ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Варава Владимир Владимирович родился в 1967 году в Воронеже. Окончил Воронежский государственный педагогический университет. Доктор философских наук, профессор Финансового университета при Правительстве РФ. Автор многих книг и статей, в том числе «Адвокат философии» (М., 2014), «Псалтырь русского философа» (М., 2019), «Старая квартира» (М., 2019). Лауреат премии журнала «Новый мир» 2018 года за философские эссе. Живет в Москве.

Владимир Варава

*

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Рассказ

1

В это трудно поверить, но произошло все так, как происходит в таинственных детективных или мистических историях, хотя то, что случилось, не было ни тем, ни другим. Естественно, что все трактовки происшедшего сразу же поделились на две наиболее распространенные версии: одни считали, что это чистой воды криминальное происшествие, другие с такой же степенью уверенности были убеждены в действии сверхъестественного. И главное, что и у тех, и у других были равные основания считать это дело именно таким, каким оно виделось в их свете. Конечно, детектив всегда подернут таинственной завесой мистического, а чистая мистика в чем-то похожа на детектив. Однако это все книжные вещи, мало относящееся к реальности, которая, увы, сама по себе достаточно уныла и прозаична. Все же время от времени и в этой скучной и пошлой действительности случаются вещи совершенно необъяснимые. Иначе откуда же детектив и мистика черпали бы свой материал?

На самом же деле произошло вот что. Прошлой весной исчез мой друг Альберт Холл. Исчез в полном смысле этого слова: внезапно, бесследно, беспричинно. Это чистое исчезновение, которое можно рассматривать в качестве идеального исчезновения, если бы только в этом была бы какая-нибудь нужда. До сих пор о нем неизвестно ровно ничего: ни близкие, прежде всего жена, ни друзья, ни знакомые, ни вообще кто-либо не знают об исчезновении ничего. Он исчез как легкое облако в голубом летнем небе, как дым сигареты, выпущенный в воздушное никуда. Словно его никогда и не было. Это ничего, немота вокруг такого далеко не рядового события и сейчас вызывает недоумение, временами переходящее в настоящий ужас. Вот поэтому я и взялся написать об этом, чтобы в письме хоть как-то прояснить случившееся или по крайней мере отвлечься. В любом случае я считаю себя обязанным засвидетельствовать то, что произошло, ибо произошло то, чему нет объяснения.

Бедная Марта, жена Альберта, она совсем извелась за эти годы. Вот уж правда, время не всегда лечит, но, наоборот, с годами горечь и недоумение усиливаются, не оставляя ни ум, ни сердце в покое. Если своими записями я смогу ей помочь, то буду считать, что сделал благое дело. Она так безутешна… Это событие разрушило ее жизнь самым жестоким, но каким-то очень странным образом. Люди, как правило, мирятся с потерей близких. Но в данном случае страшна была не столько потеря, сколько отсутствие малейших разумных объяснений происшедшего. Так просто не бывает, не может и не должно быть… и, однако это произошло, произошло вопреки всем законам здравого смысла и вообще разумного порядка вещей, определяющих нашу повседневную жизнь. Именно это и настораживало более всего. И, конечно, супруга как самый близкий человек столкнулась в этом загадочном исчезновении своего любимого и обожаемого мужа с чем-то поистине нечеловеческим.

Бесследные исчезновения, конечно, случаются время от времени. Но они, как правило, так или иначе объяснимы; по крайней мере выдвигаемые предположения никогда не лишены рационального. Однако, учитывая жизненные обстоятельства моего друга, его семейное и общественное положение, случившееся кажется совершенно невероятным и невозможным. И если не верить совсем уж в безумные теории, то с момента его исчезновения не было выдвинуто ни одной более-менее приличной версии случившегося. Он исчез абсолютно, как бы отменив все свое предшествующее существование одним таинственным жестом. И вот эта необъяснимость его исчезновения сказалась самым пагубным образом на жизни его близких людей. Темное пятно исчезновения не ослабело со временем, оно тяжко повисло над жизненным небосклоном, придавив существование каким-то непонятным грузом неизбежного. Что-то ужасающе правдивое все-таки было в его исчезновении. Это как бы намек на всеобщую участь, что ли. Вот все мы так и должны будем бесследно исчезнуть в таинственной и мрачной дали неизвестного в один прекрасный солнечный день или в глухую ночь.

