МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION

^{МАРИЯ ГАЛИНА: HYPERFICTION}

В нужное время в нужном месте

У нас, сказал главред, в этом году сразу два столетних юбилея — Айзека Азимова (2 января) и, полугодом позже (22 августа), Рэя Брэдбери. И, в общем, попросил меня написать что-то по этому поводу. Учитывая, что именно по этим авторам мы судим об американской фантастике середины прошлого века, дело важное и нужное. Однако вот проблема — об этих авторах столько всего написано-перенаписано, что я вряд ли скажу что-то новое. Поэтому я подойду к этому делу с несколько другой стороны.

Эта история не то чтобы запутанная, но раскладывается на несколько этапов.

Этап первый

Изобретатель, писатель фантаст и фанатичный промоутер, как бы мы сейчас сказали, науки и инженерной мысли Хьюго Гернсбек (16 августа 1884 — 19 августа 1967) в 1908 году для информационной поддержки своей фирмы по производству и продаже радиокомплектов (первой в мире!) основывает — опять же первый в мире! — научно-популярный журнал для радиолюбителей «Современное электрооборудование» («Modern Electrics»), в котором в апреле 1911 года приступил к публикации собственного фантастического произведения под трудно запоминающимся названием «Ральф 124С 41+» (Ralph 124С 41+) (на самом деле запомнить можно, если знать, что цифровой код расшифровывается, как «one-to-foresee-for-one-another» — «тот, кто предвидит для всех»). Роман слабый художественно — в 2660 году гениальный ученый при помощи всяких изобретенных им технических новинок гоняется по всем планетам за злобным марсианином, который похитил его невесту, — но на тот момент знаковый и опять, как многое у Гернсбека, первый, по крайней мере для Америки, недаром в честь автора названа премия «Хьюго», которую с 1953 года ежегодно вручают за лучшие фантастические произведения предшествующего года^[1]. Сам Гернсбек стал лауреатом премии своего имени как «отец научно-фантастических журналов» в 1960 году.

Так вот, в «Modern Electrics», примерно как у нас сильно позже в «Технике — молодежи», регулярно печатались научно-фантастические рассказы, а августовский выпуск 1923 году был отдан фантастике почти полностью. Успех был таким, что Гернсбек, который к тому времени основывает собственную радиостанцию «WRNY»^[2], решает выпускать журнал, посвященный фантастике целиком и полностью, и после некоторых перипетий и смены предполагаемого названия, первый номер «Удивительных историй» («Amazing Stories») выходит в апреле 1926 года. В номере печатаются на тот момент паровозы и, честно говоря, почти сплошь перепечатки на тот момент уже классики — Жюль Верн (начало романа «Гектор Сервадак»), Герберт Уэллс (рассказ «Новейший ускоритель»), Эдгар Аллан По (рассказ «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром») и другие, менее известные сейчас авторы. Этот журнал и считается первым в мире журналом научной фантастики^[3]. По не очень понятным причинам (возможно, и в силу атаки конкурентов) «Удивительные истории», несмотря на то, что были невероятно популярны, перешагнули планку в сто тысяч экземпляров в месяц и приносили немалый доход, перешли из рук в руки — компания Гернсбека Experimenter Publishing Company, под эгидой которой они выходили, потерпела крах и в 1930-м журнал переменил владельца. Впрочем, причины, возможно, были и другого характера. Ехидный автор статьи в Википедии, посвященной журналу, сообщает, что «авторы, успевшие заработать себе репутацию в более престижных изданиях, как правило, избегали предлагать свои новые произведения в „Amazing”, так как Гернсбек чрезвычайно неаккуратно выплачивал гонорары (известно, что гонорар Г. Ф. Лавкрафта за публикацию рассказа „Цвет из Иных Миров” был так мал и пришел с таким опозданием, что писатель зарекся иметь дело с Гернсбеком и даже назвал его в одном из писем „Крысеныш Хьюго”. Поэтому Гернсбеку обычно приходилось выбирать между перепечатками и произведениями весьма слабых авторов… например, из 38 произведений, опубликованных в первых шести номерах журнала, новыми были только 6 рассказов)»^[4]. Дальше следует еще много всякого — основание новых журналов, основание Лиги научной фантастики, которая стала фундаментом так называемого Первого Фэндома и постепенно превратилась в Фэндом в его нынешнем виде, и так далее… «Amazing Stories», меняя редакторов и владельцев, благополучно дотянул, хотя и пережив несколько кризисов, до 1995 года, пережив и кратковременную реанимацию в 2004-м — 2005-м.

