ПЕРИОДИКА

ПЕРИОДИКА

«Артикуляция», «Год литературы», «Горький», «Звезда», «Знамя», «Лиterraтура», «Новая газета», «Новые Известия», «Нож», «Октябрь», «Православие и мир», «ПРАВЧТЕНИЕ: Правильное Чтение», «Радио Свобода», «Реальное время», «Российская газета», «Русская Idea», «Урал», «Rara Avis», «Textura»

«„Аббатство Даунтон” воспринимается как сериал об отношениях, но вообще-то он о том, как меняется время». Тамара Эйдельман о том, как сериал увлекательно учит истории начала XX века. Текст: Наталия Антропова. — «Реальное время», Казань, 2019, 15 декабря <https://realnoevremya.ru>.

Говорит Тамара Эйдельман: «Очень часто „Аббатство Даунтон” воспринимается как сериал о любви и отношениях, но вообще-то это сериал о том, как меняется время. Там гениально найдены хронологические рамки. Начало сериала, 1912 год — гибель „Титаника”. Конец сериала, 1924 год — послевоенное время. На примере этих 12 лет показано, какие перемены происходили не только в Англии, но и во всем мире. Это и раскрепощение женщин, и раскрепощение низших классов, появление у них новых прав — прав на образование и участие в социальной политике. Это и новая техника, которая появляется и все меняет. Это освобождение Ирландии. Изменение в сексуальных отношениях, в воспитании детей, экономические перемены».

«Вот проводят электричество, и вдовствующая графиня закрывает лицо рукой, потому что оно ее слепит. Она, конечно, делает это немного демонстративно, но ее вполне можно понять. Она к этому не привыкла, она всю жизнь прожила при свечах и газовом освещении, которое дает совсем другую картинку».

Ольга Балла-Гертман. 2019: итоги и начала. — «Лиterraтура», 2019, № 149, 15 декабря <http://literratura.org>.

«Появилась еще книга с очень интересным замыслом, итог работы коллективного воображения сразу двух веков — громадный томище (в метро не почитаешь!) „Венеция в русской поэзии: антология” (1888 — 1972), составленный Александром Соболевым и Романом Тименчиком и изданный „Новым литературным обозрением”: анализ — в текстах и комментариях — типовых русских очарований Венецией (и не менее типовых разочарований в ней), характерных топосов ее восприятия и способов толкования воспринятого, — словом, венецианского мифа русской культуры, его истоков и внутренних тяготений».

«В „Новом литературном обозрении” под конец года вышла книга прозы погибшего двадцать лет назад петербуржца Василия Кондратьева (1967 — 1999) „Показания поэтов”. Книги я еще не держала в руках (кстати, не знаю, каким годом она датирована, — возможно, тоже 2020-м, — но она уже существует), однако давно знаю, что Кондратьев — один из важнейших авторов не только нашего поколения, но и всего позднего русского XX века».

«Интереснейший текст написал Игорь Вишневецкий... — одновременно авторефлексивный и онтологический (но это — личная онтология), личный вариант „Божественной комедии”: поэма „Видение”, дантовскими терцинами описывающая метафизическое странствие по персональному универсуму автора, увиденному как некоторое целое с собственной структурой. (И на этом основании, пожалуй, поэму можно причислить к итоговым текстам года.)».

Поэму Игоря Вишневецкого, которую Ольга Балла имела возможность прочесть в прошлом году, см. в настоящем номере «Нового мира».

Павел Басинский. Странное десятилетие. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2019, № 295, 30 декабря <https://rg.ru>.

«Я понимаю, что такое „нулевые” годы в литературе. Это опять смена вех. <...> А что такое „десятые” годы XXI века в литературе? Какими новыми тенденциями обозначено это десятилетие? Трудно сказать. Это самый трудный для меня вопрос, который я слышу на выступлениях перед читателями: какие сейчас тенденции? Не знаю».

Barin Residence: Святополк-Мирский без биографии. Михаил Ефимов — об эмигрантских годах ученого. Передачу вел Иван Толстой. — «Радио Свобода», 2019, 15 декабря <http://www.svoboda.org>.

Говорит Михаил Ефимов, автор книги «D.S.M/ Д. П. Святополк-Мирский: Годы эмиграции»: «Мирский был захвачен поэзией Цветаевой, он был в поэзию Цветаевой не влюблен, он эту поэзию схватил, жрал кусками, давился от возбуждения, и было мало. Это очень сильное потрясение от нового поэтического языка, нового поэтического мира. <...> И Цветаева для Мирского это главный аргумент, что есть живое. Это, как мы понимаем, история не только про Мирского. По ту сторону есть Марина Ивановна».

«А потом — Цветаева не была бы Цветаевой — она превратила Мирского в часть своего космоса, который слишком сильно похож на хаос, где непонятно, где кончились стихи, а где кончились деньги, а где Сергей Яковлевич потерял работу, а где мы опять сидим и голодаем, срочно печатайте мою поэму, а он, подлец, не печатает мою поэму вечером, присланную ему с утра. И такого было очень много. И Мирский вытерпел абсолютно все от Цветаевой в эти 20-е годы и, что бы ни делала Цветаева, Мирский никогда, до 1932 года, до года своего отъезда в СССР, не прекращал пансион для Цветаевой, он оплачивал ее парижское жилье. Он это делал ради великого поэта. Потом Мирский взял Сергея Яковлевича Эфрона в секретари редакции „Верст”. Был в ужасе от него и писал своему соредактору Петру Петровичу Сувчинскому, что „Эфрон — жопа невероятная”. Потому что оказалось, что Сергей Яковлевич Эфрон не умеет ничего — писать не умеет, читать не умеет, редактировать не умеет, редакцию вести не умеет, редакционную переписку не умеет, типографию не умеет, макет не умеет. При этом там же Марина Ивановна еще пишет. Поэтому одной рукой печатаем „Тезея” в „Верстах”, а другой рукой у нас Сергей Яковлевич — секретарь редакции, от которого проку никакого. Выкинуть его нельзя, Марина Ивановна кричит, что если вы тронете хоть пальцем Сергея Яковлевича, человека, который пролил столько своей крови, я забираю у вас „Тезея” и напечатаю в тысяче других мест».

