СЕРИАЛЫ С ИРИНОЙ СВЕТЛОВОЙ
«Расскажи мне историю»
Поклонники первого сезона «Настоящего детектива» (2014), несколько разочарованные продолжением 2015 года, с большим нетерпением ждали третьего сезона, в котором создатель проекта Ник Пиццолатто вернулся к сюжетным схемам первой части сериала. Содержанием первого сезона по большому счету было не столько раскрытие запутанного дела об изощренных ритуальных убийствах женщин и детей, сколько яркий дуэт очень непохожих людей, ставших напарниками, но совершенно по-разному смотрящих на мир. Надменный циничный интеллектуал Раст Коул (Мэттью МакКонахи) и простоватый ранимый Марти Харт (Вуди Харрельсон) напоминали классическую пару дополняющих друг друга Шерлока Холмса и Джона Ватсона. Раздвоение повествования на разные временные потоки, с одной стороны, усложняло и обогащало восприятие криминальной интриги, а с другой, позволяло проследить все оттенки дружбы-соперничества двух незаурядных мужчин. Название сериала приобретает грустно-иронические коннотации, поскольку заканчивается история не триумфальным разоблачением преступников, как полагается в «настоящем детективе», а невозможностью найти и наказать всех слишком хорошо защищенных высокопоставленных виновных, а в финале звучит не объяснение деталей, которые могли ускользнуть от невнимательного зрителя, а душераздирающий рассказ Раста о том, что он ощущал, когда думал, что умирает. Хоть он и говорит, что в сказках, которые он сочинял в детстве, все начиналось во мраке, а теперь свет стал побеждать, но в последнем кадре камера поднимается к беспросветно-черному небу, которое как будто возражает на его излишне оптимистическое утверждение. Не добавляет оптимизма и звучащая на заключительных титрах песня «Сердитая река» («The angry river») группы «The Hat» о пустоте в самый мрачный час и скрытом лице потерянного и забытого ребенка («The emptiness that we confess / In the dimmest hour of day / The bitter taste the hidden face / Of the lost forgotten child»). Эти детали намекают на изначальный замысел Ника Пиццолатто, согласно которому история должна была закончиться трагически, а оба главных героя — погибнуть, так и не раскрыв главное дело своей жизни.
Тема торжества физической и метафорической тьмы, а также размывания смыслов с новой силой возникает в третьем сезоне «Настоящего детектива» (2019, 8 эпизодов), где Ник Пиццолатто опять выступает как продюсер и сценарист, а также дебютирует в роли режиссера нескольких эпизодов. По сравнению с первым сезоном он еще больше усложнил драматургическую структуру, и теперь действие разворачивается сразу в трех основных временных потоках: пропажа двух детей в 1980-м году, возобновление расследования по вновь открывшимся обстоятельствам в 1990-м и волна нового интереса к делу в 2015-м, когда следователи Уэйн Хейс (Махершала Али) и Роланд Уэст (Стивен Дорфф) уже стали глубокими стариками. Первая реплика — «Конечно, помню!» — и рассуждение о том, что, забывая, мы уже не знаем, что забыли, с самого начала намекают, что главным содержанием этого сезона станет исследование феномена человеческой памяти, в то время как детективный сюжет послужит лишь фоном для неравной борьбы главного героя с безжалостным забвением. Вступительные титры полны противоречивых намеков: если открывшийся глаз и вспышка в мозгу ассоциируются с внезапным постижением истины, то покосившийся горизонт, полупрозрачные силуэты, облака, туман и река скорее наводят на мысли о зыбкости и ненадежности человеческого восприятия. А завершается вводная часть скрывающимся за горизонтом солнцем и погружением мира во тьму, которую не в силах разогнать тонкий серп луны, что совсем не сочетается со слоганом сериала «Ничто не вечно, кроме правды». Мрачны и слова песни в исполнении американской джазовой певицы Кассандры Уилсон «Письмо смерти» («Death Letter»), звучащей в начале каждой серии: «Этим утром я получила письмо о том, что тот, кого я любила, умер» («I got a letter this mornin’ It said the gal you love is dead»). Невозможность докопаться до истины визуально подчеркнута тем, что действие ключевых сцен происходит в темноте (пропажа детей, первые поиски, обнаружение тела мальчика в пещере). Яркие огни фонарей и других источников света сняты таким образом, что они не рассеивают окружающий мрак, в котором таится разгадка преступления, а лишь слепят, подчеркивая и сгущая непроглядную тьму.
