Лев Гудков,
Борис Дубин. Литература как социальный институт. Издание 2-е, дополненное. М., «Новое литературное
обозрение», 2020, 793 стр., 1000 экз.
Из классики современной социологии — книга о том, как устроена
литературная жизнь, ну и, соответственно, как устроена литература. Статьи,
составившие основу книги, писались в 80-е — 90-е годы, то есть в ситуации смены
исторических эпох, ознаменованной, в частности, уходом из общественной жизни
России тех, кого принято было называть интеллигенцией, то есть читателя,
который и был «опорой» для русской литературы три последних столетия. У тех же,
кто сегодня заменяет в России интеллигенцию, отмечают авторы, интерес к
литературе и, соответственно, потребность в ней отсутствуют напрочь.
Компенсируя отсутствие той культуры, которой обладала русская интеллигенция,
«креативный класс» занялся самоутверждением, используя новые, ставшие
актуальными ресурсы «массовой идентификации: православие, гедонизм массового
потребления, агрессивный национализм, самодовольство „класса усредненных”».
Время написания статей во многом определило их характер. Но перед
нами не публицистика, хотя некий эмоциональный напор и чувствуется (см.
интонационную окраску приведенной выше характеристики «нового времени»).
Главное здесь — исследование процессов, происходящих в России и выработка
научного инструментария для изучения новой ситуации.
Авторы исходят из того, что взаимоотношения литературы и общества
не имеют раз и навсегда установленного порядка, то есть не имеют структуры,
воспроизводящей саму себя при смене исторических эпох. Каждая эпоха определяет
свои конкретные социокультурные ситуации, то есть каждый раз заново складывается
содержание и взаимодействие тех «сущностей», которые мы называем «обществом» и
«литературой». Привычный нам и потому казавшийся единственно возможным характер
взаимоотношений «общества» и «литературы» в ее развитии от Державина и Пушкина
до Пелевина и Проханова, на деле был заложен только в
XVIII веке, в эпоху буржуазных революций и крушения империй. Тогда-то и
складывались те специфические «взаимоотношения интеллектуалов с центрами власти
и поддержки (просвещение и критика общества и его „верхов”), с рынком
(установление гонораров за произведение) и автономными институтами культурной
репродукции (печатью, университетами, школой)»; «Здесь кристаллизуется в
основных своих параметрах сам социальный институт литературы, возникает сеть
социальных и культурных посредников между составляющими его ролями. Собственно лишь в этом контексте и рамках образуется... ядро
книжной культуры и литературной традиции (программа всеобщего, общедоступного
образования, идеология книги в качестве основного и всепроникающего средства
социальной коммуникации, классика как выражение „духа” общества, народа,
нации). В этих пределах и существует „великая”…
национальная литература и персонифицирующие ее фигуры».
Разумеется, писатели начала XIX века и писатели середины и конца
ХХ-го по-разному чувствовали себя в России, но
«колодка» взаимоотношений общества и литературы была, по сути, одна.
История предоставила нам уникальную возможность отслеживать в
реальном времени смену эпох. Нынешнее же культурное пространство для России
абсолютно новое. В качестве «инженеров человеческих душ» сегодня выступают
пиар-менеджеры и телеведущие. Тем более, в сфере культуры и СМИ мы наблюдаем
всемирную «инструментальную» революцию: замена буквы видеорядом, книги —
экраном смартфона. К сожалению, этот феномен проработать для своей книги авторы
не успели — последняя статья подписана 2005 годом.
Но суть начавшихся тогда в отечественной культуре процессов они
сформулировали достаточно точно, отметив, в частности, «глубокую и
стремительную эрозию»
«литературоцентризма и советской, и
постсоветской интеллигенции». Тем не менее «общество» никуда не делось, просто
оно уже другое; осталась и «литература», пусть и лишившаяся привычного для нас
институционального состояния, и все это означает, что нужно просто заново
разбираться, что из себя представляет сегодняшнее «общество» и в каких
отношениях с ним находится реально существующая новая русская литература. Это,
разумеется, большая и тяжелая работа, но разработка необходимого инструментария
для этой работы началась.
