Это страна окраина

[полость]

 

Я обитает за краем

и на ветру играет,

полостью кости пустой

звук извлекает простой.

 

В ёмкость возможно вдуть

унижение, кровь, дуст,

злобу, мелкую выгоду,

но только вдуть, не выдуть.

 

То, что оставлено вне

прозябать и влачить,

песню поёт о войне,

как после этого жить.

 

 

[сон]

 

Мальчик, который выжил.

Ему обещали лыжи.

Его называли сынуля.

Все его обманули.

 

Планету его загадили,

животных его повывели.

Любимых его спровадили.

Соки все выпили.

 

Сейчас он ночами мочится.

Снятся трава и песок.

Я стоит в одиночестве,

смотрит на это всё.

 

 

[поле]

 

Из поля, из дикого поля

налетает ветер,

впитывается толпою,

от него получаются дети.

 

Поле чистое за стеной,

поле дикое за углом.

Я оказывается не собой.

Отправляется я на лом.

 

В лифте, убогом холле,

в знакомом, казалось, лице

вдруг проступает поле,

и ты в самом в конце.

 

 

[окраина]

 

Это страна окраина,

идентичность её отравлена

скоростью обнуления

до чистых полей её.

 

Это страна окраина,

ветер тут слушают в храминах.

Шла было мимо история,

но усадили за стол её.

 

Это страна окраина,

главное, что тут правильно,

что некрепкое опрокинуто,

а земля таки не покинута.

 

 

[зубы]

 

Вспомни, не было ничего же:

этих рейтингов и контроля.

Институты, парады — все позже.

Только грязное чистое поле.

 

От собирательства и охоты

друг на друга с дрекольем

в офисы без перехода

составлять протоколы.

 

Администраторы, судьи,

менеджеры, сомелье.

Ослепительно белые зубы

в непрожевываемой земле.

 

 

[пустота]

 

Видит всё пустота.

Ни в воду не скрыть, ни в песок

ни воровства скота,

ни превращения в скот.

 

Ничего себе, ты вообще,

видимо, ничего

не боишься, чувак,

это не нравится пустоте.

 

Личность той пустоты

смотрит из-за плеча,

что там читаешь ты,

думаешь что отвечать.

 

 

[осколки]

 

В разные стороны по сигналу

прыскает я от себя.

Я разваливается от скандалов.

Мокрое место оно от суда.

 

Иди поищи его в поле.

Иди собери его из

первых попавших осколков —

что это? — трубка, сервиз,

 

рыболовный крючок, дощечка.

Где же ты, милое, выходи.

Мисочка, молочко, сердечко.

Всё ещё впереди.

 

 

[зерна]

 

Под одеялом тёплой земли

дремлют зёрнами короли,

набухают монахи, князья,

не знают, что набухать нельзя.

 

Под одеялом доброй земли

солнце особенно ярко печёт,

так что уже не нужны костыли,

всё срослось, дурачок.

 

Только сверху бессмертный полк

ждут готовые всех разорвать,

и чтобы, дети, с вас вышел толк,

надо вам кое-что знать.

 

 

[ток]

 

Стиль обочины, стиль окраин

добровольно не выбираем.

Узел будь, пропускай разряд.

Стой, чтобы шёл контакт.

 

Знаешь, как так: тонуть в земле,

плавать в ценностях и золе,

каждое утро сто лет

начинать оставлять след.

 

Сколько раз, сорный цветок,

я тут голову поднимало,

нагуляв на полях ток,

которого им всегда мало.

 

 

[дух]

 

В состоянии перехода

через чистое поле плоть,

столь залюбленная за годы,

продолжает ещё молоть

 

чушь, не понимая сути

происходящего: — а что вдруг?

это кто меня тащит, с’ка?

а без рук! — именно, что без рук.

 

Это дух ведёт по пустыне,

дрессирует, как пса,

дрожащие от гордыни

и желания телеса.

 

 

[терпение]

 

Вы обыграете нас в футбол.

Вы отмените карту мир.

Нас обратно загонят в бор.

Шерстью лица затянет вмиг.

 

Но в тесноте даётся простор,

а на просторе даётся свет.

А свет есть ворот створ,

за воротами новый завет.

 

Есть и другие ворота, внутри

ты не выторгуешь лица.

Не входить, но быть где-то при.

Я хочу дотерпеть до конца.

 

 

[запрет]

 

Я погуляло и было осуждено

за преступления против мы

и человечности, запрещено

на территории этой страны.

 

Это то самое в образе палача.

Я по-другому власть.

Я отдаёт приказанье печам,

чтоб, хохоча, по костям ступать.

 

В суде я сказало: нашли козла.

И продолжает глядеть

кто-то из моих глаз в глаза.

Некуда его деть.

 

 

[минимализм]

 

Поле, дикое поле,

его неприступный свет.

Невыносимое боле

томление обо всех.

 

Ветер, подлинность, поле,

музыка, минимализм.

Забитые было поры

открыты в ровную жизнь.

 

Поле исходных порывов

продвигаться, не встав,

за горизонт без обрывов

по выгоревшим цветам.

 

 

[голоса]

 

Слышно, как все молчат.

Жалить летит оса.

Из битого кирпича

слышатся голоса.

 

Слышится тихая речь

из могильных холмов.

Надо послушать лечь

среди лучших умов.

 

Кто города и уста

восстановит страны?

Кто населит места?

«Мы» отвечают холмы.

 

 

[взрыв]

 

Взрыва далёкого ветры

продолжают лететь, и я

всё меньше и меньше в центре

окружности бытия.

 

И уже не догнать границы —

только бы удержать

сердце и на ветру страницы

чем-нибудь поприжать.

 

Только упёртое и тупое,

смелое и человечное, как

обитатель чистого поля,

вынесет этот бардак.

 

 

[хвала]

 

О, спасибо Тебе за боль.

Это Твоя на земле любовь.

И побит, и разбит, и убит,

но не забыт, не забыт.

 

О, как питателен камень.

Я делает храм руками.

Выемка, ветка, свисток.

Вкусный такой песок.

 

Кончилось время просить

помощи и спасти,

время себя забывать,

чтобы Тебя воспевать.

 

 

[вариант]

 

Это страна окраина,

бездна тут непререкаема,

в зимнее или летнее,

но остается смотреть в неё.

 

Это страна окраина,

остаётся решить, отравлена

нами или удобрена

родина неудобная.

 

В окраины окарину

шепчут гардемарины:

Господи, сотвори мы,

если мы сотворимы.