Олег Ивик. О брачной и внебрачной жизни. М., «Новое литературное обозрение», 2020, 688 стр., 2000 экз.
Книга посвящена событию из тех, что принято считать главными в жизни
человека: вступлению в брак (ну и, соответственно, — разводу). Вышла в
издательской серии «Культура повседневности», в которой выходили тома «Истории
частной жизни». И, соответственно, авторы ее (журналист Ольга Колобова и
археолог Валерий Иванов, укрывшиеся под псевдонимом Олег Ивик)
выступают прежде всего как историки, рассказывающие о
том, в чем именно проявлялась любовь у разных народов в разные времена, каковы
были сексуальные традиции у этих народов, об устройстве брака как попытке
обуздать с помощью закона эту вот самую стихийную из стихий — от положений в
кодексе Хаммурапи (1750 г. до н. э.) и до Уголовного кодекса РФ. География:
Египет, Месопотамия (шумеры, ассирийцы, вавилоняне, хетты, служители Кибелы, зороастрийцы), Греция, Рим, Индия, Китай, Япония,
Австралия; иудаизм, ислам, христианство, ну и, разумеется, Европа. Авторы сразу
же предупреждают, что на какие-либо научные открытия не претендуют — в пределах
объема своей книги (28 авторских листов) они стремились предоставить читателю
как можно более полный свод сведений о браке (и безбрачии) на основе уже
существующих исторических исследований (список использованных работ занял в
книге 20 страниц). То есть поставили перед собой две, казалось бы,
противоположные задачи: представить читателю, с одной стороны, энциклопедию, с
другой — живые и увлекательные истории. И то и другое,
на мой взгляд, удалось.
Повествование начинается «раздумчиво» — с цитат античных авторов: «О
размерах этого несчастья можно судить даже по приготовлениям к браку. Флейты
вопят, ворота лязгают, пылают факелы. Наблюдая всю эту суматоху, любой скажет:
„Как видно, вступление в брак — это большое несчастье, похоже, что человека
отправляют на войну…”», — писал, например, грек Ахилл Татий
во втором веке нашей эры. Далее выясняется, что, во-первых, брак, а также
традиционные сексуальные практики в разных культурах были очень даже разными;
и, во-вторых, человечество так и не смогло выработать единых «норм» в этой
сфере жизни. Ну, скажем, в некоторых культурах до сих пор практикуется и
полигиния (многоженство), и элементы полиандрии (многомужества). В античной
Греции любовь между мужчинами считалась проявлением высокой духовности, в
отличие от любви к женщине, ну а «почти рядом», в Риме, за гомосексуальную
связь несли наказание даже государственные мужи. Во многих странах процедура
развода до сих пор остается исключительно сложной, но были и светлые моменты в
истории — в Древнем Риме, например, развод носил «уведомительный характер»:
«жене, собиравшейся на встречу с любовником, достаточно было объявить мужу о разводе
(то есть сказать фразу: „Имей у себя твои вещи”), чтобы избегнуть судебного
преследования за прелюбодеяние. А по возвращении домой можно было брак
восстановить». По-разному сочетались у разных народов жизнь в браке и
ограничения сексуальной жизни — в христианской Европе, скажем, нормой считалась
супружеская верность, а в Китае и Японии вплоть до ХХ века жена обязана была
терпимо относиться к наложницам мужа… С некоторым усилием над собой
останавливаю пересказ книги — слишком много неожиданного и интересного
сообщается в ней. И если кто-то считает, что уже в силу своего жизненного опыта
главное про брак и секс знает, пусть заглянет в книгу Ивика.
Наталья Пушкарева, Анна Белова, Наталья Мицюк.
Сметая запреты. Очерки русской сексуальной культуры XI — XX веков. Коллективная
монография. М., «Новое литературное обозрение», 2021, 504 стр. 1500
экз.
