Писать критический обзор бульварной литературы дело неблагодарное. Во-первых, само причисление текста к данному жанру сразу вызывает негодование писателя и его поклонников. Во-вторых, никто не ждет от маленьких книжечек в мягком переплете глубины мысли и оригинального стиля и ругать подобные произведения за отсутствие оных попросту смешно.
Однако это совсем не значит, что они не заслуживают внимания литературоведов (хотя чаще всего так и происходит). Культурные исследования не могут и не должны быть ограничены лишь искусством с большой буквы, как уже давно доказано представителями Бирменгемской школы. Состояние общества гораздо яснее отражает массовая культура, прежде всего — массовая литература. Почему читатели предпочитают того или иного автора? Какие у нее тенденции развития? Как разнятся установки авторов разных поколений? Чего ожидают читательницы разных поколений? И есть ли разница между российским и зарубежным бульварным романом? Этот обзор — попытка дать ответ на эти вопросы, и, естественно, в духе времени, я начну с изменений, коснувшихся западной литературы такого толка.
Классическая фабула бульварного романа почти всегда связана с поиском идеальной любви. Прекрасные принцы Барбары Картленд, высокодуховные герои спортивных Олимпов Сюзан Филиппс или, на крайний случай, сентиментальные миллионеры Даниэлы Стил ждали своих читательниц, чтобы помочь им сбежать от унылой реальности и поверить в существование великой любви. Сегодня подобный эскапизм все больше выходит из моды. Победы феминизма приводят не только к важным изменениям политических и социальных реалий, но неизбежно затрагивают и другие сферы жизни, в том числе развлекательную литературу. Причем развлекательная литература «феминистского толка» распадается на две линии, вполне соответствующие ключевым векторам феминистской мысли[1].
С одной стороны, это либеральный феминизм с фокусом на самореализацию женщины и упором на возможность свободного выбора и равенство полов во всех областях. На этой основе строится женская городская комедия, в которой взрослые, самостоятельные женщины заняты самореализацией, попутно влипая в любовные истории. Именно такова всеми любимая Бриджит Джонс из одноименных романов Хелен Филдинг, которая не только мечтает о великой любви, но и с переменным успехом стремится реализовать себя на трудовом поприще. Героини Кэндис Бушнелл уже не содержанки, дочери мафиози или второсортные певички из романов Джоанн Коллинз, но вполне успешные в профессиональном плане личности. Даже забавная героиня «Шопоголика» Софи Кинселлы пытается не только преодолеть свою проблему, но и наладить свой бизнес. В этих легких ироничных текстах (где похуже, где получше) патриархальные установки и тема великой любви хоть и значимы, но не превалируют. Эти романы как бы уверяют читательниц в том, что не все потеряно и ты еще вполне можешь обрести счастье, хотя тебе «немного за тридцать».
С другой стороны — это тексты с позиций гендерной чувствительности. Они фокусируются на внутренних переживаниях героинь, что соответствует феминистскому дискурсу, направленному на «особые» проблемы взросления женщины и ее сложные взаимоотношения с патриархальным обществом. В первую очередь это нашумевшие книги Сесилии Ахерн, описывающие как сложности взросления («С любовью, Рози»), так и многочисленные проблемы уже взрослой жизни («P. S. Я люблю тебя»). «Хеппи энд» этих романов весьма относительный, но возможность счастья для своих героинь (а следовательно, и для читательниц) автор все равно предполагает. Главное — не сдаваться, и пусть не сразу, но жизнь тебе улыбнется. К тому же не столь уже и новая, но все более ширящаяся практика поисков причин коммуникативных и иных неудач в эпизодах детства привела к возникновению особого жанра young adult. Это книги, рассчитанные на юных читательниц, в которых сложности первой любви обсуждаются в рамках модных тем: детские комплексы, травля, психологическое насилие, отношения с родителями, гендерная и расовая дискриминация. Таков, например, «Токсичный роман» Хезер Димитриос или «Наши химические сердца» Кристалл Сазерленд. Герои переживают непростые времена, но они юны, у них все впереди и все у них будет хорошо.
Изменилась и форма подачи материала. Успехом пользуются сборники рассказов или романы, больше похожие на такие сборники, что позволяет предъявить читателю широкий и разнообразный материал, но не слишком фокусироваться на психологии отдельных персонажей. Здесь упор делается на перипетии жизни сразу нескольких героинь («Стервы большого города») или же, если героиня одна, попутно описываются любовные страдания подружек. В то же время на рынок выбрасывается все больше дневников и книг, связанных с детскими воспоминаниями, презентуемых как форма максимальной откровенности… Такой мета-модернизм, позволяющий читателю погрузиться в собственные переживания автора, причем часто весьма неоднозначные и не всегда способствующие росту симпатии к персонажу. Однако мода на публикацию личных чувств, эмоций и настроений делает свое дело, и продажи таких книг постоянно растут.