Безусловно, это происшествие породило бесконечные слухи, пересуды и самые нелепые гипотезы. Вот уж где разыгралась фантазия. Это была сенсация, и первое время газеты просто состязались в том, кто выдвинет более оригинальную и невероятную версию. Кто-то считал, что мистер Холл влез в неслыханные долги и скрылся за океаном; кто-то полагал, что он бежал с тайной любовницей, существование которой тщательно скрывал длительное время; кто-то думал, что это было самоубийство, мотивы которого остались известны только ему одному; кто-то был уверен, что его похитили для каких-то чудовищных, скорее всего, преступных медицинских целей. Поговаривали, что это крупное политическое дело, в котором, возможно, замешан сам премьер (именно поэтому и не нашли никаких следов). Не обошлось без версии о похищении инопланетянами. Доходило до явных нелепиц, о которых говорить стыдно и смешно. Но все это результат того смятения, которые было вызвано абсолютно немотивированным, внезапным и поэтому совершенно непонятным исчезновением мистера Холла.

Все версии при ближайшем более-менее трезвом рассмотрении разваливались на глазах и не выдерживали ни малейшей критики. Более всего сбивала с толку невозможность найти самое элементарное, но здравое предположение. Все ниточки обрубались, едва только появлялась надежда обнаружить хоть какой-то мотив, причину или обстоятельство. Но, увы, мотивов, причин, обстоятельств не было никаких! Это самое удручающее и невозможное, но это именно так. Он исчез в дневной толпе, растворившись в ней, как капля воды в море. Иного сравнения найти просто невозможно. Это самое точное сравнение, раскрывающее совершенно немыслимую, не имеющую аналогов историю. Именно это обстоятельство и заставило выдвигать мистические версии, которые хоть ничего и не проясняют, но все же дают слабейшее объяснение. Ибо ум человека жаждет объяснения, и он не успокоится, пока не найдет его, пусть даже на самых невообразимых территориях, где здравый смысл поруган и разрушены всякие рациональные концепции.

Понятно, что мистика — это последнее прибежище. Но в данном случае даже наиболее здравомыслящие люди начинали менять свои представления, поскольку время не только ничего не проясняло, время вообще молчало, оставляя за собой лишь черную дыру безмолвия. Дело в том, что мистер Холл был публичным человеком, а это придало его исчезновению совершенно драматический характер. Если бы речь шла о каком-нибудь заурядном человеке, то, конечно, не было бы такого шума. Но такой человек как мистер Холл не мог остаться незамеченным. Его жизнь была открытой; он не любил ни одиночества, ни уединения. Всегда в окружении, всегда на виду, всегда в гуще общественных событий. Его исчезновение можно было бы сравнить, скажем, с такой невероятной вещью, как если бы вдруг у ворот вашего дома вырос столб, уходящий в самое небо. Или что-то в таком же роде. Это исчезновение ставило под сомнение не только социальный порядок с его психологическими нюансами, но порядок физический, закономерный и естественный. Это происшествие, можно сказать, оскорбило живущих своей полной необъяснимостью.

Можно предположить еще один, так сказать, метафизический (не путать с мистическим!) аспект этого дела. Он, наверное, самый невероятный, но, учитывая всю совокупность обстоятельств, можно рассмотреть и его. Это, так сказать, таинственное исчезновение как таковое. Что бы понять существо этого взгляда, нужно несколько шире посмотреть на бытие и понять, что это самая неизвестная вещь в мире. Конечно, все мы живем в мире рационального, объяснимого, понятного, на чем и основывается разумность наших действий, предсказуемость поступков и вообще самая обычная жизнь самых обычных людей. Поскольку все же до конца не ясно, что такое мир, как и для чего он появился и появился ли вообще, это заставляет вообразить невероятные с точки зрения здравого смысла теории. Например, то, что человек может исчезнуть сам по себе, вот так, ни с того ни с сего. Стоит потерять его из поля своего зрения, как он поглощается мглой непостижимого, уничтожающего все наши представления о привычном и объяснимом.

2

Почему я вообще взялся писать об этом?

