Отпуск в один день

Игорек Ласкин ехал в отпуск. Его поезд подходил к городу. Он набрал номер в мобильнике, номер не обслуживался. Он вышел в тамбур, думая поймать связь, но и там ему произнесли, что номер больше не обслуживается. Он прислонился лбом к стеклу, за окном быстро-быстро летел снег. Дальние Заокские горы были, как зебры: белые с черными полосками берегов.

Он вернулся в вагон. Сел на свою плацкарту сбоку от прохода. И тут позвонила мать.

— Сынок, ты где?

— Отпуск взял, мам.

— Отпуск?

— Да. На десять дней. Еду к Кате.

— А к ней зачем?

— Давно не видел.

— Ах, сынок! Ты не умеешь врать! Ты же был там полгода назад.

— Соскучился, мам. Снова хочу увидеть ее.

— У тебя все нормально?

— Да. Командир в части доволен, что еще нужно.

— Ну, хорошо. Храни тебя Бог! — сказала мать и положила трубку, которая тут же завибрировала. Это звонила сестра Катя.

— Ты подъезжаешь?

— Да.

— Мы тебя с Витей встретим. Никуда не уходи.

— Хорошо.

— У тебя все нормально?

— Да.

На одной из станций, когда он бегал за пивом, у него украли портмоне с деньгами, осталась какая-то мелочь, и теперь он в очередной раз заказывал себе чай. Миловидная лет под сорок проводница с каким-то опухшим от алкоголя лицом принесла ему стакан.

— На вот, поешь. — Она развернула перед ним два бутерброда с колбасой и поставила чай.

— Да нет, я сыт.

— Ага, я и вижу.

Она ушла.

Игорь некоторое время не притрагивался к еде, но запах копченой колбасы, свежего хлеба сделал свое дело. Он смолол два бутерброда очень быстро.

Вагон покачивался, за окном стояла снежная пыль. Игорек вышел в тамбур и позвонил на номер, помеченный как «Марина». Автоответчик сообщил ему, что номер больше не обслуживается. Он набрал его снова, и снова такой же результат. Тогда он сделал рукой несколько резких движений, как будто тыкал воображаемого соперника. Потом, прижавшись лбом к холодному стеклу, увидел свой абрис, а еще дальше за снежной равниной темные Заокские горы.

Он представил ее в тот вечер, когда была свадьба его сестры Кати. Тамада объявил конкурс на лучший танец. Она осталась одна, он тоже был один, пригласил ее и, обхватив за талию, стянутую какой-то крепкой розовой тканью, от которой шел аромат свежего прохладного утра, начал танцевать. Двигались они сначала как школьники, ходили из стороны в сторону.

— Если мы так будем качаться, мы ничего не выиграем, — сказала она.

В нем проснулся азарт, и он начал дурачиться. Она тоже. Пары выбывали, а они все так же дурили. Он схватил со стула чью-то шляпу, она платок, повязала ему, он на нее — шляпу. Им аплодировали. Тамада остановил танец и вручил им, как победителям, бутылку «Советского шампанского».

На улице дул ветер.

— А ты смелый! — произнесла она, когда он откупорил бутылку и шампанское хлынуло наружу.

— Ты тоже.

— Меня Марина зовут.

— Игорь.

— Я знаю.

Он выпил из бутылки. Она прерывисто дышала. Губы у нее высохли. Он поцеловал ее, она не сопротивлялась.

В тот сентябрь отпуск его длился всего лишь десять дней, и все эти дни он был с ней.

Локомотив дал протяжный гудок — это поезд из Северобайкальска подходил к станции.

Ласкин закинул на плечо спортивную сумку, поднял воротник у короткой не по погоде куртки и начал пробираться к выходу.

— Спасибо, — сказал он проводнице.

— Не за что, заходи!

Он улыбнулся ей и спустился на перрон.

На улице дул ветер, сильно мело. Снег поднимался и залетал за воротник. Он его поднял, обошел здание вокзала и увидел, как какой-то мужик в длинном черном пальто пытается поднять какого-то бродягу.