Российские писательницы от модных веяний не отстают.
Дневники, сборники рассказов, переплетающиеся истории нескольких героинь: все как на Западе. Но вот другие тренды у нас не очень приживаются. Так, и в России есть свои young adult, хотя часто публикующиеся почему-то под западными псевдонимами (Стелла Грей, Рита Навьер, Анна Джейн) — бульварное творчество юных и для юных. Однако модные темы тяжелого взросления здесь редкие гости. В основном это как раз классические формульные сюжеты: девочка из средних слоев общества, симпатичная и интеллигентная, сходится с красавцем из богатой семьи.
Причем девочка об этом совсем не мечтает! Так, героиня романа Аси Лавринович «Влюбить за 90 секунд» хочет учиться и духовно совершенствоваться, но на спор с друзьями должна обольстить первого попавшегося парня за 90 секунд. Девушка не догадывается, что и этот парень участвует в таком же споре, похваставшись друзьям, что, даже если он будет плохо одет и в очках, с легкостью добьется благосклонности противоположного пола[2]. В романе Лены Сокол «Разрешите влюбиться» такая же ситуация, разве что завязать отношения «на спор» здесь берется только главный герой, кумир университета. Парень должен соблазнить самую положительную девочку курса. Она приехала из деревни, учится, работает и ухаживает за мамой, которая лежит в коме в больнице[3]. Завязка «отношений на спор» здесь явно помогает авторам вовлечь положительную героиню в любовную интригу. Однако и это более интересный момент, спор становится идеальным стимулом для преодоления классовой разницы между героями.
Здесь нет морали и глубоких переживаний, это просто веселый романчик, автор которого сначала публиковал его в сети и именно на просторах интернета получил признание. Недаром один из хештегов, сопровождающих эти книги в он-лайн магазинах, — «Инстахит»: набор забавных картинок-эпизодов.
Да, порой в таких романах можно найти и темы травли и психологического насилия, но в основном они теряются среди любовных штампов… Так, в романе Аси Лавринович «Поцелуй под омелой» повторяется сюжет известного романа Владимира Железникова и одноименного фильма «Чучело»[4]. Попытки обратиться к серьезным проблемам делает Елена Шолохова в своих романах, опубликованных в 2015 году: «Плохой, жестокий, самый лучший» и «Ниже бездны, выше облаков». Но уже в 2019 она сдает позиции и под псевдонимом Рита Навьер публикует роман «Никто об этом не узнает», сюжет которого сделал бы честь мексиканскому сериалу 1980-х годов.
Литература для женщин постарше идет и вовсе другим путем. Здесь, как и в западных текстах такого рода, любовь не единственный смысл всей жизни женщины, но вот от профессиональной самореализации мы по-прежнему далеки.
Во-первых, в фокусе — всегда семейная жизнь и дети и, даже если речь идет о профессиональной карьере, эта карьера опять же связана с материнством. Например, в произведениях Татьяны Соломатиной главная героиня — врач, практик и теоретик, описывающая, я бы сказала, с медицинским юмором будни роддома. Читать это иногда смешно, иногда немного жутковато. Однако, судя по отзывам читателей, а скорее читательниц, эта тема нравится. Ведь большинству женщин есть что сказать-рассказать про роды и сопоставить свой опыт с сюжетами книги. Как пишут читательницы в отзывах на книги Соломатиной, «Кто не был — та будет, была — не забудет. Читала и вспоминала, сравнивала»[5].