Совсем не потому, что я был близким приятелем Холла, проводившим с ним много времени, но потому, что я, вероятно, был последним человеком, который общался с ним до его исчезновения. Об этом можно судить и по косвенным обстоятельствам, и в результате полученных расследований. В один момент, именно в силу этой причины, я чуть было не попал под подозрение, но из-за полнейшего отсутствия мотивов все подозрения были с меня сняты. Признаться, меня это несколько обидело, но правило есть правило и для криминального расследования нет исключения; все равны перед законом, поскольку ни у кого в принципе не может быть презумпции невиновности. И я нисколько не виню полицию, которая взяла под подозрение не только меня, но и супругу мистера Холла, его дворецкого, эконома, секретаря и даже несовершеннолетнего сына.

Как сильно я расстроился, когда осознал весь драматизм сложившейся ситуации! Да к тому же, как я уже говорил, я чувствовал сильную неловкость перед женой мистера Холла, как будто я был и вправду в чем-то виноват. Действительно, было чувство вины, такой неприятной, нудной, какой-то обреченной, вернее, обрекающей меня на вечное проклятие чувствовать эту вину неизвестно за что. Я ведь ничего не совершил! Но, возможно, именно это и было моей самой сильной виной…

Так или иначе, но все это заставило меня еще раз хорошенько припомнить детально обстоятельства происшедшего, попытаться представить всю картину полностью, вникнуть в мелочи, чтобы получить хотя бы малейший намек на разгадку. Казалось, все дело в том, чтобы точно вспомнить все подробности того дня. Я поймал себя на мысли, что мы все, еще не исчезнувшие, вынуждены вновь и вновь возвращаться к этому событию, сталкиваться с темной бездной непостижимого и затем продолжать влачить свое существование, пока новая волна отчаяния не овладеет нами и не заставит нас повторить это совершенно бессмысленное, но ставшее неизбежным действие.

Итак, передо мной последний день, когда я и все остальные видели мистера Холла живым, причем совершенно здоровым и к тому же в хорошем расположении духа. Это особенно смущало, поскольку ни напряжения, ни задумчивости, ни вообще каких-то подозрительных вещей в поведении моего друга обнаружить не удавалось. Он был в обычном, даже в несколько приподнятом состоянии, которым характеризовалось его настроение в последние месяцы его жизни. Это состояние длилось уже достаточно большой промежуток времени. Дела у него шли хорошо, и можно сказать, что он вообще был на подъеме своей личной жизни. К тому же, несмотря на свой тонкий и проницательный ум и достаточно широкую образованность, мистер Холл был обычным и даже в чем-то самым заурядным человеком. Он любил и ценил то, что любило большинство людей его круга, не отличаясь особой оригинальностью по части эстетических пристрастий. И поэтому его действия, мысли и поступки были предсказуемы. Его нельзя было заподозрить в сокрытии и вынашивании какого-нибудь тайного умысла. Он всегда с радостью и открытостью делился со мной всеми своими переживаниями, наблюдениями и известиями. Этот человек не мог ничего долго в себе держать. Это-то и настораживает теперь более всего.

Был самый конец апреля, и, как водится, я зашел к своему приятелю после обеда, чтобы поговорить о последних новостях и прогуляться по вечернему городу, который становился многолюднее по мере раскрытия весной своих дурманящих свойств. Мы всегда любили прогуливаться и делали это довольно часто, никогда не следуя строго заведенному маршруту. Мы могли за час обойти город, а могли медленно и размеренно часами бродить по какой-то одной аллее или неприметной улочке. Одним словом, в нашем распоряжении всегда было много свободного времени и пространства, которым мы распоряжались как хотели.

Тот вечер не выделялся ничем особенным, если не считать, конечно, общего весеннего воодушевления. Сначала мы прошлись по центральному парку, затем свернули в тихую аллею, ведущую к пристани, и вскоре расстались. Каждый пошел по своим делам. Мистер Холл обмолвился, что, возможно, зайдет в клуб и куда-то еще. Но это было так естественно сказано, что не вызвало ни малейшего подозрения. Как выяснилось позже, в клубе он не был, хотя некоторые очевидцы высказали неуверенность. Возможно, он был там днем раньше, по крайней мере в тот вечер с ним точно никто в клубе не общался.