«Бывало, лежишь дома, пасуешь, читаешь „30 дней” или „Сердца трех”». Из переписки Омри Ронена с Ефимом Славинским. Публикация, вступительная заметка и примечания Ирены Ронен. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2019, № 12 <http://zvezdaspb.ru>.

Омри Ронен — Ефиму Славинскому: «19.4.2002. Дорогой Фима! <...> Не будем говорить об этом: я человек очень терпимый, сидел за одним столом в свое время и даже здоровался за руку с Иваском, которого ты упоминаешь, служившим в СС „Эстония”, но я не люблю лицемерить. У всякого своя верность и своя система ценностей. Chacun a son gout. Давай о политике не переписываться. Мне теперь все равно, завербовали ли тебя когда-то куда-то, как говорили злые языки, и перевербовали ли тебя герои сантиментальных романов Ле Карре. Все меняется, и люди и страны. Напиши лучше, как ты живешь, что делаешь, как твое здоровье, по поводу которого меня напугал Зиник».

Анна Голубкова. Некоторые аспекты гендерных стратегий современных литературных журналов. — Литературно-художественный альманах «Артикуляция», 2019, выпуск 8 <http://articulationproject.net>.

«Гендерная проблематика и ее применение к современной литературе и быту литераторов вызывают в последнюю пару лет множество дискуссий. И в этих дискуссиях часто высказывается мнение, что гендерное равенство в России давно уже достигнуто, так что спорить тут не о чем и бороться, в сущности, не за что. Чтобы проверить, действительно ли это так, я решила сделать выборочную статистику публикаций в нескольких толстых журналах. Для исследования были взяты все доступные на данный момент номера журнала „Воздух”, 20 последних номеров журналов „Арион” и все номера журнала „Новый мир” за 2008 и 2018 годы».

«В „Новом мире” образца 2008 года доля авторов-женщин в поэтических публикациях — 30%, в прозаических — 31%. В 2018 году женских поэтических публикаций 24%, прозаических — 14%. Та же тенденция наблюдается и в критических статьях. В 2008 году женскому письму было посвящено 22% статей, в 2018 году — 16%. В рубрике „Книжная полка”, которую я посчитала отдельно, в 2008 году упоминалось 24% женских книг, в 2018 году — 21%. Таким образом, как видим, на одну женскую публикацию в журналах приходится как минимум две мужских и на одну статью о женской книге — три статьи о книгах авторов-мужчин. Кроме того, в статьях рассматривается достаточно ограниченный круг женских имен — как правило, это уже канонизированные в рамках современного литпроцесса поэтессы и писательницы».

Алла Горбунова. «По ту сторону небес — только хаос, только лес...» Текст: Сергей Алиханов. — «Новые Известия», 2019, 28 декабря <https://newizv.ru>.

«Мне кажется, творчество всегда происходит на пепелище, в условиях некой изначальной катастрофы. Никакого заданного „культурного наследия” или „традиции” и вовсе нет, это школьная фикция. Преемственность поэтической традиции творится каждым поэтом заново. Каждый поэт сам собирает эту поэтическую традицию: она отбрасывается от него как тень в прошлое, она пробрасывается от него как луч прожектора в будущее. Поэтическую традицию надо обрести, собрать — из первоначальной разрухи. Любой творец начинал на пепелище: и в XIX веке, и в XVIII. Для меня как для поэта этот луч, проброшенный в прошлое, высвечивает очень разные имена. В первой половине XX в. мои любимые поэты — Велимир Хлебников и Осип Мандельштам, во второй — поэты ленинградского андеграунда: Леонид Аронзон, Елена Шварц, Александр Миронов, Сергей Стратановский».

«<...> Для меня в поэзии важно именно выражение невыразимого опыта, которого, по крайней мере пока, у искусственного интеллекта нет. Он не проживает то, о чем пишет, это языковая комбинаторика. Но если однажды искусственный интеллект станет по собственному желанию сочинять поэзию и переживать состояние вдохновения, то есть будет иметь опыт и сознание, — его уже нельзя будет использовать, как технологию. Тогда он должен будет получить все права и свободы, какие есть у людей, а нажатие кнопки выключения будет равнозначно убийству».

Здесь же — стихотворения Аллы Горбуновой, лауреата литературной премии Андрея Белого.

Владимир Губайловский. Письма к ученому соседу. Письмо 29. Сон. — «Урал», Екатеринбург, 2019, № 12 <https://magazines.gorky.media/ural>.

«Самое простое объяснение сна дает компьютерная метафора. Если операционную систему компьютера долгое время не перезагружать, она начинает хуже работать, и становятся более вероятны сбои. Это связано с тем, что под управлением операционки работают сотни процессов. Если процессы завершаются штатно, то они освобождают за собой память, необходимую для их выполнения, и вообще „убирают за собой”. Но в некоторых случаях исполнение просто прерывается, причем по совершенно непонятным пользователю причинам (зависший Word, который вдруг начинает жить собственной жизнью и не реагирует на клавиши, видели все). Тогда в памяти могут остаться незавершенные процессы, неосвобожденная память и другие неприятности. Если компьютер не перезагружать, весь этот мусор будет накапливаться».

