НЕПОВТОРИМЫЙ ГОЛОС

Крючков Павел Михайлович — редактор, эссеист, музейный работник, звукоархивист. Родился в 1966 году в Москве. Закончил факультет журналистики МГУ, работал в редакциях многих газет и журналов, на радио и телевидении. Ведущий научный сотрудник Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля (отдел ГМИРЛИ — Дом-музей Корнея Чуковского). В редакции «Нового мира» — с 2000 года, заведующий отделом поэзии. Многолетний ведущий рубрики «Строфы» в православном журнале «Фома» (совместный проект с «Новым миром»), автор литературных программ на радио «Вера». Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии журнала «Новый мир» (2006, 2017).

Павел Крючков

_*

НЕПОВТОРИМЫЙ ГОЛОС

Александр Солженицын в звучащей литературе

Ровно десять лет тому назад, в декабрьском — 2008 года — номере нашего журнала, в рамках новомирского проекта «Звучащая литература» (те очерки, посвященные литературной звукоархивистике, выходили шесть раз в год, начиная с весны 2005-го), — появились мои заметки «Голос Солженицына», написанные через два месяца после ухода писателя из жизни^[1].

Я тогда мог только предполагать, что пройдет совсем немного времени, как один за другим станут появляться на свет — изданные достойными тиражами и отлично оформленные — компакт-диски с авторским чтением Александра Солженицына.

...Что помимо переизданий малодоступных записей, сделанных во второй половине 1990-х, к читателю и слушателю придут десятки часов авторского чтения, записанного в 2000-м, а благодаря порталу «Старое радио» появятся и удивительные звуковые автографы, сделанные еще до изгнания…

Ну, действительно, как мне было тогда догадаться об этом, начиная свой очерк об аудионаследии А. С. воспоминанием о том, как я впервые услышал его авторское чтение зимой 1988-го? Это, кстати, было чтение на швейцарском виниле-гиганте под названием «Прусские ночи» (запись главы из романа в стихах «Дороженька»), прослушанном мною во время одного из дежурств в народном — в те годы — Доме-музее Корнея Чуковского.

Догадаться, что пройдет каких-то шесть-восемь лет и «Старое радио» подарит пользователям сети более сорока (!) неизвестных записей Солженицына, я бы тоже тогда не смог. Записей, сделанных, повторюсь и дополнюсь, еще в середине 1960-х годов — благодаря помощникам-«невидимкам» — Наталье Кинд и Ивану Рожанскому^[2].

И что там, на «Старом радио», помимо чтения глав из повести «Раковый корпус» и романа «В круге первом», помимо «Крохоток» и лагерных стихов, — окажется и звуковой автограф рассказа «Пасхальный крестный ход», написанного весной 1966-го, как раз в Доме Чуковского! Можно лишь догадаться, с какими чувствами слушал я чтение этого горького рассказа о переделкинском храме Преображения Господня, где в позднеперестроечные годы принял Святое Крещение.

Решившись продолжить разговор о звуковом наследии Александра Солженицына в юбилейный для его имени год, не могу не рассказать об удовольствии от недавнего события, связанного с публикуемыми в настоящем номере нашего журнала избранными читательскими эссе о писателе.

Меньше года тому назад я поделился аудиозаписями авторского чтения ранних рассказов А. С. с моим другом и коллегой по журналу — Маргаритой Кагановой. Она этих записей раньше не слышала, а я однажды — весьма вдохновенно — как раз и рассказывал ей об издавна полюбившейся мне манере авторского чтения Солженицына.

Какова же была моя радость, когда я узнал, что именно прослушивание «Матрениного двора» и «Случая на станции Кочетовка» — впоследствии и оказалось тем побудительным импульсом, благодаря которому Маргарите захотелось написать об Александре Исаевиче^[3].

А теперь довелось и мне освежить свой старый разговор о присутствии Александра Солженицына в звучащей литературе, попробовать добавить несколько недавних «воспоминательных» штрихов, привести некоторые новонайденные свидетельства.

И, конечно же, назвать хотя бы некоторые аудиоиздания с солженицынским голосом, которые не были и не могли быть знакомы мне в 2008 году. Последнем году его жизни.

А поскольку любой сегодняшний разговор о публикаторской судьбе его произведений ведется от «Одного дня Ивана Денисовича», я и начну именно с него.