Подзаголовок этой книги требует уточнения, речь пойдет не о сексуальности
вообще, а о «женской сексуальности» в России. И еще: выбранное авторами
название «Сметая запреты», как бы предполагающее в качестве объекта
рассмотрения некий энергично шедший процесс, который бы «сметал» преграды,
может обмануть читателя. Ничего похожего на энергичную порывистость описываемых
процессов в книге нет — «запреты» здесь не сметались, а медленно отодвигались.
Самой энергичной, «дееспособной» средой сексуальной жизни в России, как
показывает материал этой книги, оказалось русское крестьянство. Для автора
главы, посвященной допетровскому периоду, основным материалом исследования стали
пословицы, поговорки, а главное — разного рода юридические документы, в которых
сам перечень форм сексуальной жизни, на которые власти светские и церковные
пытались наложить запрет, демонстрируют очень даже развитую и богатую
сексуальную жизнь в низовой России, и, кстати, в жизни той была и своя поэзия,
своя романтика, достаточно вспомнить о разного рода языческих игрищах,
устраивавшихся среди молодежи в деревнях.
Гораздо более сложной оказалась ситуация в просвещенных слоях населения
России: в дворянских и интеллигентских семьях, как правило, и близко не
подпускали воспитанниц к вопросам половой жизни, из-за чего первая брачная ночь
для романтически настроенной девицы часто оказывалась тяжелейшим
психологическим потрясением. И не сказать, чтобы образованные мужчины в России
были более раскованными в этой сфере жизни. Слишком зависимы были они от
«высокого литературного штиля», воспитывавшего их ожидания женщины
исключительно как «мимолетного виденья» и «гения чистой красоты» — от Татьяны
Лариной до героинь Тургенева. «С гипертрофией духовно-романтического,
внутренне-трагического аспекта любовных отношений было связано
настороженно-подозрительное и даже враждебное отношение ко всякой
чувственности. И такую аскетическую мораль в России насаждали и пропагандировали
(в отличие от Запада) отнюдь не только консерваторы и представители церковных
кругов, но и властители дум молодежи позапрошлого века, передовых слоев
общества — лидеры радикальных общественных движений, прежде всего —
разночинцы». В книге приводятся на редкость выразительные в этом отношении
цитаты из писем Белинского и Писарева. И даже когда в России в 80 — 90-х годах
ХIX века случилось что-то вроде сексуальной революции, «запреты» отнюдь не были
«сметены»: ну, скажем, у того же Александра Блока, человека уже вроде как
нового русского века, «запреты» трансформировались в культ Прекрасной Дамы,
персонифицированный Л. Д. Менделеевой, при этом культ бестелесный, что не могло
не вызвать у последней яростного протеста — как отмечают авторы, нежелание Менделеевой
в ее дневниковой прозе обходить свои внебрачные связи «было одной из форм
протеста против навязанной ей роли „десексуализированного
идеала женственности”».
Иными словами, нет повести печальнее на свете…
Стоя. Философия, порно и котики. Перевод с английского Алины Адырхаевой, под редакцией Ольги Страховской.
М., «Индивидуум», 2020, 3500 экз.
Так сошлось: утром в метро я читал книгу колумнистки
«Эсквайра» и «Нью-Йорк Таймс», а также известной порно-актрисы Стои (Джессики Стоядинович), ну а
после обеда неожиданно для себя оказался в Музее Востока на Никитском бульваре,
перед бронзовой скульптурой Ситы и Самвары в момент соединения — момент «пустоты и блаженства»
(«пустоты» в буддийском понимании). Вот два полюса, между которыми и
располагается для нас сегодня предмет рассмотрения этой книги. Один полюс —
порно, о котором пишет Стоя, то есть некое шоу, цель
которого превратить соитие, воспринимаемое здесь исключительно как некое
физиологическое отправление, в нечто эстетически привлекательное. С другой стороны
— соитие как действо, в котором всегда присутствует божественное (еще от Эрота)
начало, как, может быть, единственный дарованный человеку способ почувствовать
свою включенность в саму идею жизни (прошу прощения за выспренность этой
формулировки, но вычеркивать ее не буду).