«Во время сна активируется работа хромосом и начинается ремонт самой ДНК нейронов. Автор работы Лиор Аппельбаум из университета Бар-Илан, Израиль в интервью „The Guardian” сказал: „Во время бодрствования ДНК нейронов накапливает много повреждений, которые активно удаляются именно во время сна”. Он сравнил такие повреждения с выбоинами на дороге, которые удобнее всего подлатать как раз тогда, когда нет трафика. Он высказал предположение, что нейроны по мере накопления повреждений „устают” и дают команду мозгу: „Пора спать”, чтобы получить время для ремонтных работ. Сравнение состояния сна с пустыми ночными дорогами имеет глубокий смысл. Во время сна снижается температура тела и сокращается энергопотребление (почти на 30%). Действительно, „трафик” стихает».

Леонид Зорин. Эпоха предчувствия. Беседу вела Галина Смоленская. — «Знамя», 2019, № 12 <http://znamlit.ru/index.html>.

«Я вам рассказывал историю про Броню Захарову? Была такая актриса. Фадеев должен был ехать на Конгресс мира в Варшаву. Ну, он без конца разъезжал, это уже такая была его „трудовая повинность”. Он потом в своем письме предсмертном написал: „Из меня сделали лошадь ломового извоза”. Ну да, так это и было... В общем, приходит Броня Захарова, она дружила с Ангелиной.

— Степановой?

— Да. С женой Фадеева. Броня приходит и видит, что он лежит на диване, под тремя пледами, дрожит, и очень мрачная Ангелина говорит: „Вот видишь, у человека сейчас 38 с большими градусами, а он завтра утром летит в Варшаву”. И когда Ангелина вышла очень нервная, видимо, после очередной свары, Броня ему говорит: „Александр Александрович, у меня к вам вопрос — зачем вам это все надо? Лететь завтра с температурой? И все эти ваши заседания бесконечные, президиумы… Вы не пишете уже бог знает сколько времени! Вам постоянно куда-то надо, надо, надо… Зачем это вам?” И он на нее так посмотрел и ответил: „Я люблю власть!” (Улыбается)».

«Вы перечитайте „Разгром”. Написать такое в двадцать пять лет мог только очень талантливый человек. Перечитайте спокойными глазами, не вкладывая эмоции, которые у вас родились после всей его жизни. И подумайте, что это за человек, который из тайги, после партизанства пришел в литературу и так дебютировал. Это же совершенно оглушительный дебют был. По тем временам».

Итоги 2019 года. О запомнившихся событиях уходящего года пишут главред Rara Avis Алена Бондарева, литературные критики Валерия Пустовая и Александр Чанцев и писатель-пешеход Владимир Березин. Подготовила: Анна Смирнова. — «Rara Avis», 2019, 30 декабря <http://rara-rara.ru>.

Говорит Владимир Березин: «Я вот точно знаю, что для меня было главным — медленное чтение русских рассказов и постепенная публикация результатов этого чтения в журнале „Новый мир”. То есть большой цикл (и он еще не закончен) текстов о том, что может извлечь честный обыватель, наш современник, из вдумчивого чтения русской классики. Иначе говоря, для меня главные литературные события уходящего года — повесть Александра Пушкина „Метель” и рассказ Василия Шукшина „Срезал”».

За этот цикл эссе о русских рассказах Владимир Березин стал одним из лауреатов премий журнала «Новый мир» за 2019 год.

Кирилл Кобрин. Картинки, буковки, города. Из дневников 2018 — 2019. — «Октябрь», 2019, № 12 <https://magazines.gorky.media/october>.

«1 июня 2018-го <...> Меж тем это уже был Страстной, а что там делать, как не осматривать памятники? Первым — понятное дело, почти напротив редакции „Нового мира” — мне встретился Твардовский. Твардовский, как и положено, страдает. Ну не страдает, ок, он переживает. Голова его опущена. Руки — в карманах плаща, причем левая несколько отведена назад, открывая множество слоев одежды, покрывающей главреда „Нового мира”. На Твардовском надето: плащ (или нетолстое пальто), брюки и пиджак, под пиджаком — жилетка, под жилеткой — рубашка с галстуком. Думаю, под рубашкой еще и майка, так тогда носили. Получается пять слоев. И все это — не считая невидимой майки — в складках. Складки у скульпторов В. А. и Д. В. Суровцевых получились знатные — тяжкие, основательные, как честная совписовская проза про жизнь народа. Да, мне Твардовского на этом памятнике жалко: ну за что ему такое наказание после смерти, этот бронзовый кошмар мужского портного старых времен; Твардовский все же другой был человек, другой. И „Теркин” без складок — ни единой. Но тут уж ничего не поделаешь. От словосочетания „’Новый мир’ 1960-х” так становится реалистично и так тягостно, что сам невольно складками покрываешься. Это такой образ оттепели и раннего брежневизма у столичной гуманитарной и.: по праву руку закручинившийся о народной судьбинушке Твардовский, по леву — резвится бодрый мажор Аксенов. <...>

А чуть дальше сидит Рахманинов; он, наоборот, такой сноб и пижон, нога на ногу, тонкий, ар-декошный, заграничный. Тоже же московской интеллигенции мыслительный продукт, мол, мы тут страдаем неразрешимыми моральными вопросами, как Твардовский, а тем, кому посчастливилось в свое время улизнуть, им что, они там живут и ни в чем себе не отказывают. Но есть в этом памятнике и хитрость: не намекает ли он, что тщательно сконструированный, сладкозвучно-ретроградный музыкальный романтизм Рахманинова — он ведь и есть ар-деко, звуковой дизайн для богатея, мечтающего о красоте и культуре, что-то типа торшеров Тиффани?