Во-вторых, и это, на мой взгляд, действительно необычно — современный «женский роман» часто заканчивается либо печально-нейтрально, либо просто трагически, и именно эти тексты становятся очень популярными. Так, Мария Метлицкая, dark-королева «женского романа», часто присутствует в списках наиболее издаваемых современных авторов. Это не значит, что у нас нет классических дамских романов со счастливым концом. Книги Татьяны Алюшиной, Веры Колочковой, Марии Вороновой не разочаруют любительниц love story. Однако не они, а Мария Метлицкая — третий по популярности автор женского бульварного романа, после Татьяны Устиновой, пишущей в гибридном жанре — romance и детектив, и Екатерины Вильмонт, которая радует читательниц любовными историями, напечатанными крупным шрифтом и изобилующими весьма непритязательными шутками. Как и куда исчез «хэппи энд», который всегда был неотъемлемой частью этого жанра? Почему российские женщины хотят читать не о мечтах, а о страданиях других? Чем печальный финал привлекает читательниц? И есть ли разница между поколениями, когда речь идет о писательницах «печального образа», например, Метлицкой с героинями, уже воспитывающими внуков, и Машей Трауб, чьи героини только отвели детей в школу? И почему именно Машу Трауб в «Учительской газете» назвали «писателем здорового человека»?[6]
Беда «за чужими окнами»
Еще в 2014 году на вопрос журналистки, почему же в ее романах обычно нет «хэппи энда», Мария Метлицкая ответила: «А где вы видели абсолютно счастливых людей? Радуются только те, кто не задумывается. <…> Людей, думающих постоянно, посещают страхи за своих любимых и близких. А потеря работы? Какое уж тут полное счастье? Да и успешность вовсе не означает женское счастье. У женского счастья так много составляющих! Увы...»[7] И действительно, книги Метлицкой не для тех, кто мечтает о великой любви и прекрасном принце. Ее героиням за 50, они уже вырастили детей, а иногда и даже внуков и больше ничего от жизни не ждут, да и не хотят ждать. Это романы и сборники рассказов для взрослых читательниц, разочарованных в любви, семье, детях и женской дружбе. Читая такую книгу и сравнивая сюжет со своей жизнью, многие понимают, что их собственная жизнь не так уж плоха. У других вот еще хуже. Такое развлечение сродни «Окнам», известному ток-шоу начала 2000-х, с его фальшивыми страстями и проблемами. Не зря самая известная серия романов и рассказов автора называется «За чужими окнами». Ее бытовые истории скорее о семье, нежели о любви, и заканчиваются они в лучшем случае нейтрально. Метлицкую часто сравнивают с Викторией Токаревой, однако я бы сравнила ее сборники с «Женским Декамероном» Юлии Вознесенской. Сюжетные повороты здесь более значимы, чем психология персонажей. Иногда истории Метлицкой звучат несколько фантастически, иногда забавно. Но в целом оптимизма в ее книгах мы не найдем. Рефрен здесь скорее «господи, дали бы просто пожить спокойно».
Даже когда главная героиня ближе к финалу начинает новую жизнь с новым мужчиной, «хэппи энда» не будет. Так, подходящий мужчина для героини романа «Его женщина» — человек сомнительных моральных качеств, бывший алкоголик, бросающий женщин и детей. Он становится в конце концов признанным писателем, но даже в этом случае во многом это — заслуга женщины, с которой он жил, а потом тоже бросил. Но героиня, узнав об этом, легко прощает его, так как он осознал свои ошибки[8]. Бедолаге из «Ее последний герой» повезло еще меньше. Ей, 28-летней молодой женщине, достается в принцы пенсионер под 70, правда, бывший известным в СССР режиссером. Денег у пенсионера нет, но он этим не смущается и берет их у бывшей жены, чтобы свозить молодую любовницу на юга. Потом еще немного неприлично скандалит и под конец помирает, оставляя свою молодую подругу беременной[9].
Как выжить современной женщине? Возьмем, например, сборник рассказов «Обычная женщина, обычный мужчина». Рецепты такие. Особо в любовь не верить. Ведь, как описывается в рассказе, давшем название сборнику, чаще всего это просто желание новизны[10]. Муж должен уважать, ценить и все нести в дом, и это самое важное. Особенно если ты не особо умная и красивая, а тебя, по какому-то недоразумению, взял замуж приличный человек. Впрочем, все бывает. В рассказе «Нелогичная жизнь» «Три женщины, о которых пойдет речь, были очень некрасивы… Ну, просто пугающе нехороши — так, что при встрече хотелось отвести глаза <...> Все три, как на подбор, скучны, вялы, однобоки и пресны. А еще все как из одного ларца — просто хромосомное извращение <…> В основном — молчат. Говорить не о чем. Книг не обсуждают — не читают. В кино не ходят, политикой не интересуются. Субботние ужины, когда собирается вся семья, не обсуждаются тоже <…> Не оттого, что возвышенны, а оттого, что плохие хозяйки». «Но зато эти три женщины — бабка, дочь и внучка, эти три „красавицы и хозяюшки”, — были абсолютно счастливы в браках. Правда, и в их жизни однажды случилась некая проблема… По части мужской верности… Но — так, мимолетно. Все пережили…»[11] То есть измены не в счет, раз он все равно остается с тобой. И в-третьих, все милые знаки внимания и признания, которые оказываются дамам, не более чем личные привычки конкретного мужчины. Так, например, в рассказе «Вечная любовь» вдовцы, которые всю жизнь ухаживали за женами, после их смерти сразу нашли себе новый объект любви, а пьяница, который бил жену, остался верен до смерти (правда, он быстро до нее допился)[12]. В общем, ничего хорошего от жизни ждать не стоит, учит нас одна дама в романе «Миленький ты мой». «А знаете, Лидия Андреевна! Жизнь ведь почти всегда показывает фигу! Вы думаете, что это происходит исключительно с вами? — Она усмехнулась. — Так вот, дорогая, вы ошибаетесь! Жизнь ведь всегда — зона турбулентности! Мотает тебя, кидает в ямы, вышвыривает. Чуть выбрасывает на поверхность — и снова вниз, снова швыряет»[13]. И действительно, жизнь главной героини не очень задалась. В детстве ее практически бросила мать, уехав в Москву, чтобы работать прислугой у боготворимой артистки, затем — оставил любимый муж, не сумев вынести ненависть, которую главная героиня питала к матери. Количество проблем, свалившихся на голову многострадальной женщины, можно перечислять еще долго, но на последней странице романа ей наконец «везет». С ней соглашается жить мрачный следователь, который скорее пожалел ее, нежели полюбил. Но читательница готова принять такой исход и даже пишет: «Да, не весело, но это наша жизнь! Как будто про свою жизнь прочитала. Все правильно, только если не везет в начале жизни, то и в конце ничего хорошего не случается. Но хоть за героиню порадуемся»[14].