Владислав
Корнейчук. Отправление с Киевского вокзала. Роман. «Издательские решения»,
2020, 182 стр. Тираж не указан.
На редкость «очевидный», даже как бы «простодушный» по выбору
жизненной фактуры для повествования — и при этом редкий по вложенности автора в
текст — роман о смене исторических эпох в России. Перед нами четыре героя,
четыре социально-психологических типа, с помощью которых автор пытается
«вскрыть» суть произошедшего со страной в 90-е годы и далее. Роман написан как
хроника нескольких часов, прожитых этими героями в один из летних московских
вечеров в самом конце 10-х, плюс финальные для сюжета каждого из героев главки.
Сначала нам представляют отошедшего от дел бизнесмена (в молодости
— бандита) с деньгами и домом в Лондоне, прилетевшего в Москву отдохнуть в
одиночестве; далее — двух случайно оказавшихся рядом участников закончившегося
собрания «анонимных алкоголиков»: музыкального критика, когда-то необыкновенно
одаренного юношу из семьи советской государственной элиты, прозванного друзьями
Трюффо, и его случайную, на один вечер, спутницу и собутыльницу Вику, опять же когда-то победительной красоты
девушку-гимнастку, ставшую стриптизершей «со всеми вытекающими», а ныне, как и Трюффо, — безнадежную алкоголичку; парочка эта решает
«развязать», но только на один вечер. И наконец, четвертый персонаж — случайно
встреченный парочкой и присоединившийся к ней в качестве «третьего» «креативный
веб-дизайнер» и философ Суржик, приятель Трюффо,
мечтавший в молодости стать художником, но закончивший карьеру уличным
портретистом на Арбате, уроженец Украины, с трудом нашедший свое место в
Москве. Все четверо — ровесники, накануне пятидесятилетия. Каждый остро
переживает ощущение, что жизнь его подходит к концу. Непонятно, откуда такое ощущение
у людей далеко не преклонного еще возраста, но подведение итогов, которым, по
сути, они и занимаются (вместе с автором), трудно назвать предварительным.
Почему же?
Правда, лондонский олигарх, как человек успешный и физически еще
очень крепкий, в будущее свое смотрит даже с какими-то ожиданиями, но сам его
кайф от достигнутого благополучия, точнее, то, что этот свой кайф он пытается
как-то отрефлектировать, наводит на мысль, что все
это ненадолго. Карьере своей — от нищего студента до теневого олигарха — он
обязан бандитскому прошлому, и тень этого прошлого висит над ним. То есть он из
породы тех, кто «долго не живет» уже по определению. И показанные в романе его
дни — финальные. Таким же последним загулом станет описываемое «веселье» и для
бывшей девушки-красавицы Вики, отработавшей свою молодость (и здоровье) у шеста
на подиуме и в постелях. Нет, у Вики свой ум, свой характер, свой гонор, и
никакого мелодраматического шансонного надрыва в
образе ее нет и следа — ее жизнь была ее собственным выбором. Таким же выбором,
как и ее смерть — смерть женщины, бесконечной уставшей, когда не осталось даже
сил выйти утром из дома после трехдневного запоя, чтобы добыть спасительную
порцию алкоголя. Лишь случайно остается в живых впавший после многодневного
запоя в кому Трюффо, к которому
соседи успели вызвать «скорую».
Единственный из четырех героев, у кого остается надежда, пусть уже
и не на ту жизнь, о которой мечтал в молодости, но жизнь осмысленную, Суржик.
Суржик, отчасти, как я понимаю, альтер
эго автора, склонен «нежизнеспособность» сверстников объяснять тем, что они еще
успели пожить при советской власти с ее патернализмом и искусственными
ограничениями. Для Суржика дух ее воплощен в отце — житомирском
художнике-альтруисте, смыслом жизни почитающем созидательный труд, таком герое
Стругацких из «Понедельника…».
Для внутреннего просветления автору приходится отправить своего
героя аж в Индию, которая — замусоренная, с перенаселенными городами, с
непонятной герою энергетикой бытовой жизни — оказалась не совсем той страной,
как представлялась издали. Но зато с помощью пережитого в Индии Суржик смог
дотянуться если и не до понимания, то до внятного ощущения «начала начал».