А в конце бульвара раскинул руки бронзовый Высоцкий. Он — кода бывшего будущего, вымечтованного либеральным посетителем ресторана ЦДЛ середины восьмидесятых».

«Литература — это не просто тексты, а тексты во взаимодействии со средой». Роман Лейбов — о Тартуской школе и точных методах в литературоведении. — «Нож», 2019, 21 декабря <https://knife.media>.

Говорит Роман Лейбов: «Он [Гаспаров] все время что-то считал, у него всегда с собой была записная книжка, и как только выдавалась праздная минута, он садился и начинал считать стиховые формы. Сейчас с помощью алгоритмов и на оцифрованных текстах мы проверяем то, что делал Гаспаров, проверяем получившиеся у него исторические картинки — он занимался историей русского стиха за все время, пока существовал литературный русский стих, то есть с XVII до XX века. Его картинки получаются довольно точными. Другое дело, что мы теперь можем его идеи, связанные, например, с семантикой стиха, проверять точными методами».

«<...> Бродский в „Письмах римскому другу” использует нормальный шестистопный хорей. Он не очень редок, но очень мало случаев, когда в шестистопном хорее все строчки заканчиваются безударными слогами, как у Бродского (это называется сплошными женскими клаузулами). Таких текстов почти не было в русской традиции, они могли случайно мелькать, но Бродский вытащил такую редкую форму, и дальше оказалось, что эта форма связана исключительно с Бродским. Что сейчас таким образом ни напиши, это будет перепевом или пародией, будет связано с „Письмами римскому другу”. А бывает иначе, когда некоторые топики вбрасываются в литературу извне и занимают уже освоенный формальный пейзаж».

Литературные итоги 2019 года. Часть I. На вопросы отвечают Андрей Тавров, Валерия Пустовая, Сергей Костырко, Евгений Абдуллаев, Дмитрий Бавильский, Александр Чанцев, Анна Жучкова. — «Textura», 2019, 22 декабря <http://textura.club>.

Говорит Дмитрий Бавильский: «Для меня этот год прошел под знаком русских формалистов. Некруглый юбилей Юрия Тынянова. Продолжается выход антологии „Формальный метод. Антология русского модернизма”, которую Сергей Ушакин составляет для екатеринбургского издательства „Кабинетный ученый” (серия эта спровоцировала интереснейшее обсуждение специалистов в последних номерах журнала „Новое литературное обозрение”). В этом же издательстве только что вышла монография Бориса Эйхенбаума „Молодой Толстой”, открывая серию „Как стать писателем”, где обещаны другие книги Эйхенбаума об Ахматовой и Лермонтове. Издательство „НЛО” продолжает выпуск собрания сочинений Виктора Шкловского (редактор Илья Калинин). В модном филологическом романе Лорана Бине „Седьмая функция языка” именно теоретическое наследие Романа Якобсона оказывается чем-то вроде „Чаши Грааля”, за которой все охотятся, поскольку именно формальный метод — важнейшая часть нашего интеллектуального экспорта, вроде иконописи или русского авангарда. Но то, что оказывается очевидным для любителей искусства, остается скрытым от читающей публики, даже самой продвинутой. Между тем, в пору очередного литературного кризиса, когда все обнуляется, читать формалистов дико интересно. Это умные и темпераментные книги, которыми невозможно не увлечься, по крайней мере, я подсел на них основательно, перечитав советские сборники Тынянова и Эйхенбаума из домашней библиотеки и прибрахлив новинок. Именно они позволяют не заметить кризиса чтения, куда мы проваливаемся все глубже и глубже».

Говорит Александр Чанцев: «„Фермата. Разговоры с композиторами” Алексея Мунипова. Это не только новые имена, но и настоящая мудрость и самобытность, явленные через музыку. И то, что нон-фикшн интереснее фикшна, тоже, возможно, тенденция. Или возрастное — когда хочется густого и информативного чтения, а не расплывчатых надуманностей…»

«Запомнился же этот год несколькими действительно яркими переводческими работами на грани подвига. Это, прежде всего, „Театр и его двойник” Антонена Арто в переводе Наталии Исаевой. Не только основной труд Арто стал доступнее и появились до этого не переведенные вещи, но и это именно тот случай, когда переводчик нашел своего автора (и наоборот). Ибо некоторые свободности перевода очень хорошо коррелируют с трансгрессивной природой творческих интенций самого Арто. Небольшой объем книги „Личность и священное” Симоны Вейль в переводе Петра Епифанова не должен смущать, ибо письмо Вейль максимально плотное, страстное, теологическое, даже — в чем его главная ценность — переосмысляющая понятия отношения человека к сакральному. Как уже повелось в прошлые годы, Татьяна Баскакова вводит в русскую литературу тех, кто совершенно не был в ней представлен — на уровне зияющей и вопиющей пустоты. „Отростки сердца, или Синдром падшего Адама” Ханса Валльшлегера — это один из великих романов прошлого века».

Литературные итоги 2019 года. Часть II. На вопросы отвечают Вадим Муратханов, Александр Марков, Сергей Оробий, Игорь Кириенков, Юрий Угольников, Алексей Колобродов, Егор Михайлов. — «Textura», 2019, 28 декабря <http://textura.club>.

