Юлий Гуголев. Волынщик над Арлингтоном. 2019 — 2020. М., «ОГИ», 2020, 104 стр., 500 экз.
Шестая книга стихов одного из самых известных на сегодня поэтов (премии: «Московский счет» — 2007; «Поэзия» — 2020). О высоком профессиональном уровне этих стихов и о том, насколько органично они встроены в корпус современной поэзии, говорить не буду. В данном случае это подразумевается. Я же, читая их, пытался найти ответ на вопрос: а о чем они? Вопрос вроде бы нелепый, стихи в конечном счете почти всегда про одно и то же — про смерть и про «не смерть», про любовь, про движение времени, про вечность и так далее. Но тут все дело в самом пути, которым идет поэт, трогая эти и другие понятия из этого ряда, в тех образных системах, который он при этом выстраивает, то есть — в наличии и особенностях своего поэтического языка. Иными словами, ответ на вопрос «о чем?» подразумевает и ответ на вопрос «как?» (как оно в поэзии и водится).
Язык Гуголева, на первый взгляд, создан поэтами предыдущего литературного поколения, отказавшимися от языка «поэтичного» в пользу, условно говоря, уличного, бытового языка, набухшего нашей реальной жизнью: «Заделали по пьяни. / Рожали поутряни. / Крестили в Теплом стане. / Потом все как в тумане // Вроде мыли… в бане ли? / Учили… на баяне ли? / Заходили… к Тане ли? / Возвращали? Заняли?» Строго соблюдаемая «антипоэтичность» языка должна была тем не менее вести — пусть и парадоксальным образом — к «подлинной поэтичности». Ход этот Гуголев знает хорошо и даже как бы пользуется им — скажем, стихотворение «Преимущества», о предельном погружении «лирического героя» в быт завершается явлением перед ним просвечивающей сквозь убожество быта «подлинной красоты»: «Сырость, серость, глубь в голубизне / Радуга двойная как во сне». Но традиционный вроде бы финал означает на деле нечто другое — у Гуголева радуга светит не сквозь «убожество быта», а само «убожество быта» может быть радугой. Гуголев не разделяет жизнь на «нижнюю» (приземленную, говорить о которой и можно только на уличном жаргоне) и «подлинную» (для «высокой поэзии» предназначенную), а разделение это и стало, по сути, пафосом поэтического стёба девяностых — нулевых годов. Гуголев же стебается над самой традицией этого стёба. Для него вот эта жизнь — единственная реальность. И свою поэтическую миссию Гуголев видит в озвучивании того, что вот эта сегодняшняя тупая, «бытовая» жизнь, частью который являемся и мы, — что она надумала о себе, жизни, о смерти, о вечности. То есть какой она видит саму себя? И первым ответом здесь, повторяю, становится сам язык, разрабатываемый Гуголевым; то есть та иерархия ценностей, которую в языке этом выстраивает нынешняя жизнь. У Гуголева «бытовое» и «бытийное» всегда рядом, и соседство их естественное — «Снова слышу щебет птички / да сопение жены, / словно грохот электрички, / словно хохот Сатаны…» На этом языке стихи Гуголева говорят именно о том, что мы привыкли считать «бытийным», о том, чему в русской поэзии мы отводили область высокой философской лирики: «Не имеет смысла обольщаться, / здесь все происходит и сейчас. / если не дано второго шанса, / все, что есть — единственный наш шанс»; «Нет для нас у бога ближних, / значит будем этих возлюблять. // этих станем, не читая, лайкать. / Господи, спаси и не забань! / С этими судьба нам пить и плакать, / кисонек в них видеть и собань». То есть что? При полном отсутствии у Гуголева тютчевской стройности, собранности и вообще «хороших поэтических манер», стихийного как бы, мы тем не менее имеем дело с автором философской лирики?.. А почему нет?
В. М. Есипов. Встречи и прощания. М. — СПб., «Нестор-История», 2020, 336 стр., 500 экз.
Короткий список персонажей этой книги, содержащийся в ее подзаголовке — «Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…», — следует расширить именами Бориса Балтера (брат автора), Ирины Радченко (рано умершая жена автора, переводчица французской литературы), Александра Володина, Надежды Мандельштам, Бена Сарнова, Семена Липкина и множеством других, знаковых и для русской литературы, и для истории русской общественной жизни имен. В названии книги автор поставил слово «прощания» — почти всех персонажей этой книги автору, как их младшему современнику, пришлось хоронить. Портретные очерки, составившие эту книгу, еще и форма «прощания» автора с ее героями. Возможно, отсюда чуть суховатый, подчеркнуто «деловой» стиль повествования, с постоянными уточнениями, где и когда происходил описываемый эпизод и кем были участники его, о чем говорили и какими именно словами, как развивался тот или иной сюжет в жизни портретируемого, свидетелем которого был мемуарист, и так далее — автор этой книги выступает в ней еще и как историк с обостренным чувством ответственности за свои «свидетельские показания».
Персонажи портретных очерков Есипова, те, кого сегодня принято называть «шестидесятниками», могут удивить читателя непохожестью на уже как бы канонизированный в нашей литературе — усилиями тех же «шестидесятников» — образ. Есипов изображает «шестидесятников» такими, какими видел их именно он, не следуя романтическому образу «сердитых молодых людей». Он стремится сохранить всю сложность и «разносторонность» взаимоотношений со своими героями. А отношения были разными, от, скажем, родственных — с Борисом Балтером до несколько отстраненных — как в случае с Беллой Ахмадулиной (к ней самой Есипов относился, можно сказать, с пиететом, но некоторые стихи ее ему активно не нравились). При этом, независимо от того, насколько автор и впрямь был близок со своим персонажем, он не позволяет себе и тени фамильярности.