Кто же читательницы таких романов? Мария Метлицкая это поясняет — причем как в своих интервью, так и в книгах. В романе «Его женщина» героиня сама себя обозначает как «маленького человека, обыкновенного, рядового, неприметного»[15] и говорится о ней: «Ну, значит, такая судьба. Не хуже и не лучше других — обычная судьба, женская. Значит, будем жить так. А куда денешься? Таких, как она миллионы. Это не радует и не облегчает ее участь, но все-таки хоть как-то примиряет со скучной и серой жизнью». То же обозначение «маленькая жизнь» наличествует и в названии одной из первых книг Метлицкой, и на ее официальном сайте. Что такое «маленькая жизнь»? У кого «маленькая»? У кого «большая»? И почему книги про «маленькую жизнь» популярны? На это вопрос дан четкий ответ в уже упомянутом романе «Его женщина», где главный герой — писатель, а героиня — читательница. Вот как герой-писатель описывает свою читательницу: «И она заваливается на диван с детективом или с романом про тяжелые человеческие судьбы. Например, с книгами Максима Ковалева (писатель-герой этого романа — Е. П.). И вот тут ее отпускает. Получается, что не сложилось не у нее одной! Да что там — у нее все нормально! Она здорова — всякие мелочи не в счет, это возраст и дурные привычки. У нее есть дочь. Да, к ней много претензий, но она не пьяница и не наркоманка, уже хорошо»[16]. А вот как героиня-читательница думает о его книгах: «…перестало казаться, что только мне, мне одной выпали страшные испытания. Только на меня разгневалась несправедливая судьба. Я поняла, что никого, никого не минует горькая чаша. И с эти надо просто смириться, просто это принять. И главное — жить! Просто жить»[17]. И уже реальные люди соглашаются с читательницей из книжки и пишут на форуме «Люблю Метлицкую и просто „проглатываю” ее книги. После прочтения свои проблемы становятся менее значимы» или же «Книга про нашу жизнь, про правду в жизни, про ее тяжесть. Жизнь прожить — не поле перейти... <…> И какие бы падения и потрясения ни выпадали на долю многострадального человека, надо находить силы вставать и идти дальше. Проживать свою, неповторимую и уникальную историю»[18].