Киевский вокзал и башни над ним, а главное, толпы и толпы вокзальных людей,
двигающихся одновременно в разных направлениях, повинуясь разным импульсам, все
это стало для него образом «отправления в жизнь» — в жизнь реальную. Отсюда
название романа — «Отправление с Киевского вокзала». То есть герою Корнейчука
удается подняться над сугубо бытовым уровнем мышления (социально-экономического
и социально-психологического, неизбежно ведущего к поиску тех, кто конкретно
самый виноватый в России) — к бытийному[1].
Д. С.
Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе. Составитель Г. И. Медведева. Вступительная статья А. С. Немзера; комментарии и подготовка текста Г. И. Медведевой,
В. И. Тумаркина, Е. Ц. Чуковской. М., «Время», 2020, 544 стр. 1000 экз.
В профессиональном жаргоне зарубежных издателей существует
разделение художественной литературы на «классику» и «чтение». «Классикой» они
называют книги, востребованность которых перешагнула или перешагнет «поколенческую» популярность, как, скажем, случилось с
Борхесом или Бродским.
В «классики» попадают действительно очень и очень немногие. С
большой надеждой я, например, наблюдаю, как начинает возвращаться в культурный
обиход проза Юрия Трифонова; «классиком» в последние десятилетия признан
издателями Борис Слуцкий. И вот еще один завершающийся сюжет «вхождения в
классику» — новая популярность творческого наследия Давида Самойлова. Одно из
красноречивых тому свидетельств — включение издательством «Эксмо»
его книг в популярные серии «Собрание больших поэтов», «Великие поэты»,
«Золотая коллекция поэзии». Но это уже финал. А основную работу по оформлению
статуса классика русской поэзии для Самойлова проделало издательство «Время»,
издав за последние годы девять книг поэта: «Мне выпало все…» (полное собрание
стихотворений и поэм, 2000),
«Поденные записи. В 2-х томах» (2002), «Поэмы» (все поэмы
Самойлова, а также развернутая литературно-критическая работа Андрея Немзера «Поэма Давида Самойлова», 2005), «Книга о русской
рифме» (2005), «Памятные записки» (2014), «Счастье ремесла» (2020), «Из детства»
(избранные стихотворения с иллюстрациями Евгении Двоскиной, 2020), «Ранний Самойлов.
Дневниковые записи и стихи: 1934 — начало 1950-х» (2020). Ну и девятая,
представляемая здесь книга — «Мемуары. Переписка. Эссе».
Название этой книги является одновременно и обозначением ее жанра,
в данном случае неожиданного, «совмещенного» — составитель Г. Медведева
выстраивает композицию из воспоминаний о Самойлове его друзей (Михаила
Львовского, Константина Симиса, Исая
Кузнецова, Надежды Кремнёвой, Левона Мкртчяна, Вадима Баевского
и других ), но хорошо знакомый нам формат «NN в
воспоминании современников» используется здесь лишь отчасти. В разделе «Давид
Самойлов. Из прозы» публикуются воспоминания и самого Самойлова об ИФЛИ, о
своей литературной молодости, об Илье Сельвинском, Борисе Пастернаке, Анне
Ахматовой, Марии Петровых, Леониде Мартынове, Сергее Наровчатове,
Иосифе Бродском и т. д. Представлены также подборки из переписки Самойлова с
историком А. Черняевым, со Слуцким, Межировым, Наровчатовым,
Бродским, Гелескулом. Здесь же собрание писем
друзей-литераторов к Самойлову. Иными словами, составитель ставила перед собой
задачу не только насытить текст биографической информацией, но и передать саму
атмосферу той жизни, в которой — и которой — жил Самойлов. Ну а открывает книгу
вступительная статья Андрея Немзера «Давид Самойлов:
поэзия как судьба», которую я бы назвал мини-монографией. И, в дополнение к
сказанному, в издательстве «Время» в 2020 году, то есть к столетию поэта, вышла
также книга Андрея Немзера: «„Мне выпало счастье быть
русским поэтом...” Пять стихотворений Давида Самойлова».