Особо я выделил бы воспоминания об Аксенове, с которым автора связывали не только дружеские отношения, но и совместная работа — Есипов неожиданно для себя стал литературным представителем Аксенова в России. И как раз портрет Аксенова активнее всего спорит с каноническим портретом «шестидесятника Аксенова» (хотя бы из аксеновского же автобиографического романа «Таинственная страсть»). Аксенов у Есипова — это человек сознательно или интуитивно научившийся делить свою жизнь на личную, приватную, и на публичную, «в образе». Ну а поскольку Есипов был допущен в «личную жизнь» писателя, то он, естественно, не мог не писать и об «Аксенове в жизни».
Портретные очерки перемежаются воспоминаниями автора о своей жизни — о детстве и отрочестве, об учебе в институте промышленного рыболовства и о работе на рыболовном траулере, про начало своих занятий литературой. Большой очерк посвящен жене. По идее, это проза художественная, таковой она и является, но с сохранением все той же «деловитости и документальности» письма, и вот странный эффект — как раз вот эта информативность и скрупулезность в воспроизведении жизненного материала и создает в повествовании Есипова эффект прозы именно художественной; ну, скажем, история о том, как автор издавал первую книгу стихов, начав свою эпопею с издательства «Советский писатель» в 1974 году и закончив выходом книги в 1987 году уже в издательстве «Современник», — история эта читается еще и как необыкновенно типичное и обобщенное изображение не только всех перипетий издания первой книги молодым автором, но и самого феномена «советского издательства». Иными словами, Есипов писал не столько литературные мемуары, сколько книгу о своей жизни, частью которой была литература.
Курт Воннегут, Сьюзен Макконнелл. Пожалейте читателя. Как писать хорошо. Перевод с английского Алексея Копапанадзе. М., «Альпина Паблишер», 2021, 568 стр., 2500 экз.
Полное название отсылает нас к тому неожиданно бурному сегодня потоку книг, авторы которых обещают научить читателя писать художественную прозу. Популярность такого рода книг — не только в России, но и во всем мире — для меня, например, загадка, поскольку профессия писателя сегодня одна из самых безденежных (думаю, курьер издательства «Эксмо» даже при своей нищенской зарплате зарабатывает больше, чем писатель, выпускающий в этом издательстве по два типовых детективных романа в бумажной обложке), к тому ж профессия эта еще и одна из самых ненадежных, то есть, если вам удалась первая ваша книга, это не значит, что вы сможете написать вторую. Ну а что касается учебных пособий типа «Как стать автором бестселлера», то они, казалось бы, ничего кроме иронии в принципе не могут не вызывать, то есть, если ты знаешь, как им стать, почему не стал? И тем не менее представляемая здесь книга издана как бы в ряду вот этих мануалов. То есть как учебник писательского мастерства, в авторах которого значится не более не менее как — Курт Воннегут.
Но скажу сразу, это, слава богу, не учебник. Издатель просто использовал бренд востребованного жанра. Книга эта будет интересна в первую очередь тем, кому интересен Воннегут. Дело в том, что Воннегут книгу эту, как значится в выходных данных, не писал, книгу написала бывшая ученица Воннегута в «Писательской мастерской Айовского университета» в 60-е годы, Сьюзен Макконнелл, сохранившая дружеские отношения с Воннегутом до конца его жизни, ну и, разумеется, — знаток творчества Воннегута. Здесь прослеживается сюжет творческой биография Воннегута; то, как зарождались и вызревали замыслы его книг, какие события в его жизни (Вторая мировая война в частности) определяли содержание его прозы, ну а также — какие отношения складывались у Воннегута с самим ремеслом писателя. Материалом тут в первую очередь стало художественное творчество Воннегута и его биография, письма писателя и данные им интервью, ну и, разумеется, воспоминания автора о Воннегуте — и как о человеке, и как об учителе. Макконнелл приводит в книге не только краткое эссе Воннегута «Как писать хорошим стилем» — похоже, единственный специально написанный им на эту тему текст, но и множество его высказываний: в прозе, в письмах, в разного рода записях. Получилась книга о творческой лаборатории Воннегута, представленной в самых разных ракурсах, сама же тема Воннегута как наставника молодых писателей присутствует здесь как «одна из».
Что же касается собственно «советов мастера», «тайн творчества» и проч., то в этой сфере Воннегут более чем традиционен: «избегайте многословия», «пишите просто», «говорите своим голосом», «пишите о том, что вам не безразлично» и т. д. То есть — ничего нового и неожиданного. По сути, совет молодым писателям у Воннегута был один: хотите стать писателем? Пишите. Только не ленитесь. Разнятся в книге только формулировки этого совета. Вот одна из них: «…писатели не только, как правило, депрессивны: в среднем у них коэффициент интеллекта сравним с коэффициентом консультанта в парфюмерном отделе торгового центра. Наша сила в терпении. Мы обнаружили, что даже недалекий человек может сойти за… ну, почти умного, если будет записывать раз за разом одну и ту же мысль, немного улучшая ее с каждым повторением. Вроде как накачиваешь шарик велосипедным насосом — любой может это сделать. Просто нужно время».