«Тыжемать» Маши Трауб
Маша Трауб начинала скорее за здравие. Славу и, видимо, образ писательницы здорового человека ей принес «Дневник мамы первоклассника» (2010). Это легкая, ненавязчивая и милая книга, которая по своему стилю и задумке близка к романам Филдинг и Бушнелл. Мама здесь явно состоявшийся человек, а все комические моменты связаны не столько с проблемами, сколько с новым этапом в жизни семьи новоявленного школьника. Роман был экранизирован. Трауб написала продолжение, но уже о других членах своей семьи — «Второй раз в первый класс», «Глазами ребенка», «Миллиграммы счастья» и также получила поддержку своей аудитории — российских мам и бабушек. «Все знакомо. Школа, родительские собрания, семья» или «Замечательно! Проглотила 3 книги подряд, очень хочется еще! Если ваш ребенок собирается в школу или в детский сад — книги Маши Трауб должны стать настольными. Зачитывала куски маме — восторг полный!»[19] — пишут на форумах. Людям явно приятно сопоставить свой жизненный опыт с сюжетами книг. Хотя для женщин, не испытавших радостей материнства, эффект не столь однозначный. Если участницам форумов про «годовасиков» может быть интересно слащавое сюсюканье от имени младенца (как в книге «О чем говорят младенцы»), то на других это может производить и иное впечатление. «На самом деле книга меня напугала», — написано в одном из отзывов. «Сложилось впечатление, что если завести ребенка, в жизни НИЧЕГО, кроме него, не будет. Ничего, кроме вездесущих какашек, разбросанной еды и пятен на ковре. То есть о своих личных делах молодая мамочка может не мечтать. Не советую впечатлительным девушкам, планирующим беременность!»[20] Но это скорее частности. Большинство с удовольствием читает жизнеописание российских матерей. Например, романы и сборники рассказов «На грани развода» (2019), «Домик на юге» (2009), «Любовная аритмия» (2011), близкие по духу городской западной комедии, с той только разницей, что местом действия там выступает курорт. В целом выбор автора понятен. В декорации отпуска легче включить сразу несколько сюжетных линий, и можно не слишком погружаться во внутренний мир персонажей, занятых в основном дуракавалянием и воспитанием детей. Героини здесь в основном молодые матери — либо домохозяйки, либо люди «творческих профессий», и условный «хеппи энд» в этих произведениях обычно связан с осознанием, что в их жизни все стабильно. Семья есть, дети здоровы, муж… ну какой есть… ради детей все равно придется терпеть. Вот, например, последний параграф из рассказа «Семеновы» (сборник «Домик на юге»): «Оля понимала, что отношения с мужем зашли в тупик. Она также понимала, что Саша не решится на развод — из-за Леночки. И она никуда от него не денется. Не из-за Леночки, а из-за того, что ей некуда деваться. И они проживут так много-много долгих лет»[21]. Ребенок здесь ставится во главу угла, и вся жизнь женщины подчиняется этому правилу. А если женщина этому правилу не следует, то ничего хорошего никого не ждет. Ведь ребенок, которого растит мать-одиночка, отдавая его в детский сад с продленкой, это несчастное дитя, полностью лишенное детства. Тема «ужасного детства» представлена на российских прилавках несколькими романами Трауб. Однако наибольшее впечатление на меня произвела книга «Лишние дети» (2019), написанная от лица детсадовской девочки. Скажем прямо, главная героиня здесь просто пугает. Она еще писает в штанишки, но уже рассуждает о социальном неравенстве, коррупции, адюльтерах (при активном участии ребенка злую воспитательницу увольняют за воровство). Автор сама понимает, что смотрится это мало правдоподобно, и периодически оправдывается, что взрослые детей не понимают и так далее. Но все это выглядит скорее как фантазии по мотивам фейсбучных дискуссий об ужасах советского детского сада[22]. Возможно (тут сложно сказать наверняка), адресат тут — женщины среднего класса, «работающие» матерями и женами и носящиеся со своими чадами из одного «развивающего» кружка в другой «развивающий» кружок. В детском саду ужасно, и только благодаря маме ребенок избавлен от этой страшной участи. Недаром в одной из книг-автобиографий Трауб пишет, что умеет делать все — менять смеситель и раскраивать пододеяльник, но для детей хочет другой жизни: «Пусть только они думают, что укроп растет в горшочке, а для мытья посуды нужна специальная таблетка и кнопка в посудомойке»[23]. А сама она готова делать для этого все, даже «вышивать крестиком». И читательницы поддерживают ее в этом и пишут на форумах «Все-таки Маша гениальна. У меня похожие воспоминания о садике, но их очень мало — отрывочно, размыто, скорее состояние помнится, чем события.. Не понимала, почему с таким ужасом отдавала своих детей в сад, почему так боялась не угодить воспитателям, теперь понимаю»[24]. Или вот: «Я помню весь ужас. Меня запирали в кладовке. Считали ненормальной за эмоциональность. Все ужасы советского детства. <…> С тех пор и по сию пору я не подчиняюсь никому, с начальством договариваюсь. И да, против надбавок, повышения зарплат учителей и воспитателей — люди реализуют свои перверсии и им за это еще и платить?!!!»[25]