Говорит Игорь Кириенков: «Это, наверное, касается не только литературы, но культурного поля в целом, и не 2019-го, а ближайших двух-трех лет: главная тенденция — большое возвращение, широко говоря, политики как системы взглядов, которая в значительной степени влияет на то, как и что пишет (или, если говорить о кино, снимает) автор. Я различаю контуры эксплицитного идеологического противостояния, в котором (снова) начнут сплавляться принципы и приемы, причем ни у правых, ни у левых не будет монополии на арсенал средств выразительности: консервативные по содержанию книги могут быть написаны вполне авангардным языком, радикальные — бесконечно примитивным; и, разумеется, наоборот.

Зинаида Максимова. Из раскулаченных — в немецкие батраки. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2019, № 12.

«В 1941 г. зима началась рано. В первых числах сентября начались заморозки, иней на земле. Жить в торфяной норе с маленьким ребенком стало невыносимо. Нашей армии нет. Помощи ждать неоткуда. Однажды папа пришел и сказал: „Завтра пойдем к немцам на Синявинскую высоту”. На другой день все вылезли из своих нор. Был яркий солнечный день, легкий морозец, вокруг иней. Стояла жуткая тишина, никакой стрельбы. Сейчас я предполагаю, что, вероятно, кто-то заранее сходил к немцам и предупредил их о нашем походе. Это мои домыслы. Папа с мамой собрали все вещички, оставшееся сало и уложили на велосипед. Маленькие заплечные узелки сделали для меня и бабушки. Сестру укутали и при помощи длинного полотенца привязали к маме. Катьку (козу) привязали к велосипеду. Такой группой мы влились в общую колонну. Сколько людей было в этой колонне? Сказать трудно. Мне тогда казалось, что очень много — 200, 300 человек, а может быть, больше. Шли медленно, долго по какой-то тропе. Наконец часам к четырем добрались до этой высоты. Орудий я не видела, но мы сразу увидели немецких солдат в зеленой с голубым оттенком форме. Нас собирали у кромки высоты, с которой очень хорошо обозревается все наше болото, все наши поселки. Особенно хорошо были видны развалины 7-го, а за ним и 8-го поселков. Нас загнали в большой сарай и заперли на замок. Мы переночевали. На другое утро двери широко распахиваются, на пороге стоит немецкий офицер и через переводчика нам объявляет: „Мы знаем, кто вы есть (и показывает решетку из пальцев). Но здесь фронт, и мы ничем не можем вам помочь. Вы все должны уйти отсюда. Здесь опасно. Идите к себе, откуда вас выслали. Местные власти там вам помогут. Только не идите большими группами”. И мы пошли в свою Псковскую область. Скоро наша семья оказалась единственной на своем пути».

Борис Межуев. Молчание и бездействие. Размышления о политической судьбе Александра Солженицына. — «Русская Idea», 2019, 6 декабря <https://politconservatism.ru>.

«Его дразнили „русским Хомейни”, и, следует признать, аналогия с мусульманским лидером была вполне обоснованной — непонятно, почему писатель счел ее оскорбительной. Солженицын и в самом деле был провозвестником духовной революции в СССР, подобно тому, как Хомейни стал духовным вождем исламской революции в Иране. Оба вынуждены были действовать вдали от родины. Солженицын ведь сам в „Ленине в Цюрихе” дал яркий портрет сгорающего от вынужденного бездействия революционера-эмигранта, останавливающегося в полушаге от сделки с дьяволом, необходимой для того, чтобы вовремя вернуться в гущу событий. Но повесть „Солженицын в Кавендише”, позволяющая заглянуть в замочную скважину вермонтского особняка и понять, что могло твориться за его стенами и в душе писателя в эти годы „молчания и бездействия”, наверное, была бы не менее интригующей. Но в каком-то смысле Солженицын писал в повести о самом себе и, возможно, тех соблазнах, которым он все-таки не поддался, чтобы получить возможность оказаться постсоветским Лениным».

А также: «Я не берусь оценивать весь труд „Красное колесо”, который, конечно, является великим писательским подвигом. Признаю, что его роль в историческом самосознании России огромна, — по существу, Солженицыну удалось заложить основы нашего сегодняшнего восприятия всей Великой русской революции начиная с войны 1914 года. Вслед за Солженицыным большая часть наших образованных соотечественников сегодня сочувствуют Столыпину, осуждают Февраль и не считают славянское братство достойной причиной для вступления в мировую войну. Но вот что явно не удалось Солженицыну в „Колесе” и именно в последних его Узлах, так это поместить в эту гущу событий своего Нержина-Костоглотова, чтобы ответить хотя бы самому себе на вопрос, что он мог бы лично предпринять в то время для того, чтобы остановить Февраль. Оказывалось, что после трагической гибели Столыпина в России не нашлось государственных мужей, адекватных ситуации и знающих, как справиться с управлением и не упасть в бездну. А его выдуманный герой Воротынцев в тот момент переживал любовную драму, и ему было не до политики».

РI размещает на своем сайте некоторые материалы специального выпуска «Тетрадей по консерватизму» (2019, № 1), посвященного творчеству Александра Солженицына.

Анна Наринская. Я/Мы Лев Толстой. Почему «Жизнь Льва Толстого» Андрея Зорина — самое актуальное чтение сегодня. — «Новая газета», 2019, № 143, 20 декабря <https://www.novayagazeta.ru>.