Из очерка «Голос Солженицына» (2008).

Когда-нибудь, говоря о фонетическом, звуковом ряде его прозы, не забыть бы фрагмент воспоминаний Юрия Карякина о том, как он впервые приехал к А. И. в октябре 1965-го. В недавней книге «Перемена убеждений» Юрий Федорович замечает, как, прочитав «Один день...», он тут же вернулся к началу рассказа, к самым первым предложениям, к этому раздумчивому зачину (в разные годы озвученному в авторском чтении): «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем — молотком об рельс у штабного барака. Прерывистый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота была долго рукой махать».

Карякин спросил: «Вы это писали вслух?» Солженицын обрадовался догадке…

Позднезаписанное чтение «Одного дня Ивана Денисовича» (запись, сделанная в 2000 году, вышла в 2006-м, на одном из компакт-дисков малодоступного двойного альбома издательства «Автокнига/Говорящая книга» — П. К., 2018) я слушал через наушники, со своего карманного медиаплеера в самолете, летящем по маршруту Москва — Владивосток. В какой-то момент поймал себя на мысли, что лечу с голосом Солженицына, читающего свое начало, к тому месту, с которого началось его возвращение в Россию после изгнания. Картинка отделилась, отстранилась весьма причудливо: вот автор сочинения, изменившего «состав крови» всей русской прозы, своим живым, не тронутым смертью голосом плывет над своим Отечеством. Даже горло перехватило.

Авторское чтение Солженицына издавалось и до двойного компакт-диска, выпущенного в 2006 году «Автокнигой». Двадцать пять лет тому назад «Би-Би-Си» выпускала три аудиокассеты c «Иваном Денисовичем», немало авторского чтения прозы (рассказы, «Крохотки») было представлено в серии аудиокассет издательства «Страдиз», выпущенных в 1997-м. На кассетные «страдизовские» аудиокниги можно было подписаться по почте или приобрести их по школьной программе в Московском учебном коллекторе.

Рассматривая сегодня — продолжающую издаваться — новую аудиосерию с авторским (уже и актерским, о чем ниже) чтением прозы Солженицына, беру в руки выпущенный Издательским домом «СОЮЗ» компакт-диск — «Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича. Читает автор». Именно этот звуковой автограф я и слушал осенью 2008-го, летя на самолете в Приморье. Но я еще не знал тогда твердо, кто именно был звукорежиссером позднейшей записи авторского чтения легендарного рассказа.

Пожалуй, только догадывался.

Из очерка «Голос Солженицына» (2008).

Будем ждать того, надеюсь, скорого времени, когда аудионаследие Александра Солженицына будет изучено специалистами с не меньшим тщанием, нежели его книги. Тут есть о чем говорить: и о крохотных, но очень интересных разночтениях между напечатанным текстом и аудиоверсией того или иного сочинения. И об очень интересном — действительно артистическом — даре писателя, и о чертах его личности, заложенных и проявляющихся в этом чтении…

Или — вспомнить, как и почему он согласился наговорить фрагменты текста «от автора» для фильма «В круге первом» (2006/07)^[4]. Я уж не говорю и о том, что внимательное чтение «Теленка» и «Зернышка» также многое прибавит к этой интереснейшей части работы Александра Исаевича. Да и — просто — поразмышлять обо всем этом аудиобогатстве, записях авторского чтения разного времени, которые систематизируются, атрибутируются и, очевидно, готовятся к тем или иным изданиям и переизданиям.

Здесь, в моем старом очерке, сразу шла сноска на необходимый для сегодняшнего разговора комментарий.

Не забудется, конечно, и о многочисленных зарубежных аудиоархивах, и о чтении «большой прозы», в частности «Красного колеса». Теперь, вероятно, я могу сообщить (и сохранить это в истории отечественной звукоархивистики), что последними трудами покойного звукорежиссера Государственного литературного музея Сергея Николаевича Филиппова (см. наш обзор о нем в «Новом мире», 2007, № 10) были именно записи авторского чтения Солженицына в Троице-Лыкове. Добавим, что опыт домашних авторских записей у А. И. был вполне укоренен в его обычной работе. Наталия Дмитриевна Солженицына рассказала о том, что в их доме хранится и неоднократно использовалась высококачественная звукозаписывающая аппаратура, которую привез сын А. И. — Игнат.