Роман «Лишние дети» заканчивается нейтрально. Но очевидно, что ничего хорошего, по мнению автора, ребенка не ждет. Но дело даже не в этом. Помимо «солнечных» книг про незатейливое женское счастье, ожидаемых читательницами «Дневника первоклассника», Трауб предлагает им сюжеты, посвященные не столько мелким бытовым проблемам, сколько кошмарам взрослой жизни женщины, сформированной патриархальными установками. Даже в автобиографичных произведениях начинают проступать мрачные ноты. Скажем, в сборнике «Семейная кухня», где дело не только в том, что описывается тяжелый быт российских глубинок. Например, рассказ про инвалида Петра Ивановича и его двух дочерей — обе родились с физическими недостатками, но унаследовали от отца высокий уровень интеллекта. Старшая поехала учиться в другой город и была изнасилована в общежитии института. В результате она получила психическое расстройство и начала предлагать себя мужчинам на обочине шоссе. Отец не раз вытаскивал ее оттуда, но когда увидел, что младшая дочка присоединилась к старшей, то не выдержал — не в силах смотреть на их страдания, он застрелил обеих и застрелился сам[26]. Другие сюжетные линии не менее безрадостны. Жестокие убийства, страшные мучения и смерти — все это уже не «женский бульварный роман», но жанр иной, пожалуй, что и новый. Серьезной литературой это назвать нельзя, читать для приятного времяпровождения вроде как странно. Тем не менее книги эти пишутся и публикуются, а значит спрос есть. Но неподготовленную читательницу, купившую книгу «Ласточ…ка» (2012), «Замочная скважина» (2012) или «Падшая женщина» (2013) и предвкушающую уютный вечер под пледиком с женским романом в мягкой обложке, ожидает большой сюрприз. Вместо незатейливой любовной истории она столкнется с «правдой жизни», причем в максимально жестких формах. Итак, «Ольга Петровна не была дурой — она видела, что Танюша несчастлива, что Наташа не была желанным ребенком. Прекрасно понимала, что Света тоже страдает, оставшись одна и, видимо, на всю жизнь. <…> Тетя Рая тоже как будто умерла после отъезда Маринки, которая не пойми где и не пойми с кем живет, звонила крайне редко»[27]. Так мог бы начинаться классический дамский бульварный романа, где все в конце концов обретут счастье, но это не наш случай. Это практически финал истории, в которой все ужасно и беспросветно, но также завязано на гипертрофированный материнский инстинкт. Сюжет здесь — эпизоды несложившейся жизни героев (точнее, героинь), проживающих в одном и том же доме. Однако, именно это и привлекает читателей. «Послевкусие от книги „Замочная скважина” немного грустное и с некоторым чувством отчаяния. Как у Блока „Ночь, улица, фонарь, аптека…” безысходность и темнота. И, название книги соответствующее — впечатление, что подсмотрел в замочную скважину к соседям. Но, описано, так, как это и есть в жизни. „Живи еще хоть четверть века — все будет так. Исхода нет”. Мне понравилась эта книга, хоть и печальна, но жизненна»[28], — пишут на форумах.
Однако апофеозом мрачного творчества Трауб, на мой взгляд, является «Падшая женщина». Здесь бушуют шекспировские страсти и действует киношный злодей. О главной героине, если ее можно так назвать, мы не знаем ничего, только имя и ее желание узнать больше о прошлом семьи. А прошлое это (и, частично, настоящее) — покойный дедушка, когда-то соблазнивший секретаршу и бросивший ее беременной, бабушка, поддерживающая тайно секретаршу и всю жизнь презиравшая дедушку, злодей, женившейся назло дедушке на секретарше и сдавший ее в психушку, секретарша, ухаживающая до смерти за могилой дедушки. Есть еще второстепенные персонажи и странное местное общество. То ли мусульманское, если судить по описанию кладбища, где «только мусульманские стелы». То ли православное, с учетом, что главная духовная достопримечательность — православный монастырь. Есть гостиницы и рестораны почему-то с советским сервисом, хотя действие явно происходит сегодня[29]. Но главное, совершенно непонятно, о чем все это? А главное, кто это читает? Даже самые преданные поклонники автора растерянно пишут в рецензиях «Мрачно, и ни о чем»[30].
Грей для российской Ассоли. Дориан вместо Артура
Сразу скажу, читая сборники рассказов Трауб и Метлицкой, я периодически была вынуждена смотреть на обложку, чтобы удостовериться, книгу какого именно автора держу в руках. Сегодняшний стиль повествования и тон, в основном безнадежно мрачный, у них общий. Тем не менее разные поколения читательниц могут найти «свое» у каждой писательницы.
Автобиографическая проза Метлицкой обращена к советским детству и молодости. Возможно, именно поэтому создается ощущение, что главный герой здесь — советская эпоха со всеми приписываемыми ей штампами и клише, от коммунального быта до петушков на палочке, которые мама есть не разрешала. Автор, надо отдать ей должное, нисколько не скорбит по советскому прошлому. СССР здесь одновременно и предмет критики, и общее воспоминание, которое могут разделить с ней читательницы. Это ностальгия по детству, юности и молодости, а не по «советскому образу жизни». Да и в романах Метлицкой мы видим те же образы и сюжетные линии. Так, героиням романа «И шарик вернется» (2012) автор дарит подробности собственной жизни, позже описанные в автобиографическом романе «Можно я побуду счастливой» (2016). Совпадает не только сюжетный каркас (девочка живет с бабушкой, мамой и отчимом, у нее есть сестра, которой завидуют подружки, а потом к ней приезжает неожиданно свататься жених — моряк), но и бытовые мелочи (противная соседка, которая крадет мясо из кастрюли с борщом). Суровый советский быт диктовал свои условия. Депрессия, апатия и духовные метания не приветствовались, и книги сохраняют этот подход; четко и кратко, без лишних эмоций.