Но мы сейчас не об этом.

Этап второй

Джон Вуд Кэмпбелл-младший (8 июня 1910 — 11 июля 1971), отец которого, по странному совпадению, был инженер-электрик местного отделения телефонной компании «Белл», а также, по слухам, человек суровый и холодный (роль детской травмы в писательской карьере еще никто не отменял), стал покупателем первого научно-фантастического журнала с первого его номера — то есть с апреля 1926 года. Неудивительно, что вскоре он и сам начал писать фантастику и спустя два года понес свой первый рассказ «Вторжение из бесконечности» («Invaders from the Infinite») в редакцию журнала «Amazing Stories». Но тогдашний редактор Т. О’Коннор Слоун рукопись потерял. И потому напечатанным свой рассказ «Когда рушатся атомы» («When the Atoms Failed») Кэмпбел увидел, когда звезда «Amazing Stories» несколько приугасла — в январе 1930 года, уже при новых владельцах. За рассказами последовали повести и романы, но дело не в этом.

Дело в том, что после первой ласточки — журнала «Amazing Stories», доказавшего свою успешность, начинают возникать и другие журналы фантастики. И в 1930-м издательский концерн Publisher’s Fiscal Corporation начинает выпускать «Astounding Stories of Super-Science». Проект (я тут вполне могу отослать читателя к Википедии, откуда и беру сейчас эти данные) был разработан его первым редактором Гарри Бейтсом, бесхитростно взявшим за основу успешный «Amazing Stories», но несколько, скажем так, снизившим при этом популяризаторский накал и добавившим развлекательности. Именно в этом журнале Кэмпбелл на протяжении нескольких лет успешно публикуется под псевдонимом Дон А. Стюарт. А в сентябре 1937 года тогдашний редактор Ф. Орлин Тримейн приглашает его на должность своего помощника. С мая 1938 года Кэмпбел становится полновластным редактором (он остается на этом посту до самой своей смерти) и тут же разворачивает бурную реформаторскую деятельность. Для начала он переименовывает журнал, теперь он называется «Поразительная научная фантастика» (Astounding Science Fiction)^[5]. Считающий «Amazing Stories» «детским садом», Кэмпбелл намерен публиковать тексты, поднимающие серьезные этические проблемы и исследующие в первую очередь человеческие коллизии, вызванные тем или иным научным открытием. К тому же он полагает популяризаторскую фантастику Гернсбека стилистически устаревшей. Но тут он натыкается на некоторую, скажем так, проблему.

Отец-основатель Гернсбек, как мы видим, сделал все, кроме одного. Он не вырастил плеяды авторов. То ли, как уже отмечалось, потому что скупился на щедрые гонорары мастерам, то ли в силу непонимания того, что такое собственно литература, и, видимо, полагая, как это было сказано в другой стране чуть позже, что предназначение фантастики состоит в том, чтобы «звать молодежь во Втузы», то есть популяризировать научные идеи (собственный его роман, напомню, литературно очень слаб). Кэмпбелла же интересовала не столько собственно наука, сколько ее влияние на человека и человечество, последствия каждого очередного открытия и, не в последнюю очередь, художественная составляющая текста

Ему нужны новые авторы — и новые концепции. И вот он начинает искать авторов, которых тогда не очень-то много — фантастика такой полудетский, немножко смешной жанр, и находит их… среди хоррорщиков. На хоррор есть спрос, он в почете, да и в традиции — Натаниэль Готорн, Амброз Бирс, Эдгар По (недаром рассказ По публиковал в своем «Amazing Stories» Гернсбек), так что неудивительно, что самые лучшие, самые талантливые потянулись туда. Так в «Astounding…» приходят Генри Каттнер и Катарина Мур^[6], Теодор Старджон и Фриц Лейбер — и вносят в американскую фантастику мрачноватую ноту, заметную и посейчас. Но авторов все равно не хватает, а Кэмпбеллу нужны молодые, дерзкие, с открытым умом и, главное, готовые воспринять его идеи. Так в 1939 году он находит Айзека Азимова.