Тот, что был в длинном черном пальто, прошепелявил:

— Простудисся веть, Саса, давай, вместе, сто ли. Я зе один не могу.

Ему удалось поставить «Сасу» на ноги, и Ласкин увидел, что лицо бродяги было покрыто густой белой бородой, росшей чуть ли не от самых глаз. Нос его крупный, пунцовый, выглядел как клоунский. Бродяга был на голову выше шепелявого.

— Саса, Саса — продолжал тот укорять, счищая своей вязаной рукавицей снег с его плеч. — Сто зе ты так написся.

— А, это ты, Борисыч! — произнес глухим басом Саса. — Виноват! Извиняй! — И он поднял руку, то ли для приветствия, то ли ударить его хотел и закачался, заходил из стороны в сторону и рухнул ничком в снег.

К Борисычу подошел пузатый на коротких ножках кавказец, на нем была распахнутая дубленка и синяя шапочка с помпоном и надписью «Лыжи 2010».

— Ты бы его, Алексей Борисыч, оставил.

— Так замерзнет зе.

— Он же у тебя куртку украл.

— Не крал я! — воскликнул бродяга. — Богом клянусь! Мамой! Это не я! — Глаза его намокли от снега, и он смахнул его, проведя рукой по переносице, и завыл.

— Натура это моя такая. Натура — дура! Не хочу брать, а беру. Прости, Борисыч! Прости, брат!

Борисыч направил брелок на свой «БМВ», машина мигнула ему фарами, он сел и уехал.

Игорек помог кавказцу отвести бродягу к минимаркету, там ему налили чай и сунули холодный пирог в руки.

— Хороший мужик был, — кивнул кавказец на бродягу. — Военный в прошлом. У Борисыча работал. Потом девяностые, бизнес не пошел, жена ушла. Он запил. Борисыч его тянул. А последние два года он совсем с катушек скатился.

Перед главным входом на вокзал притормозил «Гелендваген». Игорек направился к машине.

— Не надо, чтобы он ее видел! — сказал Виктор, водитель «Гелендвагена». — Ты представляешь, что будет, если Борисыч узнает?

— Да он не понимает! — ответила ему его жена Катя. — Уперся, и все тут. Ромео глупый! Может, ее заместить чем-нибудь.

— Не понял? Как это заместить?

— Подобное выбивается подобным.

— Что ты имеешь в виду?

— Надо, чтобы он ее забыл. У тебя есть какие-нибудь бабы, ну, которые могут дать ему.

— Ты хочешь, чтобы я ему бабу нашел?

К машине подошел Игорек и постучал в окно. Ему открыли, он сел.

«Гелик», как называют эту машину в обиходе, летел по проспекту Ленина, повернул на улицу Страж Революции.

— Надолго к нам? — сказал Виктор.

— Десять дней отпуск дали.

— Ясненько. Как служится?

— Да нормально служится. Марина чего не отвечает, замуж вышла?

Катя и Виктор переглянулись. Катя ничего не сказала ему на это. Она глянула в зеркало заднего вида и уловила улыбку на лице брата.

— Мама звонила, — сказала она. — Волнуется.

Ласкин представил лицо матери, сорокасемилетней женщины с красивыми каштановыми волосами и еле заметными морщинами на лбу. «Баргузин, Вика! У тебя не брови, а мех баргузина!» — любил воскликнуть его с Катей отец. И, действительно, у их матери были необыкновенно пышные брови.

Отца не стало два года назад. Он погиб в автокатастрофе.

Игорь сразу, как только отца не стало, подписал контракт. Не хотелось оставаться в городе.

После службы в армии он не пошел, как ему предлагали, работать менеджером, а остался с отцом. Тот каждое утро уходил в свой гараж и там возился с машинами.

Они делали все: промывали инжектора, чистили турбины, меняли масло, колодки, если поднимали машину на подъемнике, то смотрели ходовую.

Его отец всегда молчал. Игорь тоже перенял от него это качество.