Если бы я от него услышал в тот злополучный вечер хотя бы незначительный намек на грядущее происшествие! Хотел бы я увидеть в его глазах дьявольскую искринку, какой-нибудь зловещий умысел, тогда не был бы так обескуражен и сбит толку. Но нет, все было как обычно, обычно увлекательно, поскольку мой друг был очень интересным собеседником, умевшим раскрыть любую тему в самом неожиданном свете. Острый ум, проницательность, тонкий юмор делали общение с ним в высшей степени приятным. Конечно, я запомнил содержание нашего последнего разговора именно потому, что это был последний разговор. Мы говорили о литературных новинках, в частности, о нашумевшем романе писателя N. Мой друг объяснил мне необоснованность ажиотажа, вызванного этим произведением. Мы немного поспорили, но, поскольку я принципиально разделял его точку зрения на творчество того литератора, спора у нас не вышло. Холл обещал познакомить меня с другой новинкой, оставшейся почти незамеченной. Это заинтриговало меня, и мы договорились о встрече в ближайшие дни.

Знал ли я тогда, когда кинул случайный прощальный взгляд в сторону удалявшейся серой шляпы, что это настоящее исчезновение! Чистое исчезновение без причин и следствий. Исчезновение в бездне неведомого и непостижимого.

Теперь, конечно, можно придумывать массу всяческих подозрительных вещей, случившихся во время той нашей последней встречи. Но нет, я был честным перед собой и поэтому не позволял своему воображению играть со мной во всякие неблагочестивые игры. Моя пристрастность могла навредить делу. Поскольку я не сторонник ни детективной, ни мистической линии, мне необходимо было сохранять максимальную объективность. И все же я был почему-то уверен, что встреча со мной была не последней в жизни мистера Холла…

Легкий холодок и мороз по коже всегда пробегает, стоит мне об этом подумать. По малейшим косвенным признакам я мог предположить, что Холл был несколько встревожен и чем-то озабочен. Так бывает перед важной и серьезной встречей; тревожное ожидание выдает себя незаметными уликами, которые опытный взгляд всегда сумеет вычленить и распознать. Но предположить подобное означало предположить какую-то тайну в жизни исчезнувшего, подвергнуть сомнению все устоявшиеся представления о его жизни.

В том-то все и дело, что его жизнь мало чем отличалась от жизни большинства людей его круга, как я уже говорил. Будь в ней что-то экстравагантное, необычное, замкнутость или еще что-то подобное в этом роде — тогда другое дело, тогда можно было бы строить самые невероятные гипотезы. Но здесь жизненный материал не давал никаких поводов для этого. Неужели так загадочен человек, что может долгое время вынашивать, оставаясь вне всяких подозрений, какой-то коварный план, чтобы вот так в один прекрасный момент осуществить его? Нет, этого нельзя было даже и предположить.

Несчастный случай тоже исключался; по крайней мере в городской черте остаться незамеченным происшествию было совершенно невозможно. Тогда — самоубийство в каком-то тайном месте. Но это также невозможно в силу характера и всех жизненных обстоятельств исчезнувшего. Чтобы решиться на такое, нужны были весьма серьезные причины, которых нельзя было добыть ни из личности, ни из образа жизни мистера Холла. К тому же полиция предприняла беспрецедентные меры, тщательнейшим образом обыскав все заброшенные городские и даже пригородные места. Все безрезультатно, все говорило об исчезновении как таковом. Но это противоречило здравому смыслу едва ли не больше, нежели предположение о похищении инопланетянами.

Мне запомнился один разговор со священником, который был посвящен в эту ситуацию более других. Он был совершенно спокоен относительно самого факта исчезновения, словно это не было для него загадкой или по крайней мере было не самым важным. Он высказал предположение, что мистер Холл, возможно (именно возможно, поскольку он не настаивал), принял тайный постриг или отправился в паломничество, из которого уже не вернулся.

Понятно, что, как священнику, ему ближе всего были именно такие версии исчезновения. И несмотря на то, что к подобным действиям со стороны Холла не было абсолютно никаких предрасположенностей, мне почему-то эти предположения показались наиболее благородными и даже вероятными. Священник говорил о том, что душа человека потемки и что воля Божья неисповедима, и поэтому всякое может случиться со всяким в одночасье. Человека может поменять не только свое мнение, но и образ всей жизни в какой-то считанный период времени, если на то будет Божья воля.