Знакомя зрителя с тремя наслаивающимися и просвечивающими друг сквозь друга временными пластами, первая серия задает правила игры, давая понять, что доступ к происшедшему у нас есть только через меркнущие воспоминания старого, страдающего деменцией Уэйна Хейса. Именно его, растерянно вглядывающегося в собственное отражение, мы видим в первых кадрах. Подобно героине фильма «Прежде, чем я усну» («Before I go to sleep», 2014), Хейс оставляет самому себе записи, призванные сориентировать себя, завтрашнего, в мире распадающихся смысловых связей. Давнее дело, заинтересовавшее тележурналистку (Сара Гадон), становится для него тем стержнем, на который он пытается нанизать свою рассыпающуюся, теряющую очертания жизнь. Словно ненароком процитированная мысль Эйнштейна о том, что прошлое, настоящее и будущее являются лишь трудно излечимыми иллюзиями, может послужить неким ключом к нашему пониманию структуры сериала. Два первых временных уровня увидены из 2015 года, и этот напряженный взгляд периодически чувствует на себе и молодой Хейс, резко оглядываясь на вопрос, заданный старику, или отвечая на реплику, прозвучавшую в другое время. Внезапно пропавшее отражение луны в луже 1980 года оказывается забарахлившим софитом 2015-го. И только после того, как авторы обратили наше внимание на два мутных зеркала искажающей памяти Хейса, мы попадаем в тот роковой день 7 ноября 1980 года, день смерти Стива МакКуина и большого осеннего полнолуния, когда бесследно пропали Джули и Уилл Перселл. Однако мы уже понимаем, что перед нами не сами события, а их тень в тускнеющем сознании старого Хейса, и не особо доверяем увиденному. Люди, заметившие детей накануне их пропажи, — соседка, разбирающая украшения недавно прошедшего Дня Всех Святых, подростки, стягивающиеся на пустырь для сомнительных вечерних развлечений, индеец-мусорщик со своим странным скарбом — напоминают не случайных встречных, а подробный список свидетелей и подозреваемых, который Хейс заново перелистывает в своем воображении, пытаясь обнаружить то, что могло оказаться пропущено прежде. Расхождение между официальной версией, озвученной Хейсом в беседе с полицейскими, и тем, что мы видим, погружаясь в прошлое (например, когда напарники, скучая, стреляют на помойке крыс, а Хейс рассказывает, что в это время они были на дежурстве и расследовали кражу), так же недвусмысленно намекает на принципиальную недостоверность любого рассказа по причине ли забывчивости или желания что-то скрыть.
Махершала Али, получивший в 2019 году премию «Оскар» за исполнение роли второго плана в фильме «Зеленая книга», блестяще играет три возраста своего героя. Хотя внешне Хейсы образца 1980-го и 1990 годов не очень сильно отличаются друг от друга, но по сути это совершенно разные личности: первый — одинокий и отчужденный ветеран-разведчик, вернувшийся с вьетнамской войны, а второй — любящий отец семейства, травмированный несправедливым понижением и ревниво воспринимающий литературные успехи своей жены. Рядом с этими двумя зрелыми, полными сил и энергии мужчинами — старый Хейс почти неузнаваем. Не только потрясающе достоверный грим, но и неуверенная старческая походка, испуганный растерянный взгляд создают образ беспомощного пожилого пенсионера, отчаянно пытающегося сохранить цельность своей личности. Особенно его удручает утрата некоторых воспоминаний, связанных с его любимой, недавно скончавшейся женой, о чем он нередко говорит своему взрослому сыну Генри (Рэй Фишер). Как и лирический герой песни Кенни Роджерса «Just Dropped In», сопровождающей финальные титры первой серии, он мог бы сказать, что «его рассудок порвался о зазубренное небо и оказался в бумажном пакете» («I found my broken mind in a brown paper bag within I tore my mind on a jagged sky»).
Оператор нередко акцентирует наше внимание на записывающих устройствах: фотоаппарат молодого Хейса, снимающего обнаруженное им место преступления, магнитофон в 1990-м, когда полицейские допрашивают его в связи со случайно обнаруженными отпечатками пальцев Джули, которую уже десять лет считали погибшей; камера во время интервью в 2015-м — что дополнительно подчеркивает тот факт, что мы все время имеем дело с записями и версиями, а не с самими событиями, скрытыми от нас, как и от следователей, в сумраке множества противоречивых свидетельств. Книга, которую по следам собственного расследования пишет жена Хейса Амелия (Кармен Эджого), является еще одним, до поры молчаливым отражением загадочной трагедии.