Этап третий

Айзек Азимов, родившийся в России (Петровичи, Смоленская губерния) и перебравшийся вместе с родителями в США три года спустя (все как положено, Бруклин, кондитерская лавочка, сын, который, кровь из носу должен вырасти, выучиться и получить высшее образование — мало ли что хочет стать писателем, пускай сначала получит твердую профессию, чтобы всегда был кусок хлеба!), первый свой рассказ опубликовал в 1939 как раз в «Amazing Stories», который, впрочем, к тому времени уже давно не был журналом Гернсбека (что, на первый взгляд, доказывает ту самую преемственность, о который мы сейчас говорим). Рассказ назывался «Брошенные на Весте» («Marooned Off Vesta»), и с него и начинается писательская карьера Азимова.

Выглядит красиво. Впрочем, все, как всегда, сложнее. Решив стать писателем и написав свой первый и весьма вторичный рассказ «Космический штопор» («Cosmic Corkscrew»), Азимов в мае 1938 несет его именно в «Astounding…», Кэмпбеллу, который обещает лично ознакомиться с рассказом, тратит на нового, незнакомого автора больше часа и… двумя днями позже отсылает ему письмо с подробно расписанным отказом — что и почему там не так. Рассказ этот не сохранился — возможно, оно и к лучшему. Тем не менее Азимов продолжает почти еженедельно встречаться с Кэмпбеллом (до переезда Азимова из Нью-Йорка в Бостон в 1949), а к концу месяца несет ему и второй рассказ — и опять отказ, но полный добрых, воодушевляющих слов («...the nicest possible letter you could imagine», — пишет об этом сам Азимов). Как результат, Азимов заканчивает своих «Брошенных на Весте» и относит их… в «Amazing Stories», где они и выходят в марте 1939-го, там же двумя месяцами позже — «Слишком страшное оружие» («The Weapon Too Dreadful to Use»), и тут же, практически одновременно, уже в июльском номере «Astounding…» — рассказ «Тенденции» («Trends»). Эту, последнюю публикацию можно скорее счесть авансом новому амбициозному автору.

«Сам по себе рассказ ничего такого особенного не представляет: борьба научно-технического прогресса с религией и предрассудками, вера ученого в прогресс науки... Но какой у главного редактора должен быть нюх на молодые таланты, если уже в то время Азимов был любимчиком у Джона Кэмпбела. Азимов не подвел своего духовного наставника, карьера писателя-фантаста была удачной, для всех любителей фантастики Азимов — это классика», — пишет один из рецензентов Фантлаба под ником vve (2 янв. 2011)^[7] — и это чистая правда.

Потому что после полутора десятков таких же посредственных текстов (а сколько еще было отклонено!) в 1940-м выходит «Робби», первый рассказ, который впоследствии встанет в цикл «Я, робот», а в 1941 году «Приход ночи» («Nightfall») — 16-й (!) по счету из опубликованных на тот момент. Рассказ о планете, оборачивающейся вокруг системы шести звезд, где ночь наступает раз в 2049 лет, что раз за разом ведет к повторяющемуся, циклическому краху цивилизации, а заодно и к тому, что принято называть «концептуальным переворотом», получает огромную известность и в 1968 году признается Американской ассоциацией писателей-фантастов лучшим из когда-либо написанных фантастических рассказов. Рассказ этот (см. опять же Википедию, за что не извиняюсь) «…более 20 раз попадал в антологии, дважды был экранизирован, и сам Азимов впоследствии назвал его „водоразделом в моей профессиональной карьере”^[8]. Малоизвестный до тех пор фантаст… стал знаменитым писателем». В том же, 1941 году написан «Лжец!», еще один рассказ из цикла «Я, робот», где вырисовывается центральный персонаж всего цикла — некрасивая, сухопарая и зажатая, но одаренная и гуманная, временами до ужаса наивная там, где речь идет о самых простых человеческих отношениях, доктор роботехники (роботики в оригинале) Сьюзен Келвин — кажется, первая женщина-ученый в истории современной фантастики. Все наконец-то налаживается.