Противоречить этому было бесполезно, и я решил, что такая версия тоже имеет право на существование. Правда, Марте она не принесла бы никакого утешения, поскольку не важно, ушел ли ее супруг в странничество или бежал с любовницей, это воспринималось бы как предательство, как бессердечный и злой поступок. Холл не был способен на такое.

Священник предался своей молитве, Марта скорби, а я дальнейшим разысканиям. По крайнее мере стало понятно, что молитвой Холла не возвратить и даже ничего не прояснить. Но так лучше. Пусть все остается таким, каким оно является. А является оно очень даже странным образом.

В любом случае образовывался замкнутый круг, разорвать которой не представлялось возможным никому. А тем временем супруга мистера Холла, которая, как и полагается детективному расследованию, также в один момент была под подозрением (но за явным отсутствием малейших улик и мотивов она очень быстро оказалась вне всякого подозрения), так вот, тем временем Марта, будучи совершенно подавлена случившимся, впала в долгую затяжную депрессию. Врачи и близкие стали опасаться за ее жизнь, и поэтому над ней был установлен домашний контроль. Легкая степень невменяемости, вызванная помутнением рассудка из-за сильно пережитого горя, делало практически невозможным общение с ней. А ведь если кто и мог пролить свет на эту загадочную и драматическую историю, то это могла быть лишь верная спутница исчезнувшего бесследно и беспричинно мистера Холла. Как назло, он любил жену и не стал бы сознательно причинять ей боль. По крайней мере он никогда не делал этого раньше. Они были любящей счастливой парой! Все это говорило о том, что с мистером Альбертом Холлом случилось что-то невероятное, невероятно чудовищное и зловещее, чему нет никаких объяснений.

3

Все-таки когда мы говорим о беспричинности этого невероятного исчезновения, то возникает сомнение в том, все ли причины на самом деле рассмотрены должным образом. Ведь жизнь человека, человека семейного и публичного, какой бы прозрачной, ясной и открытой ни казалась, полна всяких неожиданностей. Пускай не тайн, но чего-то неведомого для окружающих, даже самых близких. У человека все же нет абсолютной презумпции рациональности, которая могла бы уподобить его существование животному или автомату. Как бы прост и одномерен ни был человек, в его жизни всегда есть некие «тайники души», те темные затоны, в которые он всегда может погрузиться, чтобы быть незамеченным, спрятаться от самого себя по крайней мере. Отказывать человеку в жизненной тайне означало отказать ему в праве на его частную жизнь.

В качестве разгадки можно было предположить нечто такое, что просто-напросто было неизвестно его ближайшим родственникам и друзьям. Но такой взгляд мог полностью поменять существующие концепции исчезновения мистера Холла. Увы, такое предположение опрокидывало все наши представления о мистере Холле, что, в свою очередь, могло заставить усомниться нас в самих себе. Ни разум, ни моральное чувство не позволяли подобное, поэтому поиски мистера Холла продолжались, рискуя превратиться в некую бесконечную игру без правил и без действующих лиц.

Тем более прошло уже значительное количество времени, и будь это похищение, бегство или что-то другое в подобном роде, то какие-то зримые следы непременно должны были бы обнаружиться. Но нет. Полная тишина и молчание. Эта безответность и удручала более всего. Никто не мог смириться не столько с фактом самого исчезновения, сколько с его необъяснимостью. Имейся хоть что-то разумное, все было бы по-другому! Эта необъяснимость более всего мучила, раздражала, временами вызывая гнев и негодование, а часто попросту приводя в отчаяние всякого, кто сталкивался с этим делом и пытался вникнуть в его суть.