Пафос книги Стои — в попытке сделать «секс»,
который «удовольствие», высоким произведением искусства. И кстати, автор —
спасибо ему за это! — избегает по возможности слов «любовь» и «эротика». Вместо
них — секс и порно. То есть пафос книги Стои — это,
как ей, возможно, кажется, пафос нового времени, когда слово «любовь»
становится отглагольным существительным (как в названии фильма: «Займемся
любовью»), когда вроде как сгинул весь этот романтический морок вокруг секса и
навеки ушли те дикие времена, когда мужчины стрелялись из-за несчастной любви.
Сегодня, пишет Стоя, в общественном сознании богов и
королей заменили мастера шоу-бизнеса и порнозвезды.
При этом Стоя сознательно ставит целью шокировать читателя, то есть автор
хорошо представляет, что считается нормой и как выигрышно смотрится поза
нарушителя этих норм; похоже, на самом-то деле не так уж нуждается Стоя в увеличении числа своих единомышленников, напротив,
массовое их появление лишит выбранную ею позу скандальной притягательности.
Иными словами, чувство «нормы» у девушки есть, и это чувство «нормы» у нее
вполне «нормальное».
Книга Стои вполне могла бы стать чем-то вроде
декларации людей ее «страты» — а как молодой литератор Стоя
хорошо образована и в роли интеллектуалки, ссылающейся на Ницше, смотрится
вполне естественно. Но вот что удивительно — попытки ее дать свое определение
«секса» выглядят на редкость плоско: «секс — это выражение чувств между двумя
взрослыми людьми», «секс — это интимная связь на глубоком уровне, это способ
общения» и так далее. Такими же никакими воспринимаются попытки Стои изобразить эротику, получается что-то вроде «жаркие
поцелуи и судорожные движения вошли в единый ритм», «я обвила ногами мощные
мускулы его правого бедра» и т. д.; то есть в художественном отношении это так
же беспомощно, как «эротическая» проза Анаис Нин,
которую после ее великолепно написанных дневников читать просто невозможно.
И здесь естественный вопрос к автору этой микро-рецензии: ну а зачем тогда
ты вообще пишешь об этой книжке?
Я мог бы ответить, что книга эта претендует на статус особо продвинутой
современной эссеистики и что она, скорее всего, будет очень даже востребована.
Что в качестве учебника жизни, на что автор претендует уже самой своей
тональностью, книжка эта не слишком хороша, потому как… и т. д. Но меня, если
честно, все это мало волнует.
У меня были свои причины написать про эту книгу. Первая: там, где автор в
своем повествовании отступает от темы секса хотя бы на полшага, ну, скажем в ее
«периферийных» описаниях аэропорта, где пришлось делать пересадку, или
бесконечного здания, по которому она с другом плутает в поисках укромного
места, или где она описывает ночное кафе в Нью-Йорке и узнавших ее и ставших
жутко приставучими мужиков; где она описывает путешествие по дорогам Америки
или рассказывает, как была не порно-, а просто актрисой, — вот на этих
страницах Стоя — классный прозаик. Не знаю, как у нее со словом, по переводу
судить трудно, но приемы монтажа, с помощью которого она создает изображение,
манера использовать неожиданные, несочетаемые как бы детали — у нее всегда на
высоте. А также что касается психологического рисунка состояний молодой
женщины, полностью отдавшейся своей профессии, то выглядит он на редкость
убедительно, и здесь не обязательны специальные описания, бывает достаточно
краткой проговорки, чтобы за ней на секунду вспыхнула
перспектива чужой жизни: «Флиртовать я тоже никогда толком не умела. Если не
считать секс по графику и за гонорар, последние два года он у меня был только с
моим бывшим. И уже несколько месяцев секс меня особо не интересовал».
Ну а вторая причина выбора для моей колонки именно этой книги — это
возможность объясниться, почему для меня и подобных мне слова «эротика» и
«порнография» означают понятия взаимоисключающие.