Джип вильнул на ледяной дороге, на обочине работала аварийная служба, кран вытаскивал какую-то ржавую трубу, а сварщик, сидевший на корточках рядом, сваривал две новые.

— Сегодня трубу прорвало, — произнес Виктор и притормозил, объезжая строительную технику на дороге. — Борисыч рвал и метал!

— Это как-то повлияет на него? — сказала Катя.

— А как на него должно повлиять?

— Все-таки зима. Людей без тепла оставил.

— А чего ему будет! Он как сидит у себя в кабинете, так и будет сидеть. Зима, лето, один мэр сменяется, второй. Его никто не сковырнет — у него прихваты в Москве. Он же тыловик, все дела знает.

Машина пошла вдоль гаражей. У Виктора зазвонил телефон. Он взял трубку, молча выслушал и, остановившись у подъезда девятиэтажного дома, сказал:

— Шеф звонил, мне ехать надо.

Катя и Игорек вышли из машины. Джип уехал.

— Шефу, видно, машина понадобилась, — начала Катя. — Это же его джип. Виктор у него работает.

— Как он смог устроиться, если сидел за грабеж?

Кате было неприятно слышать про мужа.

Она познакомилась с ним по переписке, которую начала в шутку.  А потом втянулась, увлекшись, и начала ездить к Вите на зону в поселке Буреполом. Там находилась его зона.

— Он ни в чем не виноват. Ты же знаешь, как у нас работает полиция.

На улице снова пошел снег.

Дома по телевизору по городскому каналу показывали место разрыва трубы, и какой-то седой мужик с волевым подбородком шепелявым голосом объяснял причину разрыва.

Игорь узнал в нем Борисыча.

Катя несколько раз звонила мужу. Он то сбрасывал, то говорил, что не может говорить. Она уселась в кресло с ногами и смотрела на этого седого мужика с волевым подбородком.

— Это шеф Вити. Алексей Борисович Гагин.

Игорь ел пельмени, поставив тарелку на коленки.

— Марина его жена. Так что не преследуй ее. У них скоро будет ребенок.

— Он же старик.

— Ты как будто только родился. Он богатый. И очень влиятельный.

— Это мой ребенок!

— Ты дурак. Игорь, я тебе говорю одно, а ты заладил свое. Он Вите дал работу. Понимаешь? Его никто не хотел брать. А он дал.

— Так молитесь своему шефу.

— Зачем ты так? Ты не знаешь его. Ты упрямый, как отец.

— Да, я упрямый.

— Если бы отец не был упрямый, он был бы жив.

— Ты так считаешь?

— Мне кажется, он правильно поступил.

— Кому он сделал правильно? Нам? Тот мужик, которого он спас, обещал приезжать к нам. Говорил такие красивые речи, что теперь нам чуть ли не брат! А где он теперь? 

— И что? Ты не упрямая? Ты счастлива, Кать!

— Да, я счастлива. Еще раз… прошу тебя, не надо, не подходи к ней. Что ты молчишь?! Мы договорились?

— Договорились.

— Ну и славненько!

У нее зазвонил телефон.

«Алле! Вить, ты где? Что случилось? Ты заедешь или как? Хорошо».

Ласкин растянулся на диване. После поезда ему было хорошо. От простыней пахло свежим сеном.

Катя ушла в другую комнату и переодевалась там.

Ласкин взял телефон сестры и нашел в нем номер Марины, сфоткал его своим мобильником. Катя вернулась. Она уже накрасилась и переоделась.

— Я уезжаю. Нас с Витей шеф в ресторан пригласил.

— Она там тоже будет?

— Забудь про нее!

— Ты остаешься за главного.

— Что делает главный?

— Что хочешь! Порнуху только не ищи. Я заблокировала ее. Нам с мужем не нужна. В холодильнике полно жратвы. В шкафу есть водка. Пойдешь на улицу, ааккуратней, это все-таки Дзержинск.

Внизу дома просигналила машина. Катя выглянула.

— Это Витя приехал.

Она дала брату ключи и ушла.