Иногда мне казалось, что весь этот ажиотаж перед исчезновением совершенно необоснован. Что, в сущности, произошло? Бесследно исчез человек. Но разве не происходит то же самое со всеми людьми, когда они умирают? Разве не исчезает человек в смерти? Но, возразят, остается труп — материальный свидетель естественного процесса. Но, вдумавшись, понимаешь, что в трупе человек не весь, что все равно он исчез в смерти и то, что остается, вовсе не человек, а его жалкое и уродливое подобие. Куда-то девается ведь человек, он тоже таинственно исчезает, исчезает полностью, проваливаясь в темную даль непостижимой безответности…

Со временем все притихло и как будто успокоилось; газеты перестали писать об этом случае, и люди лишь изредка вспоминали происшедшее, напоминавшее уже скорее какое-то предание, нежели реальное событие. Полиция поначалу опасалась, что за этим исчезновением последуют и другие, что здесь имеет место что-то серийное. Но нет, ничего не последовало, никто больше не исчез и жизнь продолжала свое рутинное шествие, лишь изредка нарушаемое чем-то несущественным.

Но я не успокаивался и время от времени предпринимал попытки проследовать по воображаемому мной маршруту мистера Холла с момента нашего расставания. Я пытался тщательно проследить в своем сознании последний видимый мною образ — удаляющуюся по пыльной весенней дороге высокую худощавую фигуру. Как только она исчезает из поля зрения — сразу же открывается тайна. Вернее, тайна скрывает дальнейший ход движения, открывая бесконечное количество различных возможностей в трактовке этого движения. Еще как-то странно светило солнце; для ранней весны оно было слишком уж сильным. Оно светило тогда почти что по-летнему, а может, это случилось летом, а не весной? Кто знает, когда это случилось и случилось ли вообще?

Взрослый разумный человек не может исчезнуть вот так, ни с того ни с сего. И, однако, он исчез, превратив существование знавших его людей в мучительный процесс разгадывания этой сатанинской загадки, этой дьявольской шарады, которая никогда и никем не могла быть разрешена. Своим поступком мистер Холл поставил под сомнение разумность нашего существования, обнаружив в нем чистую беспричинность. Но было ли это сознательным? Почему все склонны скорее винить бедного мистера Холла, нежели считать, что он пал жертвой? Возможно, это был грандиозный эксперимент, который он поставил ценой своей жизни, всей своей жизнью доказав беспричинность существования. Если можно беспричинно исчезнуть, значит и возникновение тоже беспричинно. Тогда появляется уже другая, совершенно иная перспектива существования, нежели та, к которой мы все давно привыкли, привыкнув к трехмерному пространству, пяти чувствам и самым расхожим представлениям о добре и зле.

Конечно, многие втайне надеялись, что в один прекрасный день мистер Холл неожиданно появится, как неожиданно исчез, разрешив все наши страхи и сомнения, внеся в жизнь свет и радость. Его даже никто тогда не будет расспрашивать о причинах исчезновения, все только будут радоваться чуду его появления. Но, увы, никакого чуда, все оставалось по-прежнему. По-прежнему тускло, гадательно, неопределенно.

Я пытался найти разгадку, перебирая, с любезного согласия Марты, его бумаги и даже разбирая его личные вещи. Письменное наследие пропавшего было невелико, однако сохранился дневник, несколько записных книжек и несколько десятков писем. Я надеялся, что тщательное изучение этих документов в какой-то мере прольет свет на эту, со временем становившуюся чудовищной загадку.

На исследование бумаг у меня ушло несколько месяцев; не торопясь, обстоятельно, бережно я перебирал страницу за страницей все рукописное наследие моего друга, но ничего, что могло бы как-то прояснить случившееся, я в нем не обнаружил.

Записи были интересны и остроумны, что выдавало даровитую личность их автора. Но при этом они были настолько обыкновенными, то есть обыкновенными с точки зрения человека, в жизни которого не предполагалось ничего подобного тому, что произошло. Эти письмена — свидетельства спокойного, ровного характера и острого ума, тонкой наблюдательности и вежливого тактичного общения. И более ничего. Так что время, потраченное на их исследование, можно считать потерянным напрасно. Конечно, они были достойны публикации, но того, на что я мог рассчитывать, в них не было. Даже весьма пикантные заметки, касающиеся самых интимных сторон жизни Холла, говорили о том, что это был человек без второго дна.