Мало того, Кэмпбелл становится личным другом Азимова. Идея того же знаменитого «Прихода ночи» возникла у автора в процессе беседы с Кэмпбеллом и, возможно, именно Кэмпбеллу и принадлежала. Равно как и идея знаменитых «Трех законов робототехники», которую он, по слухам, подкинул Айзеку Азимову^[9], а впоследствии требовал от автора, чтобы тот в каждом новом рассказе раз за разом испытывал эти законы на прочность.

Азимов ушел из «Astounding…» в конце 50-х, отчасти из-за того, что Кэмпбелл увлекся идеями Рона Хаббарда, к которым сам Азимов относился скептически, отчасти по другим причинам (мы о них скажем позже), однако материальную независимость и славу он получил именно благодаря публикациям в «Astounding…» Недаром сборник Азимова «Nightfall and Other Stories» посвящен Дж. Кэмбеллу («to John W. Camplbell, Jr., for making „Nightfall” possible and for thirty years of friendship…»^[10]). И говорил Азимов о Кэмпбелле примерно вот как: «...самая мощная сила в научной фантастике, которая когда-либо существовала; в первые десять лет своей редакторской деятельности он преобладал в этой сфере полностью»^[11].

Да, с авторами — особенно с молодыми — Кэмпелл особенно не церемонился и, вполне возможно, требовал не только «улучшения», но и радикальной переделки текста. Возможно, именно поэтому с другим автором произошло то, что произошло.

Как ни странно это сейчас выглядит, но сверстник Азимова и уж всяко не менее знаменитый, чем он, Рэй Брэдбери в «Astounding…» не печатался, хотя, по свидетельству биографов, зачитывался опубликованными там историями. И, естественно, регулярно слал туда свои рассказы. Кэмпбелл каждый рассказ Брэдбери исправно читал, однако так же исправно отказывался их публиковать. В чем тут было дело, трудно сказать. Возможно, «звезды не сошлись». Возможно, нашла коса на камень — Кэмпбелл любил вмешиваться в сюжет и структуру текстов своих авторов, а Брэдбери проявил похвальную стойкость. Так или иначе, но Брэдбери постепенно начал дрейфовать в сторону хоррора — про тесную связь американских фантастики и хоррора я уже тут писала. Хотя без Кэмпбелла и без «Astounding…» в его писательской карьере опять не обошлось. В Лос-Анджелесе в сентябре 1937 года Брэбери вступил в местное отделение Научно-Фантастической Лиги, где сблизился с несколькими постоянными авторами из «Astounding…» — в частности с тем же Роном Хаббардом, Генри Каттнером, Ли Бреккет, Робертом Хайнлайном… Словом, Кэмпбелл и тут приложил руку, хотя и весьма специфическим образом. А не напечатался — ну, так карта легла…

Этап четвертый

Итак, один человек, фанатичный, резкий, неудобный, в силу ряда причудливых обстоятельств создал то, что теперь принято называть «Золотым веком американской фантастики». Сейчас-то Джону Кэмпбеллу посмертно порядком досталось — в сентябре 2019-го журнал «Analog Science Fiction and Fact» объявил о переименовании премии имени Джона Кэмпбелла молодому автору за лучший роман в жанре научной фантастики в «Astounding Award»^[12] Потому что Кэмпбелл высказывал расистские взгляды и вообще не был, что называется, толерантным человеком. Ну да, не был.

Был Кэмпбелл расистом? Увы, скорее всего, да. Он был э… белым цисгендерным (вероятно) мужчиной со всеми присущими своему времени достоинствами и недостатками. К тому же его усиливавшийся интерес к псевдонауке (тот же Рон Хаббард, а он еще и телепатией интересовался, и пытался ей найти применение в военных целях) и реакционные взгляды (поддержка расовой сегрегации, отрицание государственного регулирования в сфере медицины, симпатии к ультраправой кандидатуре Джорджа Уоллеса), собственно, и послужили причиной разрыва с ним того же Айзека Азимова и еще многих авторов. Тем не менее вспомним, как тепло и благородно отзывался о нем тот же Айзек Азимов.