Ласкин взял яйцо из холодильника и вышел на балкон — внизу стоял «Гелендваген». Он прицелился и бросил яйцо. Послышались крики. Витя кричал, что убьет того, кто это сделал!

Вернулась домой Катя. Он включил «Тома и Джерри» и сел на диван как ни в чем не бывало.

— Представляешь! — сказала она. — Какой-то псих бросил яйцо. Прямо в крышу попал.

Она взяла тряпку и полироль.

— Кто, не видели? — спросил Игорь.

— Да какое! Темень кругом! Но Витя найдет. Он ему глаз на жопу натянет.

— Да, Витя у тебя герой!

— Чего ты против него имеешь? Витя мой муж. И я хочу от него ребенка.

 

Витя привстал на порожек и провел рукой по крыше.

— Нет вмятины, — сказала Катя, когда вернулась из дома.

— Нет вроде. Козлина! Это твой братец, кажись.

— Да нет, ты что, Игорь не мог.

Витя вытер тряпкой крышу, прыснул спреем и снова протер, но уже фибро-тряпкой.

— Поехали! — рявкнул он зло.

Катя села в машину, и джип выехал со двора в сторону центра. Они ехали в сторону центра.

— Так, может, найдем ему бабу?

— Нет у меня.

— Ну, может, у друзей. Она займет его. Он забудет Марину.

Витя вынул мобильный и позвонил одной, второй.

— Много же у тебя их.

— Сама просила.

Наконец одна согласилась. Звали ее Ольга. Договорились о цене. Витя сказал, что надо прийти как бы к Кате и остаться.

— Сколько она хочет?

— Полторашку.

— Чего как дорого!

— Иди, поторгуйся.

— Откуда ты ее знаешь? — Катя не унималась. Она ревновала мужа.

— Жена друга. Он сейчас на зоне чалится. Она учительницей начальных классов работает.

— Благотворительностью занимаешься.

— Слушай, ты как твой братец, такая же упертая и упрямая. Не было у меня с ней ничего!

Машина подъезжала к ресторану.

Снег все валил и валил. Дворник широкой лопатой греб снег с парковки. Витя подкатил и остановился.

Позвонила Ольга. Он выслушал ее и положил трубку.

— Что она? — спросила Катя.

— Не может.

— Не может?

— Да, не может. У нее ребенок палец на горке сломал.

— Что же делать?

— Ничего. Он не маленький. Главное, сегодня перебдеть. А там они уедут на море.

На этом успокоились и в последующие часы о нем не вспоминали.

Повалил снег. Небо висело низко. Казалось, наступила глубокая ночь. Хотя часы показывали всего семь часов вечера.

Игорь набрал номер Марины. Она сбросила. Он снова позвонил, и снова она сбросила. Тогда он написал ей эсэмэску, что это он, что приехал и ждет ее звонка.

Она перезвонила, буквально сразу. Он слушал, как она молчит.

— Привет! — сказал он.

— Привет, — услышал он знакомый голос, и внутри него все сжалось от радости. Это был ее голос!

Фоном — за ее голосом звучала музыка. Хриплым голосом певец пел что-то про зону, часового на вышке и голубей на запретке.

— Я не могу долго говорить, — сказала Марина.

— Я приехал за тобой.

— Нет. Все изменилось.

— Мы же хотели уехать вместе, помнишь?

— Это когда было.

— Полгода назад.

— Я уже замужем.

— Он старый. Ты его не любишь.

— Ты не знаешь его. Он убьет тебя, если узнает.

— Я хочу тебя увидеть.

— Нет.

— Где ты сейчас?

— Нет. Я же сказала, все! Забудь мой номер.

Связь прервалась. Он какое-то время сидел и перекручивал пальцами телефон, в его голове не было никаких мыслей, он словно бы выключился из реальности, но вдруг взял и позвонил сестре.

— Да, — сказала она и добавила: — Подожди, здесь шумно, я сейчас выйду.

Он услышал в трубку, как отодвигается стул, как Витя говорит, что достал твой братец...