Альберт не имел врагов! До меня это дошло как откровение. Никто не мог желать ему зла, тем более смерти. В своей жизни он как-то умудрялся, как говорится, не вляпываться в грязные истории. На горизонте его жизни все происходило размерено, плавно, без резких скачков. Судьба как бы хранила его безмятежное существование для того, чтобы в одночасье обрушить все в прах. Такая хитрая и коварная ирония более похожа на вопиющий абсурд, нежели на доброе и справедливое провидение, в которое мистер Холл, несомненно, верил и, более того, доверял ему. Он всегда был спокоен в трудные жизненные моменты, был уверен, что все обойдется. И всегда все именно так и происходило. Он, конечно, не был баловнем судьбы, но несчастным человеком, как многие из нас, он точно не был. По всему было видно, что существование приносит ему удовлетворение, он вообще был доволен своей жизнью и поэтому никогда не роптал и не жаловался на судьбу. У него всегда можно было получить поддержку, которая заключалась в каком-нибудь ироничном слове или жесте. Но сколько спокойной и радостной уверенности было в этих словах и жестах!

4

Шло время. Недавно умер следователь, который вел это дело. Дело его пережило, оно осталось нераскрытым. А чуть раньше умер семейный врач семейства Холлов, который в последние годы был сосредоточен на состоянии здоровья Марты. Зловещая ирония в том, что мистер Холл пережил и врача, и следователя, и, наверное, тех священников, которые пытались тайно отпеть его.

В один момент мне показалось, что я все понял, даже не понял, а просто увидел, увидел все как было. Это было что-то сродни озарению. Наступила очевидность, и пришла разгадка. Но сначала я испытал нечто ужасное. Однажды, возвращаясь домой поздно вечером, я как раз проходил вблизи того места, где мы в последний раз виделись с мистером Холлом. Было прохладно, безлюдно и неуютно. Невольно я посмотрел на это место и вдруг прямо перед собой увидел исчезнувшего. Это был не призрак, это был реальный человек из плоти и крови, с которым я едва не столкнулся. Он резко отбежал от меня, даже как-то отпрыгнул, словно испугавшись чего-то смертельно. Как будто огромная серая кошка отскочила от меня в смертельном испуге, успев при этом жутко напугать меня. Да, это был сильнейший испуг, который и привел в конечном счете к моему просветлению. Я невольно остановился, почувствовав, как столбенеют мои ноги и как мороз продирает мое существо до самых оснований. Сомнений быть не могло, это был Холл; я даже ощутил его дыхание — так близко он был от меня. Мы даже встретились глазами: на короткий миг наши взгляды пересеклись, замерев навечно в короткой вспышке невыносимого ужаса. Но прошло несколько секунд, и видение исчезло. Да, это было именно видение, в этом я был убежден.

Позже я объяснял случившееся больной игрой воображения, решив не придавать никакого значения этому происшествию. Но увиденная мной картина вновь и вновь возвращалась, неприятно будоража сознание и вызывая самые неприятные мысли и предположения. А что, если и правда Холл жив и просто скрывается где-то? Это был бы полный абсурд, необъяснимый и жестокий абсурд, предположить который означало предположить нечто скверное о мире. Конечно, это была простая галлюцинация, вызванная разгоряченным сознанием да ночной игрой света и тени. Не более того.

Но после этого я все понял. Я наконец-то раскрыл это таинственное исчезновение, эту роковую загадку, это проклятье, тяготевшее над нами такое долгое время. Не могу сказать, что я обрадовался этому. Меня скорее охватило разочарование, похожее на то, когда долго и мучительно думаешь над какой-то шахматной или математической задачей и после того, как находишь решение, испытываешь не удовлетворение, но досаду, граничащую с апатией. Напряжение спадает, интрига заканчивается, и воцарятся стойкое ощущение досады и обмана. Все оказалось не таким, игра сыграна, второго шанса уже не представится.

Да, я понял, что произошло, но, увы, эта истина не обрадовала, не утешила, не принесла облегчения. Все было гораздо проще и банальнее, чем мы все предполагали, изнуряя себя муками поиска все эти годы. Мог ли я с кем-то поделиться своим открытием? С ужасом я осознавал, что нет. Ни одна единая душа в мире не поверит мне. Раскрыв правду, я рисковал попасть в сумасшедший дом. Поэтому я предпочел все скрыть, и скрыть прежде всего от самого себя. В конце концов, я не мог ничего доказать, все оставалось в области моих предположений. И хотя я был уверен в их истинности, другие вряд ли разделили бы мои откровения. В глубине души я был разочарован тем, что исчезновение перестало быть тайной, что оно оказалось все-таки вполне реальной и объяснимой вещью.

