятия не имею, зачем она это сделала.

— У меня сейчас период в жизни не самый простой. Там как-то сразу все навалилось. И на работе, и в личной жизни. Женя, наверное, рассказывала тебе?

— Я такое не запоминаю.

— И кошка моя любимая сильно болела. Я из приюта ее забрала и все по ветеринарам возила. А потом еще этот переезд ужасный, когда мы с Димкой расстались. Я к родителям вернулась. Оказалось, что у младшего брата аллергия на кошек. Хотела кому-то из друзей кошку отдать. Я бы кормила, навещала… Приюты потом разные смотрела, искала… — Соня достала из сумочки бумажный платочек и вытерла выступившие слезы. — Извини, мне нужно умыться. Я сейчас.

Соня направилась в сторону туалета. В этот момент к нашему столику подошла официантка и попросила рассчитаться.

— Мы еще не уходим.

— Я ухожу. У меня смена заканчивается. Другому официанту вас передам.

— Хорошо. А чаевые вам по номеру телефона?

— Вам двух девушек мало?

— Я вас как будто бы где-то видел.

— Вы у меня семинар вели два года назад.

— Точно. Получается, вы нашли себя в профессии?

— Временная подработка. Да и платят здесь вряд ли меньше, чем в университете.

— Давайте я вас провожу?

— А как же ваши спутницы?

— Передадим их другому официанту. Я у выхода подожду.

Официантка улыбнулась. Расплатившись по чеку, я накинул куртку и вышел на улицу. Минут через пять из кафе выскочила Юля. Я наконец-то вспомнил ее имя.

— Там вас девушка ваша искала. Я ответила, что рассчитались и ушли.

— Вам куда?

— За Волгу.

— Могу до Октябрьской вас проводить.

Юля улыбнулась, и мы пошли.

— Интересные, конечно, у вас отношения.

— Интересные, да. Я, правда, не очень понимаю, о чем люди говорят, когда говорят об «отношениях».

— Ну, встречаются когда.

— Но ведь все по-разному это понимают. Одни живут вместе несколько лет, а все еще «ничего серьезного». Другие по парку прошлись за ручку и уже думают, в какой садик отдать младшую.

— Точно. А как тут определить?

— Вот не знаю. Может, когда обсуждают совместные планы на будущее?

— В парке за ручку? Я мало с кем обсуждала совместные планы на будущее.

— Я тоже, но критерий интересный. С ним можно работать.

— А может, если вы на свадьбу к кому-то парой пришли, то, значит, «в отношениях»?

— Тоже неплохо. Если на бессвадебье не попадетесь. Ну, или, может, у вас друзей нет. Или все переженились давно.

— Это — да. А у вас какой критерий?

— Я думал как-то специально, что для меня является таким важным, определяющим шагом…

— И что же?

— Наверное, знакомство с родителями. Знакомство девушки с моими родителями. И я когда подумал об этом, стал смотреть на девушек, в том числе, через эту оптику. Хочу ли я познакомить ее со своими родителями? Не то чтобы у меня какие-то очень строгие родители в этом смысле.  Я думаю они примут… ну, не совсем любой, но они, я думаю, доверяют моему выбору. В общем, не будут против, если что. Но как будто я сам как-то внимательнее и ответственнее смотрю на девушку, понимая перспективу, что я могу «привести ее к себе в дом», познакомить с мамой и папой…

— А эту свою девушку вы знакомили?

— Нет.

— А хотели бы познакомить?

Я не ответил.

— Можно ведь и не знакомить.

— Да это же не о родителях, а о моем к ней отношении.

— Понятно. А ей вы не говорили об этом?

— Нет.

— Мне кажется, надо сказать и не мучать ее.

— Наверное, вы правы. Давайте вашу зачетку.

Юля в очередной раз улыбнулась.

— Это вас на работе научили так однообразно улыбаться?

— А вы чем на работе занимаетесь? Учите девушкам грубости всякие говорить?

— Только если личным примером.

— Как, кстати, в университете?

— Реформы очередные. Кажется, хотят вернуть идеологический курс в университетскую программу. Теперь и в вузах будут говорить о важном.

— Это вместо философии?

— Вроде, отдельный курс. Но нас тоже привлекут. Думаю, в прекрасной России будущего кафедра философии может снова стать идеологическим департаментом.

— Идеология же запрещена вроде по конституции. Нет?

— Мне кажется, запрет идеологии — это тоже идеологический жест.

— А несогласных, интеллигенцию снова вышлют на пароходе?

— На пароход или в расход. Но я думаю, до этого не дойдет. У нас идеология без идеологов. Главное, отчитаться.

— Да? Я, кстати, никогда не могла понять, кто такие интеллигенты. Вот вы, например, — интеллигент?

— Я думаю, интеллигент — это человек, который сходу может ответить, кто такой интеллигент.

— Прикольно.

— Я бы даже сказал: перформативно.

— И что там будет в этом курсе? Про традиционные ценности?

— Да. Говорят: хорошо, что это, наконец-то, возвращается, но плохо, что слишком поздно. Разработали, в общем, программу «Триада России». Во Франции было: свобода, равенство, братство. У нас: православие, самодержавие, народность. А теперь будет: человек, семья, государство.

— «Триада России» звучит зловеще. Это получается: ад в государстве, ад в семье и ад в тебе самом еще. Да?

— Просто не то слово взяли. Я думаю, доработают еще.

— А зачем вы меня провожаете? Я имею в виду: вы со мной пошли или от них?

— От себя, наверное. А вас чаще провожают или встречают?

— Провожают, конечно.

— В таком случае, я рад, что сегодня вас встретил.

— Вам так мало нужно для радости? Вот, кстати, моя маршрутка на светофоре.

Мы попрощались. Юля запрыгнула на ступеньки маршрутки. Двери сразу же захлопнулись. Я увидел рядом с Юлей свое отражение. Они оба мне улыбнулись.