«Сам Андрей Зорин в одном из выступлений описал последние десятилетия как „толстовский реванш”. Во всем мире выходят экранизации романов Толстого, перепереводятся его главные романы, издаются многотомные собрания сочинений. Но речь даже не только и не столько о новой моде на его тексты, дело скорее в совпадении тенденций теперешней жизни с толстовскими идеями. Последние десятилетия принято считать временем борьбы за этику. Не этим ли занимался Толстой почти всю жизнь? Даже толстовские „странности”, то, от чего было принято отмахиваться как от причуд гения, — вегетарианство, экологическая осознанность, дауншифтинг, идея гражданского неповиновения как основной формы политической борьбы, протест против смертной казни — стало мейнстримом. „Толстой обретает значение как мыслитель, как человек через голову модернистского XX века, когда он был как мыслитель в основном забыт, отодвинут и противопоставлен Толстому-художнику, и становится снова поразительно актуальной фигурой во всемирном масштабе, может быть, самой актуальной фигурой, которую мы знаем”».

Одно из зеркал русской революции. 150-летие Зинаиды Гиппиус. Новая беседа любителей русского слова с Борисом Парамоновым. Передачу вел Иван Толстой. — «Радио Свобода», 2019, 22 декабря <http://www.svoboda.org>.

Говорит Борис Парамонов: «Чехов [по Гиппиус], получается, певец смерти. Нечто буддическое в нем усматривается. То есть сама эта чеховская „норма”, нормальность и есть путь смерти, к смерти. Возникает невольно мотив позднейшей экзистенциальной философии: бытие к смерти, тревога, забота — все эти „экзистенциалы”. Несомненно, это уже углубленное суждение о Чехове, не бытовой его портрет. <...> Она, несомненно, попала в некий экзистенциальный нерв чеховского творчества. Но при этом человека как раз и не увидела. Она приводит в том месте суворинские слова о Чехове: „Он все время говорит: хорошо бы сейчас бы в Москве на даче на травке полежать”. Гиппиус считает, что тут Чехов юмористически снижает суворинские энергичные восторги от итальянских красот. А ведь можно проще понять: Чехов, уже тогда больной, просто уставал от тягот туристического путешествия. Но сюда просятся слова самого Чехова о Мережковском и его жене: „Восторженный и чистый душою Мережковский хорошо бы сделал, если бы свой quasi-reтевский режим, супругу и ‘истину’ променял на бутылку доброго вина, охотничье ружье и хорошенькую женщину”».

Андрей Пермяков. Про ненависть. Зачем все поругались и что в этом хорошего. — Литературно-художественный альманах «Артикуляция», 2019, выпуск 8 <http://articulationproject.net>.

«При этом тот же самый „почти каждый” боится, что истиной обладает кто-то ближний. Надеется и боится разом. В этой надежде и в этом страхе — причины взаимного хейтинга, а отдельно — хейтинга звезд популярной и не очень популярной культуры. Разумеется, сплетничать о заметных личностях любили всегда — над этим еще Пушкин смеялся. Но в эпоху соцсетей селебритиз оказались рядовыми пользователями. Разве что друзей у них больше. Оттого каждый промах становится объектом поражения. Дескать, он именно столь же „мал и низок”, как мы; истины он, оказывается, не знает, а туда же — влиять. „На его месте должен быть я”, дескать. Я больше знаю об истине, и моя истина — истинней».

«Причина вроде хорошая: возвращение категорий „истина” и „абсолют”, а результат — печальный».

«Плюшевая философия». Поэт Дмитрий Веденяпин советует книгу Алана Милна «Винни-Пух». — «ПРАВЧТЕНИЕ: Правильное Чтение», 2019, 24 декабря <https://pravchtenie.ru>.

«Вероятно, это лучшая книга о поэте и поэзии и, безусловно, одна из самых прекрасных книг о том времени-пространстве (в просторечии именуемом детством), когда и где мы все знали, не зная, и все понимали, не понимая… Будьте как дети, ибо таковых есть Царствие Небесное… <...> Примечательно, кстати, что фамилия нашего самого знаменитого поэта почти „Пух”… В литературе (и в жизни) есть несколько типов или видов трагедий. Слава Богу, не все из них случаются с нами. Трагедия, о которой повествует „Винни-Пух” (а это, конечно, именно трагедия) неизбежна: каждый из нас проходит через нее, как Кристофер Робин. Заключительные страницы книги я никогда не мог читать без слез, но это очистительные катарсические слезы, дающие силы жить дальше, сознавая, что наш мир не только страшный, но еще и добрый и смешной».

Поэтические итоги Галины Рымбу. Часть 1. На вопросы коллеги по поэтическому цеху отвечают Елена Георгиевская, Алла Горбунова, Геннадий Каневский, Дана Курская, Евгений Никитин, Евгения Риц, Андрей Родионов, Валерий Шубинский. — «Год литературы», 2019, 27 декабря <https://godliteratury.ru>.

Говорит Елена Георгиевская: «Не представляю, чтобы десять лет назад или даже в прошлом году премию вроде „Лицея”, ориентирующегося скорее на консервативную идеологию и, мягко говоря, инертную поэтику, присудили радикальной лесбофеминистке. Не совсем понятна мотивация жюри: возможно, это была попытка „успокоить” разгневанных женщин, чтобы они порадовались награждению своей товарки и привернули фитили? Теперь у деятелей мейнстрима есть козырь в спорах с правозащитницами: мы не стигматизируем ЛГБТ, у нас толерантное общество, вы видели васякинский миллион? Победа талантливой поэтессы — это хорошо, но ситуация выглядит неоднозначной. Поскольку благодаря активисткам феминизм стал новым трендом — с одной стороны, ослабевает табу на женскую рефлексию, продиктованное патриархатной логикой, и это плюс, а с другой, некоторые женщины сейчас пытаются заработать известность, упоминая в стихах особенности женской физиологии или оправдывая творческую несостоятельность исключительно кознями мужчин. Это было предсказуемо. Но, к сожалению, плохие стихи не станут лучше от упоминания в них матки. Кроме того, новый феминистский дискурс порождает и новые клише: откуда, например, взялась мода называть всех, кто затрагивает в стихах феминистскую тематику, поэтками, включая небинарных людей и транс-мужчин пре-оп, которые в женском роде о себе не говорят, а также — профеминистских поэтесс, которым не нравится такой феминитив? Это один из самых забавных и невинных штампов, остальные я перечислять не буду, лишь посоветую коллегам избегать стереотипизации на любом поле деятельности».