На диске позднего чтения «Ивана Денисовича», выпущенного «СОЮЗом» в 2009-м, т. е. уже после Солженицына, есть сообщение о том, что это ремастированное издание: «Запись восстановлена… в 2008 г.».

В тексте буклета, прилагаемого к одному из этих первых компакт-дисков «союзовской» солженицынской серии, написанном Наталией Дмитриевной, мы читаем:

«Авторское чтение рассказа записывалось дважды. Впервые — в 1982 году: „Этой весной напомнила мне Би-Би-Си, что осенью исполняется 20 лет от напечатания ‘Ивана Денисовича‘, и предложила полностью записать в моем чтении текст для передачи в Россию. Отлично! Я охотно согласился. И вот сейчас, в первые дни июня, приехал заведующий русской секцией Барри Холланд, записывали мы полный текст и интервью. И в тексте ‘Ивана Денисовича‘, произнося его для России, я почувствовал вневременную поддержку — нечто начавшееся ранее меня, и весь изойденный путь, и уходящее далеко вперед за край моей жизни. Уверенней почувствовал себя звеном неистребимого длительного русского хода”.

Запись „Одного дня” в авторском чтении была выпущена компанией Би-Би-Си в виде коробки с тремя кассетами магнитной пленки в 1983.

Вторая запись была сделана в 2000 году в доме писателя в Троице-Лыково, в сотрудничестве со звукорежиссером С. Н. Филипповым. Эту запись вы и держите сейчас в руках».

На некоторых публичных вечерах, посвященных литературной звукоархивистике, говоря о том, с какой удивительной силой отпечатывается в авторской аудиозаписи личность читающего (и о проявлении этой личности в разное время жизни-биографии автора), я с волнением воспроизвожу начало «Одного дня…», записанного англичанами в 1982-м.

Молодой (да-да, хоть Солженицыну тогда и было 64 года, впрочем, всего 64), бодрый голос!

И затем — почти встык — самый финал «Денисовича», записанный спустя почти 20 лет — Сережей Филипповым.

«Позднее» чтение рассказа длится 4 часа, 28 минут, 52 секунды.

Совсем другой звук. Медленный и даже — какой-то отстраненно-печальный.

Многое, очень многое добавили в него прошедшие годы.

Несколько лет тому назад, когда в сети — усилиями энтузиастов — начал формироваться сайт, посвященный почти забытому и совершенно уникальному для советской культуры середины 1960-х — начала 1990-х годов звуковому журналу «Кругозор»^[5], — я узнал одну удивительную историю. На нее обратил мое внимание сотрудник Отдела аудиовизуальных фондов Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля (Гослитмузея то есть) — Александр Рассанов.

Оказывается, в сентябрьском 1989 года выпуске этого журнала (то есть спустя всего два месяца после начала возвращения солженицынского слова в «Новом мире», после публикации «Нобелевской лекции» и начала «Архипелага ГУЛАГ») — был опубликован и звуковой автограф Солженицына.

Первый в России.

Это был именно фрагмент «Одного дня…», записанный еще до изгнания.

Заметка об этой аудиозаписи и гибкая пластиночка с нею располагались по соседству с чтением стихов немецкого «поэта рабочего класса», министра культуры ГДР Иоганнеса Бехера (1891 — 1958), — и почти весь номер был посвящен исчезнувшей ныне Германской Демократической Республике. Тут же, рядом — и монолог одного из депутатов Верховного Совета СССР на тему «экономика и мы». И новая встреча с пианистом Ваном Клиберном, и берлинская рок-сцена, и «дискотека в стиле ретро». Словом, всего понемногу.

Передам слово тогдашнему главному редактору «Кругозора» — писателю Сергею Есину (1935 — 2017), — вспоминающему и о первой публикации солженицынского рассказа, и о некоей звуковой истории, с ним связанной (прошу прощения за длинную цитату, но очень уж она исторична):

«…Тогда же у публики, в ее читающей и размышляющей части, возникло ясное осознание значения нового писательского имени для литературы, общества и русского самосознания. Это было счастливое слияние органического национального слова и независимого, не желающего прислуживать ума. Может быть, А. Солженицын поднял и вопрос о человеческой душе на новом, естественном витке общественной мысли. Ведь к этому времени (сужу по литературе) многие писатели об этом свойстве человеческой породы как о свойстве корневом подзабыли.