В структуре третьего сезона именно Амелия играет роль истинного напарника Хейса, дополняющего его, помогающего нащупать верный путь в расследовании и найти необходимые улики, в то время как Роланд Уэст является скорее менее ярким вариантом самого Хейса. Оба они — честные и бесстрашные ветераны войны, готовые в любой момент без колебания пожертвовать своей жизнью, и их различия (белый — чернокожий, женатый — холостой, сделавший карьеру — уволенный из убойного отдела) имеют внешний характер. Амелия вносит в ткань повествования эмоциональный и психологический аспект — именно то, чего так не хватает самому Хейсу. Хотя Амелия — вполне реальный человек, но она воплощает недостающую часть сознания Хейса, в известном смысле составляя с ним единое целое. На вступительных титрах мы видим, как их лица сливаются в одно, а на фоне ее профиля парит птица — традиционный символ души. Самые значительные подвижки в деле происходят благодаря зоркости Амелии к мелочам и чуткости к человеческим реакциям. Так, она обращает внимание на безутешного одноклассника Джули Майка и с его помощью находит информацию о самодельных куколках, приведших Хейса к телу ее брата. К сожалению, из ложных соображений уязвленной гордости Хейс не читает заметки Амелии, и от него ускользают подмеченные ею важные детали, которые в самом начале могли бы направить его поиски в правильное русло. Лишь в старости, тоскуя о жене, Хейс начинает листать ее книгу и наталкивается на описание разговора с матерью пропавших детей Люси Перселл (Мэми Гаммер), в котором прозвучала та же фраза, что и в анонимном письме от предполагаемого похитителя: «Дети должны смеяться». Знай он это в 80-м, он уже тогда догадался бы, что подметное письмо написала Люси, тяжело раскаивающаяся в том, что продала собственную дочь, и дело не попало бы на десятилетия в разряд нераскрытых, а многие люди, погибшие ради сохранения тайны, могли бы остаться живы.
Амелия — не только писательница, но и учительница. Она часто читает своим ученикам отрывки, которые в какой-то степени озвучивают обуревающие Хейса мысли и чувства. Сам он неразговорчив, в детстве страдал дислексией, так и не получил хорошего образования, и его смущают заумные формулировки тележурналистки, берущей у него интервью, но если бы он обладал литературным талантом, то вполне мог бы сказать о своих внутренних муках на склоне дней словами американского поэта середины ХХ века Делмора Швартца, звучащими из уст Амелии: «Время — то пламя, где каждый сгорает. Что значит „Я” в этом дивном огне? Кто я, и кем приходилось быть мне? Памяти вспышки терзают меня» («That time is the fire in which we burn. / What am I now that I was then? / Which I shall suffer and act again?.. / May memory restore again and again / The smallest color of the smallest day»). О времени говорится и в стихотворении Роберта Пенна Уоррена «Расскажи мне историю» («Tell me a story»), которое Амелия читает классу в день знакомства с Хейсом. Что-то задевает его в словах: «Пусть твой рассказ называется „Время”, / Не произноси вслух его название» («The name of the story will be Time, / But you must not pronounce its name»). И Амелия рассказывает о дистанции, отдаляющей нас от того, чему мы дали имя, тогда как от времени отгородиться невозможно. Хейс 2015 года неотделим от своей старческой забывчивости и, скорее всего, не отдает себе отчета в свойстве памяти переписывать хранящуюся в мозгу информацию. Ближе к финалу мы все чаще наблюдаем, как воспоминания втягивают старого Хейса в прошлое и он ясно видит себя в самые страшные моменты своей жизни, о которых не решается рассказать даже Амелии, а порой запутывается настолько, что начинает искать по дому своих маленьких детей, которые давно выросли и разъехались, беседует с покойной женой и с призраками своих военных дней. Умение забывать он сознательно развил в себе, вернувшись из Вьетнама, чтобы адаптироваться к мирной жизни и не концентрироваться на тех ужасах, свидетелем и участником которых он стал на войне. И вот теперь этот навык оборачивается против него, стирая границы между разными временными пластами его жизни, создавая иллюзию, что он все еще в силах что-то изменить в давнем расследовании.
Как детектив Джерри Блэк, герой фильма Шона Пенна «Обещание» (2001), Хейс дал слово безутешному Тому Перселлу (Скут Макнейри) найти его пропавших детей, и эта клятва, которую ему так и не удалось сдержать, гнетет его до старости. Прямодушный и порядочный, как и Джерри Блэк, он не может нарушить данное обещание, но и не в состоянии найти виновных. Вся его жизнь оказывается завязана на мертвом мальчике и пропавшей девочке, что сводит его с ума и влияет на воспоминания, заставляя подсознательно искать возможность благополучного исхода. Герой «Обещания» лишился рассудка, не зная, что все его расчеты были абсолютно верны и убийца не попался в его идеально расставленную ловушку только потому, что погиб в дорожной аварии. Хейс, которого нераскрытое преступление также не отпускает и на пенсии, настолько жаждет счастливого финала для Джули, что, возможно, придумывает его.