Когда Катя вышла к фонтану у гардероба, то встала напротив зеркала и рассматривала себя.

— Что ты хотел, Игорь? — сказала она, а сама подумала, что ее стройнит это короткое платье, что, правда, ножки у нее немого толстоваты, но Богатова вообще выглядит кобылой толстожопой.

— Слушай, Кать, у меня тут неприятности. Я ключи от дома потерял. Не могу попасть.

— Как потерял? Ты где сейчас?

— Не знаю. Тут Ленин стоит на постаменте, — соврал Игорь.

— Их несколько в городе. Что там рядом с Лениным?

— Торговый центр.

— Их несколько здесь. Какой именно?

— Да я не знаю.

— Зайди, погрейся. Кофе там попей, в кино сходи.

— Давай я подъеду.

— Ну, что ты, подождать не можешь?

— Нет.

— Блин, свалился ты на мою голову!

— Где находится ресторан?

Она сказала ему адрес.

Убрала телефон в сумочку и заметила, что у писающего мальчика, который держат кувшин, изливающийся водой, маленький член. «Как у Вити!» — усмехнулась она.

Игорь накинул короткую куртку с меховым воротником, обулся в промокшие ботинки и вышел. На улице он натянул короткую вязаную шапочку, сунул руки в карман.

Валил густой снег. Он поймал такси. Сказал, куда надо ехать.

Это был ресторан в стороне от железнодорожного вокзала. Катя курила у входа. Она мерзла в своем обтягивающем платье.

— Что как долго? — сказала она.

— Машину тормозил. Ты разве куришь?

— От такой жизни закуришь. — Она была явно чем-то недовольна. — Козел! — проговорилась она.

— Что случилось?

— Все нормально.

Из двери вышел Витя, он был немного пьян.

— Чего ты начала? — сказал он.

— Это ты начал.

— Хорош. Я даже не лапал эту Богатову.

— Я видела!

— Ну, все, пошли, Катюш! Я люблю тебя, котенок.

Он обнял Катю. Она отстранилась. Тогда Виктор взял ее за локоть и силой дернул в сторону двери.

— Оставь ее! — произнес Игорь.

— А это ты, родственник! Ключи взял?

— Да.

— Вот и иди!

— Оставь ее.

— Не понял?

— Катя, поехали.

— Давай, вали с ним! — гаркнул Витя. — Семейка Адамсов.

Витя сплюнул. Он всем своим видом показывал ей свое презрение. Она спустилась вниз. Игорь за ней.

Обернувшись, он увидел, как из дверей ресторана на улицу вышел старик в дорогом приталенном пиджаке и модным шарфиком вокруг шеи. Это был Борисыч. Он узнал его. Только тот теперь выглядел холено, лицо его было надменным, как у человека, владеющего сокровищем. За ним шла Марина.

Вьющиеся волосы, и какое-то лиловое платье, и накидка на груди делали ее на этом крыльце вокзального ресторана нереальной, нежной и такой притягательной, что он в очередной раз подумал, как все-таки ее любит.

Но Катя шла вперед, прямо на красный свет — машины резко тормозили и сигналили ей. Катя показывала одному, второму, третьему сигналившему «средний палец», повторяла: «Уеду. Козел! Я к нему. А он! Уеду! Пусть бегает».

Игорь догнал сестру.

— Он такой негодяй! — сказала она ему. — Он мне изменяет. Но я знаю, как заставить его ревновать!

— Поехали домой. — Он скинул крутку и набросил ее сестре на плечи.

Она зашла в магазин, купила фляжку коньяка и там же у входа выпила ее.

— Я за ним на зону ездила. А он! Я же права, Гоша?

— Права!

Он прижал сестру к себе и почувствовал, как бьется ее сердце. Ему не нравился Витя. В нем было что-то ненастоящее.

Ласкин вызвал такси, и они уехали домой.

Он открыл дверь ее ключами.

 — У тебя же не было ключей? — сказала она и поняла все про брата. — Ты ее хотел увидеть? Дурак! А если бы он тебя убил? Он же безбашенный. Ему все нипочем. Сегодня мужик сварился в кипятке, так он вон в ресторане сидит.