В автобиографичной прозе Трауб советская эпоха отражена совсем иначе. Это и понятно, здесь СССР, показанный через восприятие ребенка, становится просто декорациями, расставленными по российским городам и весям. И в этом отношении книги Трауб скорее соответствуют западным тенденциям, так как во главу угла здесь ставятся именно травмы детства и личные переживания. Описав свой материнский опыт, Трауб, как многие другие современные писатели, обратилась к теме своего детства. Сборник рассказов «Семейная кухня» и роман «Моя бабушка — Лермонтов» в какой-то степени можно поставить в ряд с «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева и «Манюней» Наринэ Абгарян, но без той неподдельной искренности, что поднимает частный случай до высокого обобщения. Легкий стиль не спасает, и проникнуться к героям симпатией здесь не просто. Претензии к матери в «Миллиграммах счастья» вызывают недоумение: все эти навыки, о которых с таким презрением отзывается автор, это просто помогающая выжить часть тяжелого советского быта и самовосприятия советской женщины. Потому несколько странным кажется заявление автора о том, что лично она не будет учить детей справляться с бытовыми ситуациями: пусть наслаждаются духовным развитием. Как пишет Трауб, ей хочется, чтобы «дочь встретила принца на белом коне», и все достижения западного и российского феминизма отступают перед эти классическим клише патриархата.
Однако вернемся к феминизму и идее самореализации женщины. У обеих писательниц женщина — это прежде всего мать, и именно материнские обязанности она должна исполнять, пусть и пренебрегая другими интересами. Причем за эти усилия воздается далеко не всегда, ребенок вполне может вырасти и негодяем, но материнская доля — терпеть все и принимать[31]. Тем не менее и здесь можно увидеть поколенческие различия. Мать или нет, но советская женщина все равно должна была работать. И в ряде рассказов Метлицкой, хотя их трудно назвать феминистскими, все-таки допускаются другие возможности самореализации для женщины, если не лучше, то, во всяком случае, не хуже карьеры матери, хотя порой и принимающие причудливые формы. Например, в рассказе «Самые родные, самые близкие» любовницей зятя оказывается подруга матери, состоятельная, реализовавшаяся женщина[32]. Метлицкая, чья молодость прошла при советском режиме, готова дать женщинам шанс не только быть матерью, но и реализовать другие интересы. Трауб, взрослевшая в период перестройки, делает иной выбор. Именно в этот момент у российских женщин появилась невиданная раньше возможность — принять решение в пользу судьбы только жены и матери. И многие сделали его и теперь читают книги Трауб, убеждаясь, что все сделали правильно — ведь дети — наше все. Разумеется, это связано с разницей в возрасте самих писательниц, но одновременно разводит и круг потенциальных читательниц, тоже принадлежащих разным поколениям.
Есть и другой важный момент, который роднит Трауб и Метлицкую, но существенно отличает их от западных и других российских современных авторов подобных романов. Это отношение к любви. У обеих страсть лишь источник проблем и позора. «Любовь не приносит счастья и быстро проходит. Мне на нужна любовь. Сейчас я думаю, что надо было выходить замуж не по любви. А чтоб муж заботился. Уважал и заботился. От нашей c Герой любви ничего не осталось»[33]. Соответственно, книги и Метлицкой, и Трауб в основном повествуют о проблемах семейной жизни, где любовная лодка разбивается о быт. Это житейские истории, где несчастные женщины то взбрыкивают, то снова мирятся со своими неказистыми мужчинами. Кстати, забавно, что образы мужчин выписаны по-разному. У Трауб это невнятные бессловесные персонажи или откровенные мерзавцы (за исключением мужа самой писательницы, отображенного в ее автобиографической прозе), которые, впрочем, скорее «заезжие» гости, нежели участники сюжета. У Метлицкой же в основном малопривлекательны все — женщины, и мужчины, причем это касается как «плохих», мучающих своих родственников и друзей, так и «хороших», которые позволяют себя мучить по слабости характера или врожденной бесконфликтности.