Cм. также: «Поэтические итоги Галины Рымбу. Часть 2» (на вопросы коллеги по поэтическому цеху отвечают Ольга Балла, Андрей Василевский, Оксана Васякина, Анна Голубкова, Данила Давыдов, Елена Костылева, Александр Переверзин, Юлия Подлубнова, Алексей Порвин, Андрей Тавров). — «Год литературы», 2019, 31 декабря.

Алексей Пурин. Утраченные аллюзии. Новые фрагменты. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2019, № 12.

«Есть две фотографии Сологуба (1899), на которых он чудовищно похож на Д. А. Пригова. И оба были графоманами. (Правда, Сологуб все-таки иногда был настоящим поэтом.) Сологуб пугает: только к тридцати годам что-то в его стихах начинает пробиваться, и то — в одном из ста стихотворений. И так до смерти! Но писал много и упорно: выходящий в „Литературных памятниках” полный свод его стихотворений грозит из трехтомника стать пятитомником и занять пять тысяч страниц. И на каждой двадцатой странице — стихотворение о флагелляции. (Впрочем, и Анненский начал писать толком в сорок пять лет! Такие затхлые времена? Но Анненский лишнего почти не оставил.)».

«В годы моей молодости еще достаточно часто попадались необрезанные экземпляры старых книг (поголовная обрезка блоков в типографиях началась приблизительно в середине 1920-х). Помню прижизненный двухтомник Фета, толстенный (1552 страницы петита) ‘Реальный словарь классических древностей по Любкеру” (СПб., 1885), двухтомный „Песнослов” Клюева… Все, разумеется, в издательских обложках. В отличие от истинных библиофилов я эти книги разрезал — чтобы прочесть-таки. Поступив так же с „Котиком Летаевым” Андрея Белого, рассказал — к слову пришлось — об этом знакомому книжному спекулянту. „И ты ради этого разрезал ‘Котика‘! — возмутился он. — Ну и дурак!” Увы, отчасти он был прав».

Игорь Смирнов. Универсализм в философии и живописи. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2019, № 12.

«Отказываясь идти по пути, проложенному Ренессансом, живопись нашла на исходе символизма и на первых шагах постсимволистского авангарда собственный ответ на вопрос, откуда она взирает на мир, в нефигуративном изобразительном искусстве. Оно может быть понято как кантовская „вещь-в-себе”, преподнесенная нам художниками изнутри. Чувственное восприятие неспособно так позиционировать себя».

Евгений Сошкин. Опера глазами Наташи Ростовой и императора Августа. К выявлению литературных источников толстовского остранения. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2019, № 12.

«Эти описания, несомненно, принадлежат к вышеупомянутой литературной традиции, идущей по крайней мере от Марка Аврелия и получившей в особенности усердную разработку у писателей XVIII века. Свежий, не замутненный привычкой взгляд Наташи на условность оперного представления имеет некоторое — впрочем, весьма отдаленное — сходство с суждениями Простодушного о французских и греческих пьесах. Непосредственный же импульс к появлению этого сравнительно раннего образчика толстовского развернутого остранения с высокой вероятностью исходил от совсем свежего сочинения — „Бесед об архитектуре” прославленного историка и реставратора Эжена Виолле-ле-Дюка, первый том которых увидел свет в том же 1863 году, в котором началась работа над „Войной и миром”. Правда, умозрительным субъектом непонимания в „Беседах об архитектуре” — почти в самом их начале — выступает еще более древний римский император, чем Марк Аврелий...»

Егор Холмогоров. Двенадцатый к «Письму одиннадцати». Солженицын и «Русская партия»: аспекты идеологического соседства. — «Русская Idea», 2019, 9 декабря <https://politconservatism.ru>.

«Солженицын — почвенник, но не „деревенщик”».

«Если антиамериканизм построений Чалмаева и Лобанова был Солженицыну не близок, то почвенничество, заточенность против идей „конвергенции”, неприятие стирания национального лица, неприятие просвещенного мещанства образованщины, вызывали согласие, причем настолько подчеркнутое, что, даже публикуя свои мемуары, зная, чем в итоге закончится история борьбы с „чалмаевщиной” для „Нового мира” и лично для Твардовского, Солженицын все-таки категорично подчеркивает свое принципиальное согласие с „молодогвардейцами” и осуждает линию „новомирцев”».

«Солженицын не может скрыть своего возмущения дементьевской статьей и фактом ее публикации именно в „Новом мире”. „И это газетное пойло, это холодное бессердечное убожество неужели предлагает нам не ‘Правда‘, а наш любимый ‘Новый мир‘, единственный светоч — и притом как свою программу?”».

«Еще более поразительно то, чем занят Солженицын в том же 1969 году, когда кипит спор вокруг красного славянофильства „молодогвардейцев”, а авторы „Письма одиннадцати” при помощи „пролетарского мата” обличают „интеграцию идеологий”? Как ни парадоксально, но Солженицын занят тем же самым, но только пользуется он не „собачьим лаем” и „политическим визгом” публичного доноса, а пишет, сперва в расчете только на одного читателя — своего оппонента, полемическую статью против „Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе” академика Сахарова. Объект его полемики все тот же — вненациональность либеральной интеллигенции и тщетность надежд на идеологическую конвергенцию СССР и Запада».