Мне стало скучно и одиноко. Появившееся разочарование горько проедало душу. Образовавшаяся пустота уже не могла быть заполнена ничем. Это состояние было хуже того, к которому я уже привык. Жизнь оказалась поделенной на три части: до исчезновения, после него и после того, как наступила разгадка. И должен признать, что самым лучшим периодом был именно тот, когда нас мучила эта страшная загадка исчезновения. До этого жизнь была банальна, но в ней было какое-то ожидание, какая-то надежда на событие. Теперь, когда все раскрылось, надеяться больше не на что: жизнь вернулась в свое обычное, скучное и неинтересное русло, в котором естественность совпадает с очевидностью и в которой никогда ничего не случится. Ибо уже случилось, случилось однажды, раз и навсегда. Главное событие в прошлом. Что может быть хуже?

Мне даже захотелось прекратить существование каким-нибудь отчаянно-безумным жестом. Неужели все? Неужели ничего больше не будет мучить и угнетать, и в то же время давать надежду? Пока была надежда, существование можно было временами назвать даже счастливым. Ожидание, томительное и тягостное, иногда вдруг просветляло наличную тьму жизни. По крайне мере было известно, зачем существовать. Теперь же все расплылось, превратившись в бесформенное и бессмысленное пятно. И я поэтому был несказанно благодарен Холлу за тот шанс, который он подарил всем нам своим исчезновением. Это было прекрасно, эти годы действительно были лучшими в самом высоком смысле.

Но, может быть, я заблуждаюсь насчет своего открытия. Просто я устал от неопределенности и мое сознание выдало всего лишь какое-то мнение, заставив принять его за истину?! Это все же предположение, которое никак нельзя проверить. И мистер Холл действительно исчез, исчез так отчаянно, что поверг в ужас и восторг одновременно всех, кто хоть на миг соприкоснулся с этим.

Эта мысль приободрила меня, вселив новую надежду. Передо мной словно раскрылся истинный секрет жизни, который был удивительно прост, но почему-то тщательно скрыт. В жизни должна быть тайна, придающая существованию характер интриги. И лишь в качестве интриги жизнь можно вынести и оправдать. Когда исчезает интрига, то исчезает вся очаровательная прелесть жизни. И никакие ее «радости» никогда не могут заметить этой тайны. Но ее нельзя создать искусственно; она приходит к нам из далеких и неведомых миров, о существовании которых мы и не подозреваем. Но она приходит не ко всем, далеко не ко всем! И многие, наверное, большинство, в ней совершено не нуждается. Наоборот, они делают все, чтобы лишить нашу жизнь главной интриги существования, сведя ее к пошло-рутинному повторению одних и тех же событий, которые заканчивается смертью в итоге.

Теперь я был уверен, что мое раскрытие тайны исчезновения мистера Холла было ни чем иным, как игрой сознания. Мне это лишь привиделось, не более того. В действительности ничего не раскрыто. Я теперь уже знал это точно. Это было самое главное. Как же хорошо, что я ни с кем не поделился моим мнимым открытием! Вот бы я предстал глупцом в глазах всех здравомыслящих людей. И как хорошо, что я ничего не сказал Марте. Это бы расстроило ее еще сильнее. Она и так едва справлялась со своим горем. Чего только она не предпринимала, чтобы раскрыть это дело! Но все, все оказывалось тщетным. А тут еще я со своими догадками…

Я оказался единственным человеком, который понял, что это дело не для раскрытия, оно для чего-то другого. Как будто провидение решило сыграть эту драму в одном взятом месте, в одной семье, показав тем самым, что исключения намекают на какие-то неведомые никому правила. Если в нашей жизни возможно исчезновение, значит не все потеряно, значит жизнь не так проста и убога, какой она представляется миллионам пока что не исчезнувших существ. Они исчезнут, но их исчезновение будет пошлым и банальным, потому что оно объяснимо, закономерно и естественно.

Мистер Холл исчез как Бог, оставив лишь легкую грустную ностальгию и такую же легкую и приятную надежду.