Обратное чудо

Эта поэтесса прошла трудный путь к признанию. Она родилась в полу­сельском городке на Западе США в семье наемного работника на ферме (подрабатывавшего также бурением колодцев), окончила Калифорнийский университет и тридцать лет преподавала в заштатном двухгодичном колледже к северу от Сан-Франциско. Ее литературные знакомства были самые ограниченные, и мало кто знал о ней до того, как авторитетный поэт и критик Дейна Джойа случайно прочитал ее стихи. В статье о Кей Райан, опубликованной в 1998 году, он писал: «За последние годы ни один новый автор не произвел на меня такого впечатления своим поэтическим воображением и оригинальностью». Именно Дейна Джойа оказался тем гонцом, который примерил неизвестной поэтессе хрустальную туфельку и нашел, что она ей точно по ноге. Критик подчеркивал, что Райан — нехарактерный для американской литературной жизни продукт, что ее поэзия могла вырасти и окрепнуть только вне обычной индустрии по производству новых поэтов, вне курсов «креативного письма» и нью-йоркской литературной тусовки.

С этого времени удача повернулась лицом к Кей Райан. В течение последующих пятнадцати лет она получила самые почетные литературные награды, в том числе Пулитцеровскую премию за поэзию и звание поэта-лауреата США (должность, назначаемая Библиотекой Конгресса на два года). Сбылось предсказание, сделанное в стихотворении «Черепаха» за много лет до этого:

 

Ни единого шанса, чтобы горбатый

стал крылатым; и все-таки невезенье

черепаху вывезет (слово свято!),

ибо доблесть праведных душ — терпенье.

 

В поэзии Райан нет ни исповедальности, ни поучительности — вообще ничего привычного и принятого в современной американской поэзии.  Ее иногда сравнивают с Эмили Дикинсон, но сама поэтесса отвергает такое сравнение: «Это все равно что сравнивать Микеланджело с провинциальным мазилкой». Хотя, на мой взгляд, некоторое сходство все же есть. Ее стихи так же интровертны, внутренне напряжены, а внешне — изящны и лаконичны. Они заряжены нетривиальным смыслом и рассчитаны на встречное усилие читательской мысли.

 

 

Рыбёшки

 

Если закрыть глаза,

можно увидеть,

как в твоей голове

скользит множество мелких

рыбёшек-мыслей:

они мерцают,

смыкаются, как жалюзи,

и вновь расщепляются,

и исчезают.

Чистые и серебристые;

трудно представить,

что некоторые из них

пожрут других.

Ты этого хочешь?

 

 

Молчание

 

Молчание — это не снег,

оно не может расти,

как сугроб.

Даже тысячелетнее

молчание не толще

бумаги.

Если нам кажется,

что оно занесло нас,

как мамонтов,

засыпало навсегда, —

мы не правы.

 

 

Обратное чудо

 

Очень нужно порою

обратное чудо:

несколько самых

простых слов,

один божественный

глоток

вместо четырёх мер

вина, спокойный отказ

умножаться —

одна рыба,

один хлеб.

 

 

Посмотреть на луну

 

Если бы для того,

чтобы посмотреть на луну,

нужно было купить билет,

ещё неизвестно,

понравилось бы вам представление

или нет.

Но Луне всё равно:

каждый вечер

она вновь выходила бы

и повторяла

эти свои штучки

с покрывалом.

 

 

 

Дверная ручка

 

Может быть,

наши комнаты

манипулируют нами.

Может быть, мы —

лишь агенты

этой дверной ручки

голубого стекла,

послушно исполняющие

её приказы,

меря шагами

расстояния

между шкафами.

Но если мы —

лишь сомнамбулы

этой голубой ручки

и подчиняемся ей,

может быть, выговаривая

эти странные вещи,

мы раскрываем

не наши, а чужие

секреты?

 

 

 

Задумчивость

 

Это уплотнение на лбу,

которое вас беспокоит

и чешется, будет чесаться и расти

ещё несколько сот поколений,

но в конце концов

окажется полезным:

оно поможет вам

отпугивать врагов

и добывать пищу. Со временем,

преодолевая неуклюжесть,

вы научитесь по весне

исполнять брачный танец,

но порой — ни с того, ни с сего —

будете застывать

в непонятной

задумчивости.

 

 

 

 

Тьма сгущается перед рассветом

 

Что это значит —

сгущается?

Становится ли она

блестящей и твёрдой,

как чёрный агат,

или густой и вязкой,

как дёготь?

Есть ли у неё степени

и градусы,

очевидные даже нашим

ослепшим глазам?

Можно ли по ним

угадать,

как скоро

окончится ночь?

 

 

 

Забывание

 

Забывание требует

много тары. Забытые вещи

занимают столько же места,

как и всякие другие.

Переезжая в другой штат,

вам придётся сперва

разыскать на складе

свои ящики; вот и пойми,

чего ради

и зачем нам

брать с собой

эту кладь.

 

 

 

Паника

 

На крутом повороте,

когда джип встаёт на два колеса,

или при аварии самолёта

ваш мозг припечатывает

к стенке черепа

и чужой голос внутри

произносит: вот оно. 

Но едва ли не хуже,

когда вы просто

катаетесь в лодке,

и ветерок веет,

и волны укачивают,

и вы не замечаете,

как вас уносит от берега

всё дальше и дальше.

 

 

 

Звёздная пыль

 

Звёздная пыль —

нелегко её

добывать,

нужно сделаться

совершенно

ровным и

прохладным,

как поверхность,

на которую

оседают

мельчайшие

искрящиеся

кристаллы,

ровным и

прохладным —

но теплее,

чем металл...

Это трудно объяснить.

 

 

Если бы у неё осталась одна минута

 

Чем она наполнит эту минуту?

О, я возьму от неё всё,

думает она, — всё,

в чём я отказывала себе,

выбрасывала из своей жизни,

пренебрегала, всё это

в свою последнюю минуту

я испытаю, я вопьюсь в жизнь,

как в персик, я выпью её,

как глубокое озеро,

до последней капли —

и раздуюсь

как лосось, переполненный икрой,

или луна.

 

 

Крушение

 

Худшее произошло,

корабль разбился о скалы.

Но поглядите, как эти

спасшиеся человечки

разбирают и раскладывают

то, что удалось спасти,

насвистывая за работой.

Слава Богу, среди этих

обломков есть пригодные

вещи, из которых можно,

как из атомов, сложить

остров — и превратить

невообразимое

в неожиданное. 

 

Чеширский кот

 

Дело не в коте,

а в этой наглой

усмешке кота,

дело в том,

что он нам внушает

(и что мы упорно

отталкиваем от себя), —

что связи не так уж

прочны, что части

могут отказаться

служить целому

и оно распадётся

и исчезнет —

и только некая

странная часть

уцелеет

и прекрасно без нас

обойдётся.