РI размещает на своем сайте некоторые материалы специального выпуска «Тетрадей по консерватизму» (2019, № 1), посвященного творчеству Александра Солженицына.

«Хороший текст — как красивая формула». Физик и писатель — о науке, религии и вопросах без ответов. Текст: Оксана Головко. — «Православие и мир», 2019, 19 декабря <http://www.pravmir.ru>.

Говорит Александр Иличевский: «Хороший текст, как красивая формула, с большей вероятностью обладает энергией для того, чтобы стать истинным. Красивый текст больше имеет отношение к реальности для того, чтобы эту реальность преображать, предсказывать что-либо о ней, углублять, развивать; литература — это создание таких моделей, на основе которых мир мог бы развиваться. Среди книг подобного рода я могу назвать „Три женщины” Роберта Музиля, „Аустерлиц” Зебальда — это два шедевра, в которых стиль и смысл — одно и то же».

Что читали авторы «Горького» в 2019 году. Часть 1. Впечатлениями делятся Георгий Осипов, Надежда Проценко, Евгений Кучинов, Дмитрий Карасев, Александр Филиппов-Чехов, Светлана Волошина и Дмитрий Борисов. Текст: Иван Мартов. — «Горький», 2019, 27 декабря <https://gorky.media>.

Говорит Светлана Волошина: «За исключением редких вкраплений условно „теоретических” книг, читанных коллегами еще в детском саду, мой список чтения почти полностью состоял из мемуаров, дневников и третьесортной отечественной литературы XIX столетия. Впрочем, неловкость тут возникает только в связи с вопросом, можно ли что-то из этого списка рекомендовать к прочтению другим (вряд ли). По моим субъективным ощущениям, делая шаг за пределы „первого ряда” русской „классики”, сразу попадаешь (вопреки математике) не во второй, а в третий или двадцать третий ее ряд — странноватый мир журнальной беллетристики и более или (чаще) менее удавшихся „романов с направлением”. Из запомнившихся — „Петербургские трущобы” Всеволода Крестовского и роман Вас. Ив. Немировича-Данченко „Цари биржи”».

«Обширные „Петербургские трущобы” Крестовского распадаются на две части: мелодраматические страсти — наш ответ „Парижским тайнам” Эжена Сю, экранизированный в 1990-х годах с заметной добавкой сахару, — и подробное описание разных слоев городского дна середины XIX в. И если первая часть довольно „космополитична”: роковые страсти, внебрачные дети, предательства и продажа невинности одинаковы (если верить беллетристам!) как в Париже, так и в Петербурге, и других местах, то вторая — ценный антропологический и социальный материал об „униженных и оскорбленных”. Ценен он своей достоверностью: Крестовский был „включенным наблюдателем” — переодевался в рубище, учил воровской жаргон и ходил по городским притонам и злачным местам. „Цари биржи”, написанные журналистом, в том числе военным корреспондентом, и по совместительству братом известного театрального деятеля Немировича-Данченко, имеют завлекательный подзаголовок („Каиново племя в наши дни”) и любопытную фабулу. Однако у читателя создается впечатление, что тех „царей” автор наблюдал с куда большего расстояния, чем Крестовский — бродяг».

Что читали авторы «Горького» в 2019 году. Часть 2. Впечатлениями делятся Роман Королев, Николай Проценко, Феликс Кульпа, Иван Белецкий, Иван Смех и Станислав Смагин. Текст: Иван Мартов. — «Горький», 2019, 30 декабря <https://gorky.media>.

Говорит Иван Белецкий: «У меня, как и всегда, чтение в этом году было двух категорий: вокруг какой-нибудь магистральной темы и бессистемное. Магистральной в этом году стала, наверное, тема ностальгии и утопии. И книжек на русском тут выходило довольно много: и „Ретротопия” Баумана, и „Будущее ностальгии” Светланы Бойм, в прошлом году еще была „В союзе с утопией” Ирины Каспэ и так далее. У меня все это по профессиональным интересам накладывалось на музыкальные штудии, так что пришлось перечитать „Ретроманию” Рейнольдса и покопаться во всяких дурацких биографиях Кертиса и прочих музыкантов, актуальных для современного ретродискурса. Ну и всякая классика типа Джеймисона. Еще по музыкальной истории в этом или в прошлом году (читал в любом случае уже в этом) на русском языке наконец-то вышла крутая книга „Как The Beatles уничтожили рок-н-ролл” Элайджи Уолда».

Составитель Андрей Василевский

ИЗ ЛЕТОПИСИ «НОВОГО МИРА»

Февраль

20 лет назад — в № 2 за 2000 год напечатаны доклад Сергея Аверинцева «Горизонт семьи. О некоторых константах традиционного русского сознания» и эссе Александра Кушнера «Анна Андреевна и Анна Аркадьевна».

25 лет назад — в № 2 за 1995 год напечатана автобиографическая проза Иосифа Бродского «Полторы комнаты» в переводе Дмитрия Чекалова.

35 лет назад — в № 2 за 1985 год напечатана повесть Сергея Есина «Имитатор. Записки честолюбивого человека».

40 лет назад — в №№ 2, 3, 4 за 1980 год напечатан роман Владимира Орлова «Альтист Данилов».

50 лет назад — в № 2 за 1970 год напечатан рассказ Федора Абрамова «Деревянные кони. Из рассказов Олены Даниловны».

80 лет назад — в № 2 — 3 за 1940 печаталась четвертая книга романа Михаила Шолохова «Тихий Дон».