Ласкин включил «Тома и Джерри». Катя ушла в душ. Он услышал, как она названивала там мужу.

— Ты где? — почти кричала в трубку Катя. — Какую баню? С этой толстожопой дурой!

— Я с мужиками поехал.

— Знаю я твоих мужиков. Напьетесь, потом шлюх вызывать будете.  Я уезжаю.

Она вышла из душа, волосы ее были мокрые. Скинув спортивную сумку на пол, она стала сбрасывать туда свои вещи.

— Кобель. Он прибежит. На коленях приползет. А я не пойду! — говорила она.

А сама брала телефон и звонила Вите.

— Ты где? Я уезжаю! К матери. Да. Ах, тебе все равно!

И она отключала вызов и ходила по комнате. Наткнулась на синего дельфина, открыла окно и выбросила его на улицу.

— Подарил мне, когда в тир ходили. Пусть теперь знает.

Игорь наблюдал за сестрой и не узнавал ее.

Она снова звонила мужу и снова требовала, чтобы он приехал домой, а то она уедет. И потом снова угрожала тем, что никогда больше к нему не вернется.

Не добившись от него ничего, она легла на диван и заревела.

Игорь глядел в окно. Там шел снегопад. Внизу под светом фонарей снег метался, как пух. И он вспомнил, что когда они с сестрой были маленькие, они бесились дома, разорвали подушку, и пух, который падал на пол, был похож на снег.

На его телефон пришло сообщение. Марина предлагала встретиться.

Ласкин тронул сестру за плечо — она спала. Он укрыл ее одеялом и вышел.

Марина ждала его в машине. Он сел.

— Мне сказали, ты приходил.

— Да, был.

Она наклонилась и поцеловала его в губы.

— Не ищи меня. Прошу.

«Я не могу без тебя, закрываю глаза и думаю о тебе», — хотел он сказать, но понял, что где-то уже это слышал, поэтому промолчал.

 

Через день Игорек вернулся на вокзал, купил билет на поезд.  До отправления оставалось полчаса.

Поезд медленно подходил к станции.

В репродуктор передали, что поезд 091И Северобайкальск-Москва прибывает на второй путь.

Проводницы открывали двери, протирали поручни. Ласкин подошел к своему вагону.

Он узнал ее. Это была та же проводница, с которой он ехал в Дзержинск. Он протянул ей свой паспорт и билет. Она глянула на него и узнала.

— Мне понравились ваши бутерброды, — сказал он.

Она зарделась. Он зашел в вагон. Расположился на второй полке. Отвернулся, стер в мобильнике номер Марины. Написал матери, что не сможет приехать, заканчивается отпуск.

Поезд дернулся, по составу пробежала дрожь, и поехал.

Проводница сверяла номера билетов с местами. Прошлась по плацкарте и затем ушла к себе.

Ласкин спустился вниз.

Она держала стакан в подстаканнике и наливала кипяток из титана.

— Быстро вы, — сказала она. — К девушке своей ездили?

— Нет.

— К маме?

— Тоже не угадали.

— Вы как Якубович, «нет такой буквы»!

— Сестру давно не видел.

— Это хорошо, когда есть сестра, которую любишь. У меня, к сожалению, не такая.

— Вы ложечку в чашке держите, чтобы стакан не треснул.

— Да, не знала, — сказала она, и в ее голосе проскользнули нотки озорства.

Она налила чай и понесла его в плацкарту.

На небе светила полная луна. Все вокруг было белым. Ему не спалось. Он все думал о Марине. О ее губах, груди. Вышел в тамбур. Там стояла проводница и курила.

— Чего, не спится? — произнесла она.

— Да.

— Выпить не хотите?

— А давайте.

Через час он похрапывал у нее в купе. А она поправляла съехавшую бретельку бюстгальтера и с нежностью смотрела на его лицо, по которому пробегали тени, падавшие на него от столбов и семафоров.