Том и Бекки

 

 

*  *  *

 

У неё 20 тысяч подписчиков в инстаграм,

в её комнате проживает сова Степан

у неё свой стартап и клиенты — кошки, собаки, птицы,

и когда она им состригает вип-когти — упираются единицы.

 

Но сегодня её лицо не спасает ни тоналка, ни пудра,

но сегодня она возвратилась домой под утро,

но вчера она санитаркой устроилась в Красную зону

и фоллловеры ей подарили респиратор в цвет комбинезона.

 

«Ну какой же он у вас сладостный, я не могу!»

(Такое голосовое мне кидает в вотсапп на бегу.)

 

«Сегодня пришла на смену и вижу кадр: ходит сам!»

(Дедушка дома расскажет: Я её узнавал по глазам.)

 

«Кем он у вас работал, если не страшный секрет?»

«Космос? Боже, какой он оказывается загадочный!»

«Кстати, сюрприз не надо?» (Высылает мне дедушкин фотопортрет.)

«Попросил передать, что фруктов уже достаточно

для открытия частной торговли из-под полы».

 

(В инстаграме есть видео, где она моет полы,

в своём белом скафандре танцуя рядом с надписью «санузлы».)

 

Эта девочка так привыкла говорить с владельцами птиц,

что о дедушке моём тоже говорит со мной, как о птенчике.

 

Дедушка дома расскажет: нам не было видно их лиц,

но мы видели отношение, не знающее границ

в самоотверженности и человечности…

 

 

 

*  *  *

 

Стоит мне написать в соцсети слово «подвал»,

как тут же один мужчина пишет коммент

про то, как он помнит, как он меня целовал,

не пишет (конечно), что он меня целовал,

а пишет, что просто вспомнил какой-то момент.

 

Тогда про него говорили, что у него сто девушек,

я думала, его губы — общенародные губы,

а он мне сказал опомнившись: что ты делаешь,

ты разве любишь меня? (А с неба летели крупы.)

 

О диссонанс когнитивный, как ты прекрасен!

Как же мне нравится, когда меня ставят на место,

и то как дракон обжигаясь отстраняет принцессу,

и то как дракон отстраняясь обжигает принцессу

и то как коммент как цветок роняет из пасти,

застав за вязаньем принцессу в глубоком кресле,

забывшую напрочь, что есть подвалы и страсти,

и выход на улицу, где снег не находит места.

 

 

*  *  *

 

У одного короля были дочь и дочь.

Однажды в его королевстве начался дождь.

Метеорологи заговорили о холодном фронте,

король попросил свою младшую дочь купить ему зонтик.

 

Дочь в это время вдруг дёрнули по работе,

и она в дикой спешке забежала в какой-то бутик,

быстро схватила первый предложенный зонтик,

быстро его отцу забросила по пути.

 

Зонтик, к несчастью, был совершенно дырявый,

но папа-король был так счастлив увидеть дочь,

что каждое утро под дождь выходил упрямо,

а слуг, называвших его Промокшим, прогонял прочь.

 

Старшая дочь сидела дома без дела.

Этот фильм ужасов ей смотреть надоело.

Она повелела к рассвету запрячь своих белых коней

и мчится на поиски зонтика без подводных камней.

 

Объехав пять королевств, она нашла то, что надо —

нажимаешь на кнопку — и дождь запах мармеладом,

нажимаешь другую — и ручка массирует держащую руку,

нажимаешь на третью кнопку — папина любимая музыка.

 

Папа был благодарен старшей за суету

и так был по-детски рад своему второму зонту,

что в сентябре ходил с ним по вторникам, четвергам и субботам,

а в октябре — в понедельник,

среду, пятницу и воскресенье.

(Потому что безумно любил их обеих, в любую погоду.)

(Впрочем, вы это поняли и без моих пояснений.)

 

 

*  *  *

 

Я была рождена раздавать интервью,

У меня десять тысяч лайфхаков,

Как стоять во вьетнамках у любви на краю,

Как залечь и не рваться в атаку.

Не ныряй, не взлетай, не пытайся штормить,

Аккуратно плыви по дорожке блокнота,

Расставаться всегда означает любить,

А вот это совсем неохота.

 

 

*  *  *

 

Овсянка — это очень вкусно,

зарядка — очень интересно,

особенно, когда так грустно

и будущее не известно.

 

Прогулка — чтоб на сердце стихло,

уборка — чтобы мозг был в норме,

читала детям про слониху

и треснул стул — вот это номер.

 

 

*  *  *

 

Их квартира от лестницы слева, а наша была справа.

Дядя Валя курит в подъезде, окрашенном в игрушечный синий.

И в одной руке у него золотая ява,

а на пальце другой руки оранжевый пульсоксиметр.

 

То расскажет, как ездил студентом в Москву в электричке

и шутил над сонными девушками — привязывал их косички

к спинке сиденья на самом подъезде к столице.

 

То расскажет, как дядька какой-то в недавней больнице

изводил всю палату, тем что жить совсем неохота,

дядя Валя возьми да и выкини его утку в окно

и такой в хирургии всех смех разобрал отчего-то,

что и сам этот дядька всхрюкнул и выздоровел как в кино.

 

И отдельная песня — как они всегда нас мирили.

(Про их свадьбу стихи напечатаны уже в «Новом мире».)

Ну а с нами вот так: муж сначала пропал на три года,

а потом заскучал и приехал есть бутерброды

в теплой кухне соседей, которая стала перевалочным пунктом.

 

Тетя Люба сказала: «Подумаешь, мы тоже не жили!

Тоже Валька уехал к матери, бес попутал».