Ну да, малоприятный человек, авторитарный, жесткий… а с возрастом сделавшийся, видимо, еще малоприятней (кто в старости не стал консерватором и так далее…). Но он никого не умучил, не убил, не довел до краха (и, да, потратил час драгоценного времени на совершенно постороннего амбициозного еврейского юнца — Азимову, напомню, тогда было 17 лет всего, — а потом сделался его лучшим другом и наставником). Разве что школил и струнил молодых авторов со страшной силой. К тому же он фактически частенько диктовал им что писать. Он был самовластным хозяином журнала, который сделал американскую литературу. Потому что Азимов, Хайнлайн и прочие — это не только фантастика. Не только про звездолеты и роботов. Это кирпичи общекультурного здания, набор кодов, без которых национальное сознание было бы неполным. Мало того, наше национальное сознание не было бы полным — а это уже история для другой колонки.

В таких случаях говорят «история рассудит». Ну, она часто рассуждает по-разному в разные времена.

История не знает сослагательного наклонения (а вот фантасты его любят, у них даже журналы назывались «If» у них и «Если» у нас), но, быть может, имеет смысл попытаться вообразить, что случилось бы с Азимовым, не привлеки его к сотрудничеству человек, именную премию которого сейчас стыдливо переименовали в премию имени взлелеянного им журнала.

Эпилог с моралью

А что у нас? У нас никакого золотого века фантастики не было; фантастику первой половины ХХ века делали мейнстримщики (Алексей Толстой, Евгений Замятин), романтики-модернисты (Александр Грин, Сигизмунд Кржижановский) и отдельные true фантасты вроде Александра Беляева, чья печальная судьба известна. Дальше… дальше тишина, вплоть до конца 50-х, когда, как теперь выяснилось, всю отечественную фантастику второй половины ХХ века сделали две ключевые фигуры, очередные, скажем так, Толстой и Достоевский — в данном случае Иван Ефремов и братья Стругацкие, состоявшие друг с другом в мягкой полемике… Хотя рассказчики (а рассказ самый для фантастики удобный жанр) у нас были, и блестящие — Илья Варшавский, например, Дмитрий Биленкин или Кир Булычев, но журналов-то, специальных фантастических журналов не было, а «Химии и жизни» или, там, «Знания — Силы» на всех не хватало. Да, выходили авторские сборники — хорошо, если раз в два года, выходили ежегодные альманахи «Фантастика», «Искатель», там, «Вокруг света». Но ведь и все. Тогда как после успеха «Amazing Stories» , а потом и «Astounding…» в США научно-фантастические журналы росли как грибы. Кто знает, будь в это время независимый фантастический журнал, судьба отечественной фантастики могла сложиться совсем иначе. Но до 54-го по известным причинам такого журнала быть не могло (причины тут странного, почти метафизического характера: какое может быть будущее, в котором умер — и, кстати, когда и как? — товарищ Сталин). После же да. Публикации в разных журналах были, но отдельного, целевого журнала — нет. И не журналам ли 90-х — замечательному московскому «Если» (главный редактор Александр Шалганов) и киевской «Реальности фантастики» (главный редактор Ираклий Вахтангишвили) мы обязаны тем, что сейчас у нас фантастика все-таки худо-бедно выправилась (я, конечно, не о бронированных лифчиках и попаданцах сейчас, но в Штатах таких тоже хватало)^[13]. И не потому ли все-таки худо-бедно, что журналы эти появились слишком поздно (в США уже полным ходом шел их закат).

Собственно, о чем я? О том, что цепь случайностей и совпадение разнонаправленных интересов может привести к совершенно неожиданным результатам, а также о том, что один человек и один журнал могут сделать для культурного расцвета своей страны больше, чем целые институции, окажись этот человек (и этот журнал) в нужном месте в нужное время и обладай он талантом, коммуникативными навыками и деловыми способностями. А также должной долей фанатизма.

Ну и вообще о том, что такое на самом деле толстые литературные журналы, которые здесь и сейчас отчаянно борются за выживание. Зачем они нужны, вообще-то.