Заключительная серия носит обманчиво однозначное название «Теперь я нашел» («Now Am Found»). Вспоминая детали дела Перселлов под влиянием бесед с журналисткой, Хейс и его бывший напарник Уэст продолжают расследование, заново замороженное в 90-м. Тогда Хейс вплотную подошел к разгадке, но остановился из-за угроз своей семье. Местный всемогущий богач Эдвард Хойт (блестящая мини-роль Майкла Рукера) практически признался в причастности к пропаже девочки, но понадобилось еще 25 лет, чтобы Хейс решился расставить все точки над i. Он обнаруживает неопровержимые доказательства того, что Джули, сбежавшая от Хойта и потерявшая память из-за лекарств, которыми ее пичкали, после долгих мытарств оказалась в монастыре, где находили приют многие несчастные девушки. Монашки показывают напарникам могилу Джули, умершую от СПИДа много лет назад. Казалось бы, многолетняя загадка наконец раскрыта, но разум Хейса, пообещавшего отцу Джули найти девочку, отвергает столь грустную развязку. Книга Амелии падает со стола от его неловкого движения и раскрывается на том месте, где она рассказывает о Майке, который больше остальных детей убивался о пропаже Джули, поскольку был влюблен в нее и собирался на ней жениться, когда вырастет. Земля уходит из-под ног старика, ему является молодая Амелия, спрашивая: «Что, если конец — на самом деле не конец вовсе?» Сознание Хейса цепляется за эти обнадеживающие слова и создает альтернативный вариант судьбы Джули. В своем воображении он видит, как повзрослевший Майк по счастливой случайности сталкивается с выросшей Джули, и вместе с Хейсом нам очень хочется верить в вероятность такого исхода. Однако предполагаемая взрослая Джули, которую монашки якобы спасли от жестокого мира, создав легенду о ее смерти, читает детям отрывок из «Алисы в стране чудес», где снова говорится о времени, «неумолимом времени», из цепких лап которого, как уже говорилось в прозвучавших стихах Швартца и Уоррена, вырваться невозможно.
Последняя попытка Хейса довести расследование до конца заканчивается сокрушительной неудачей: у дома Майка его снова настигает деменция и молодая женщина, в которой мы узнаем повзрослевшую Джули его фантазий, и ее маленькая дочка, носящая имя матери Джули, не вызывают у него никаких ассоциаций. Он не помнит, ни как попал сюда, ни что значит адрес на бумажке в его кармане — рассыпается вся логическая цепочка, приведшая его на порог разгадки. Кажется, что узнавание вот-вот проснется на его встревоженном лице, но этого не происходит, и его сознание окончательно заволакивает сумрак. Двое его внуков, катающиеся на велосипедах, не напоминают ему пропавших детей Перселлов. Хейс освобождается от этого дела, которое угнетало его всю жизнь и едва не разрушило его брак. Теперь он — просто немощный старик, о котором нежно заботятся его дети. В его памяти остается только тот решающий разговор с Амелией, после которого они навсегда остаются вместе. Сюжетная линия 1990 года также заканчивается примирением с Амелией, и вновь звучат слова из стихотворения Уоррена «Расскажи мне историю», с которыми рифмуются строки песни в исполнении Джона Батиста «Лазарет Святого Джеймса» («Saint James Infirmary»), сопровождающей финальные титры: «Это конец моей истории» («This is the end of my story»). Напряженный детективный сюжет оказывается лишь историей, которую угасающее сознание Хейса рассказывает самому себе, чтобы сохранить хоть какие-то вехи собственной жизни. У нас нет никаких оснований доверять его случайному прозрению, ведь ему уже случалось путать незнакомую девочку со своей дочерью, и призраки ему мерещились. Взрослую Джули мы видим только его глазами, а его бывший напарник собирается к нему перебраться, чтобы присматривать за старым склеротиком. Да и грустный блюз о малышке на белом столе госпиталя Святого Джеймса, которая уже никогда не увидит другого мира, намекает на трагический конец истории («I went down To Saint James infirmary / And I saw my baby there / Stretched out on a long white table»).
Роману Фридриха Дюрренматта, по которому поставлен фильм «Обещание», предпослан эпиграф: «Отходная детективному жанру». Такой отходной, по сути, является и третий сезон «Настоящего детектива». Все здесь противоречит жанру: преступление осталось не раскрытым, общественность по-прежнему строит догадки относительно таинственного исчезновения детей, виновные не наказаны, а предложенная нам разгадка является, скорее всего, лишь игрой воспаленного воображения. В последнем кадре мы видим молодого Хейса, в одиночестве удаляющегося в темные непроходимые джунгли, которые кажутся образом всепоглощающего забвения, стирающего различия между правдой и ложью.