Куприн переформати­рованный

В сентябре 1938 года Иван Алексеевич Бунин написал небольшую заметку «Перечитывая Куприна». Эта заметка не была комплиментарной. Отдавая должное купринскому таланту, Бунин упрекал своего бывшего друга и соратника в потакании вкусам нетребовательного читателя, а также в пристрастии к литературным шаблонам.

Приведу здесь лишь один фрагмент из бунинской заметки:

...я перечитал то, что больше всего забыл: «Одиночество», «Святую любовь», «Ночлег» и военные рассказы: «Ночная смена», «Поход», «Дознание», «Свадьба»… Первые три рассказа... оказались слабы: и по неубедительности фабул и по исполнению, — написаны под Мопассана и Чехова и... уж так ладно, так гладко, так «умело»… «У Веры Львовны вдруг явилось непреодолимое желание прильнуть как можно ближе к своему мужу, спрятать голову на сильной груди этого близкого человека, согреться его теплотой… То и дело легкие тучки набегали на светлый и круглый месяц и вдруг окрашивались причудливым золотым сиянием… Вера Львовна впервые в своей жизни натолкнулась на ужасное сознание, приходящее рано или поздно в голову каждого чуткого, вдумчивого человека, — на сознание той неумолимой, непроницаемой преграды, которая вечно стоит между двумя близкими людьми…»^[1]

Хотя упоминает в зачине этого пассажа Бунин о трех купринских рассказах, цитирует он только один — «Одиночество» (1898), который, по-видимому, особенно его раздражил. Раздражение, впрочем, оказалось творчески плодотворным. Ровно через два года после заметки «Перечитывая Куприна», в сентябре 1940 года, Бунин завершил работу над рассказом, в котором, как я попробую показать далее, переформатировал купринское «Одиночество». И это была «Руся» — поздний бунинский шедевр.

Кажется вполне вероятным, что первоначальным стимулом к написанию «Руси» стало бунинское сознательное или подсознательное желание исправить «неубедительный» купринский рассказ. Он взял за основу сюжетную схему «Одиночества» и существенно ее скорректировал.

Напомню, что у Куприна молодые супруги путешествуют на пароходе по реке, делают остановку у пристани, а затем проплывают мимо «высокой горы с легкой, резной, деревянной беседкой на самой вершине»^[2]. Увиденная картина провоцирует мужа рассказать, как однажды он «целое лето» служил репетитором в этом месте, и у него там даже «вышел маленький роман с княжной Кэт»^[3]. Затем супруги спускаются в каюту, муж «скоро» засыпает «тихим сном здорового сытого человека»^[4], а жена до утра мучительно размышляет о том, что, оказывается, она плохо знает самого близкого ей человека. Завершается рассказ коротким диалогом между мужем и женой. Муж спрашивает: «Верусенька, что с тобой? Что такое, моя дорогая?», а жена отвечает, маскируя внешним спокойствием внутреннюю опустошенность: «— Ничего, мой милый. Просто — у меня бессонница...»^[5].

Что Бунин оставляет от фабулы Куприна и что меняет? Оставляет путешествие супругов вечерней и ночной порой, замедление в пути^[6] и связанный с замедлением рассказ мужа о том, как однажды летом он служил в этой местности репетитором и у него случился роман с жившей здесь девушкой. Затем, как и у Куприна, муж и жена ложатся спать. Жена «скоро» засыпает, а муж предается размышлениям. После завтрака жена интересуется у мужа, почему он такой грустный, а муж отвечает фразой, смысл которой жена понять не может.

Таким образом, некоторые реперные точки «Руси» совпадают с реперными точками «Одиночества», а другие располагаются в непосредственной близости от них.

Тем не менее Бунин решительно отказывается от воспроизведения в своем рассказе едва ли не ключевой для «Одиночества» изначальной ситуации: у Куприна герои женаты всего лишь «три месяца — именно такой срок, после которого молодые супруги особенно охотно посещают театры, гулянья и балы, где, затерявшись в толпе чужих людей, они глубже и острее чувствуют взаимную близость, обратившуюся в привычку за время медового месяца»^[7].

У Бунина супруги вместе явно уже давно, их брак превратился в рутину. Соответственно, он абсолютно по-иному выстраивает взаимоотношения в заочном любовном треугольнике «жена — муж — возлюбленная мужа из прошлого». Куприн тратит на изображение разбитной и безнравственной возлюбленной всего несколько слов, как бы мимоходом подчеркивая, что в качестве альтернативы нынешней жене героя она рассмотрена быть ни в коем случае не может:

...девице еще и шестнадцати лет не исполнилось, но развязность, самоуверенность и прочее — просто удивительные. Она мне прямо изложила свой взгляд. «Мне, говорит, здесь скучно, потому что я ни одного дня не могу прожить без сознания, что в меня все кругом влюблены. Вы один здесь только мне и нравитесь. Вы недурны собой, с вами можно разговаривать, ну и так далее. Вы, конечно, понимаете, что женой вашей я быть не могу, но почему же нам не провести это лето весело и приятно?»^[8]

Напротив, у Бунина сюжет с возлюбленной из прошлого оказывается центральным для рассказа, и эта возлюбленная показана как единственная, настоящая жена героя, предназначенная ему самой судьбою (после первой близости она прямо говорит: «Теперь мы муж с женой»^[9]), а нынешней жене героя в рассказе отводится незавидная роль паллиативной заместительницы. Обратим внимание: герой «Руси» единственный раз в рассказе назван мужем, и называет его так возлюбленная из прошлого, в только что приведенной цитате. Спутница героя по путешествию названа его женой тоже лишь один раз — нарратором, в финале, когда нужно подчеркнуть, что герой все-таки не остался верен своей истинной жене из прошлого и теперь расплачивается за это жизнью с нелюбимой женщиной.

Пожалуй, и у Бунина одной из главных тем рассказа в итоге становится трагическое одиночество в браке. Эту тему сопоставление с Куприным как раз и выявляет в полной мере. Однако разница между итоговым внутренним одиночеством героини произведения Куприна и героя произведения Бунина примерно такая же, как между Верусей^[10] и Русей.