Такой подход позволяет читателю не ассоциировать себя с героями, оставаясь лишь зрителем этого литературного «Пусть говорят». И читатели с этим согласны и пишут на форумах. «Невероятная популярность реалити-шоу, блогов и социальных сетей объясняется тем, что людям нравится подсматривать за другими, узнавать, как там у них, так же, как у тебя или нет. По этой же причине мне нравится читать реалистическую прозу, такую, как у Улицкой, например. Я очень обрадовалась, когда поняла, что „Замочная скважина” Маши Трауб — это еще один хороший пример реалистической прозы. В ней словно и нет автора: только герои, их история от самого детства и до смерти. А герои — это все жители одной девятиэтажки на окраине Москвы, обычные люди, каждый со своими странностями, достоинствами и недостатками. Ни один из них не вызывает ни любви, ни ненависти, но и я не хочу сказать, что оставляет равнодушным при этом, нет. Они обычные люди, и значит, их есть, за что уважать, и есть, за что сказать: „Какая же ты дура, ох”. Можно вставать на сторону одного в одной ситуации, а в другой понимать, что вот сейчас он вот совершенно неправ. И автор занимает ту же позицию, что и читатель — стороннего наблюдателя, просто подсматривает, как и читатель, в замочную скважину»[34]. Или вот уже про Метлицую «Читаешь и… отдыхаешь. Не хочется возвращаться в мир, где взрываются бомбы в Сирии, где бесчинствуют толпы беженцев в Германии, где падают самолеты и, уж, тем более, в мир, где процветают тупые ток-шоу, где моют кости всем: от так называемых „звезд” до простых алкашей...»[35]
Итак, при тех же формальных признаках, мы видим скорее зеркальное отражение западных тенденций. Рассказы, романы с несколькими главными героями, автобиографические мотивы — все это представлено в современном российском женском романе. Однако дальше пути западного и российского женского романа расходятся. Есть литература young adult, но ее тематика совсем иная — вместо анализа сложностей жизни подростков мы видим веселые истории о том «как начать встречаться с принцем». Есть обращения к детству и юности, но они тоже обладают своей спецификой, отражая современные дискуссии о советском прошлом, которые захлестнули российское общество. Но самое главное, та идея, которую пропагандирует западная «бульварная женская литература», что у счастья две составляющие: любовь и интересная работа, у нас заменяется на одну обобщающую линию — женщина-мать, и именно в этой ипостаси героини самореализуются (как домохозяйки) и ощущают причитающуюся им порцию безграничной любви (материнской). Тем не менее, кажется, даже сами писательницы не верят в счастье своих героинь, избравших этот путь. Мечты остаются совсем юным. Эйджизм и патриархат снова побеждают в массовой литературе, и ничего хорошего в таком случае нас не ждет, никакой хэппи энд.
[1] Поскольку в рамках данной работы феминизм скорее точка отсчета, я считаю возможным свести сложное и многоплановое феминистское движение к двум линиям.
[6] Толстов В. Маша Трауб — писатель здорового человека. Проза обо всех и для каждого. — «Учительская газета», № 34, 21 августа 2018 <ug.ru/archive/75726>.
[7] Кафтан Л. Женский роман без хеппи энда. — «Российская газета», № 213(6485) от 18 сентября 2014 <rg.ru/2014/09/18/metlickaya.html>.
[10] Метлицкая М. Обычная женщина, обычный мужчина. — В сб.: Метлицкая М. Обычная женщина, обычный мужчина. М., «Эксмо», 2016.
[11] Метлицкая М. Нелогичная жизнь. — В сб.: Метлицкая М. Обычная женщина, обычный мужчина. М., «Эксмо», 2016.
[22] «Вкус каши, мясной запеканки, запах щей и котлет. Мучительные загадки, на которые нет и не может быть ответа. Почему вареные яйца, когда их почистишь, всегда отдают синевой? А желток снаружи зеленый, а внутри желтый? <…> Почему колготки и гольфы всегда спадали, сколько ни подтягивай? Почему если мальчик в шортах поверх девчачьих колготок — это нормально, а если в штанах, да еще и не в трениках и не в рейтузах, то „воображала — хвост поджала”? Все это застывает в памяти на всю жизнь <…> Мы все, мое поколение, рано начинали говорить — нам надо было выживать. Уже в пять лет умели ровно, без складок, застилать постель и ставить подушку „уголком”. Подметать пол, мыть полы, вытирать пыль, поливать цветы — этими ерундовыми навыками мы овладевали еще в средней группе. Как и регулировать кран в ванной — тогда ни о каких смесителях никто и не слышал» (Трауб М. Лишние дети. М., «Эксмо», 2019, стр. 6, 13).
[31] Кстати, интересный момент: у обеих писательниц в романах часто появляется практически табуированная тема для женского чтива — больной ребенок, что добавляет трагизма и возвращает к теме материнства.
Опубликовано в Журнале №9