Дядя Валя аж замер: «Это сколько, скажи, мы не жили?

Я скажу тебе сам: два часа и четыре минуты!»

 

А потом мы нашли в интернете отца дяди Вали,

а точней — медальон и могилу под Старой Руссой.

Поисковцы Равиля Кашапова — вот они откопали

где-то тысячу человек по всему Союзу.

И весь список в две тыщи одиннадцатом опубликовали.

 

А потом наступила осень, и зима, и дети

прибегали клянчить конфеты с утра к соседям,

извлекать ужасные звуки из аккордеона

и советские брызги из февральского одеколона.

 

Дядя Валя уплыл на руках у жены, при примчавшемся сыне.

Дядя Валя красивый лежит в гробу, тетя Люба стоит в испарине.

Тетя Люба стоит рядом с гробом и подговаривает:

«Валь, а может домой? Тем более — довезут на машине».

 

 

*  *  *

 

Мы искали на букинге

что-нибудь неподалеку

от Владимира или от Юрьева-Польского

нашли

поселились

первое впечатление:

профессорская дача

 

А вот и не профессорская!

Сказала я утром моему дедушке.

Я думаю, что здесь жил священник.

 

Почему ты так думаешь? —

Спросил меня дедушка.

 

Во-первых — сказала я —

когда открываешь шкаф

вешалки начинают качаться

и каждая вдруг становится колоколом

неместной тональности

 

(для дедушки это точно не было бритвой Оккама)

 

И второй наш свидетель — внимание — письменный стол

за которым ты утром читал и не заметил

в левом нижнем углу

белой краской начерченный крестик

 

(мне показалось, что дедушке становится интересней)

 

В третьих на полке есть книга со статьями про Элиота

с автографом одного из переводчиков,

автограф начинается словами:

Дорогому отцу Василию,

с большой благодарностью

 

А в четвёртых, мы могли бы ещё в дороге

догадаться об этом путем дедукции,

когда нам хозяева дома написали: ешьте

от любого дерева и всё что есть в огороде.

 

 

*  *  *

 

— Как думаешь, какие знания

должны быть в юном человеке,

чтоб с женщинами было всё окей?

— Я думаю, что женщины сложны,

но знания не очень-то важны,

и сердца слушаться верней,

хотя… хотя, возможно ты права

и будет лучше если будет в человеке

на всякий случай тридцать первая глава,

где Том в пещере остаётся с Бекки.

 

 

*  *  *

 

Не скроем, что любила Аня

надеть с утра его футболку

в которой он вчера готовил

лазанью и тирамису

и в ней ходить как в солнечном лесу,

слегка посыпанном мукою

и пусть сегодня ёмкости пусты

и поздравляют с послепраздниками дети

но видно в телескоп за полверсты

как в оверсайзе движется комета

туда-сюда по комнате плывёт

и резвой ложкой чашку бьёт

 

 

*  *  *

 

Уходят щёки — возникает нос.

Мельчает нос — и возникают щёки.

А Пушкина любил один Нащокин,

как он в письме однажды произнёс.

 

А Джон Апдайк не знал, любил ли он

кого-нибудь сильней, чем Микки-Мауса.

Взгляд в зал. Многозначительная пауза.

Любовь она вообще хамелеон.

 

 

*  *  *

 

Меня трясёт как для стихов,

но нет во мне стихов,

один пришёл — и будь здоров,

пришёл — и был таков.

 

Мне в целом хорошо быть мной —

и летом и зимой

но вдруг проедут стороной

вагоны с девушкой другой

с окном в совсем другой покой

 

Пусть ей бы было двадцать пять

и пусть бы мальчик без надежд

в квартире жил совсем один

и ждал её, всё время ждал

и в дождь и в снег и в карантин

и вышел бы её встречать

с комплектом спецодежд

 

И вот она к нему пришла

в защитной маске и плаще

а он подумал бы: вообще

вообщевообщевообщевообще

ла-ла ла-лала-лала-ла

ла-лала-лала-ла

 

 

*  *  *

 

Антон сказал: всегда волнуюсь за тебя,

когда твои стихи внезапно хорошеют.

А я ему в ответ, как Перси Биши Шелли:

о смехе друзей и родных полях

я теперь пишу никого не слепя.

 

Антон рассмеялся,

отражаясь в огнях витрин,

держа в руке букет картошек-фри.

 

На улице меня узнали все:

А вот идёт она —

та, что на каждый ум, угрюмый или легкий,

могла бы без труда влиять,

могла бы из нежных душ вить грубые верёвки,

могла б с полслова вызвать в людях стоны,

но не хотела волновать Антона,

Антона лишний раз не стала волновать.

 

 

*  *  *

 

Её первая любовь

очень кипятился,

когда ему говорили, что он похож на Бреда Питта

а ещё больше кипятился,

когда говорили, что на Ди Каприо.

 

Зато её муж-любовь

нормально реагировал, когда ему

говорили, что он похож на Бреда Питта

и так же абсолютно нормально реагировал,

если говорили, что на Ди Каприо.

 

Может, потому что мужу-любви его мама

часто в детстве говорила: мой дикаприо, мой брэдпитт!

А первой любви его мама говорила:

ангел мой, ангел мой.

 

А может быть причина в том,

что за шесть-восемь лет

эти актёры из попсовых

превратились в культовых.

 

А может быть для одного была важнее правда,

а для другого — доброта месседжа.

 

Кстати, они совсем не похожи друг на друга.

 

Каковы бы ни были подоплеки

никто не мог знать заранее

как крепко русской зимой спится женщине под Тарантино,

два непройденных пути связавшего воедино.