Заботой и напором С. П. Залыгина имя это теперь снова открыто для отечественной словесности.

Люди постарше помнят, что автору, врезавшемуся как метеор в нашу литературу, сначала были оказаны и внимание, и поддержка. „Иван Денисович” был выдвинут на Ленинскую премию. Однако довольно скоро атмосфера в обществе изменилась, и А. Солженицын был грубо выдворен из страны и лишен гражданства. К сожалению, в предании анафеме знаменитого к тому времени имени не последнюю роль сыграли и некоторые наши писатели.

В добрые времена для А. Солженицына в „Кругозоре”, где я работал, возникла идея сделать о нем материал и звуковую страницу, на которой он бы читал отрывок из повести „Один день Ивана Денисовича”. Идея эта исходила даже не от редакции (курсив наш — П. К.). Известный на радио журналист и неутомимый искатель неординарных тем Аркадий Ревенко пробился к нелюдимому Александру Исаевичу Солженицыну и на магнитную пленку записал весь текст этой удивительной повести в авторском чтении. Можно только представить, какая радиосенсация возникла бы, прозвучи эта пленка в эфире. Но время то было густых согласований, срепетированных, как балет, акций, и пленка попала в сейф тогдашнего руководства Гостелерадио. Видимо, ее вскоре размагнитили.

Но до этого с части пленки в редакции был переписан дубль. Авторское чтение по радио не прозвучало. Но вот триста метров этой пленки с записью А. Солженицына сохранились.

Меняясь, главные редакторы „Кругозора”, нет, нет, не передавали ее по описи друг другу, она по-прежнему оставалась на самом дне металлического ящика, которым они, как и я, пользовались для редакционных секретов.

Как давно это было и как многое после этого случилось! Сколько отзвучало литературных процессов, сколько писателей уехало за рубеж, сколько не вышло старых книг и рассыпано в наборе новых, сколько на радио было размагничено уникальных записей! Это особый разговор. Может быть, когда-нибудь я напишу о тех невозвратных „звуковых” потерях, которые произошли в то достопамятное время (кажется, так и не написал — П. К.).

Рукописи, говорят, не горят. А голоса? Уходя в 1974 году из „Кругозора” на другую работу, я, естественно, прибрал к рукам коробку с многострадальной пленкой и сохранил ее до наших дней.

Возвращаю ее в редакцию — звуковую страницу, подготовленную много лет назад корреспондентом радио Аркадием Ревенко. Пленку с голосом А. Солженицына».

Очерк С. Есина иллюстрировала известная ныне фотография Солженицына 1967 года, сидящего во дворе переделкинской дачи Чуковского. А на гибкой пластинке — фрагмент, близкий к тому самому эпизоду, который нравился Никите Хрущеву: «как Иван Денисович раствор бережет».

«Раскладывая» реплики героев, Солженицын и начальствует здесь за бригадира, весьма, надо сказать, разъяренно; и услужливо рапортует — за юного Гопчика.

«— Шлакоблоков! Шлакоблоков! — кричит бригадир, разошелся. И в мать их, и в мать, подбросчиков и подносчиков.

— Павло спрашивает, с раствором как? — снизу шумят.

— Разводить как!

— Так разведенного пол-ящика!

— Значит, еще ящик!

Ну, заваруха! Пятый ряд погнали. То, скрючимшись, первый гнали, а сейчас уж под грудь, гляди! Да еще б их не гнать, как ни окон, ни дверей, глухих две стены на смычку и шлакоблоков вдоволь. И надо б шнур перетянуть, да поздно.

— Восемьдесят вторая инструменты сдавать понесла, — Гопчик докладает. Бригадир на него только глазами сверкнул.

— Свое дело знай, сморчок! Таскай кирпичи!

Оглянулся Шухов. Да, солнышко на заходе. С краснинкой заходит и в туман вроде бы седенький. А разогнались — лучше не надо. Теперь уж пятый начали — пятый и кончить. Подровнять…»

Он длится 6 минут 26 секунд, весь этот фрагмент.

Драгоценных, думаю, минут и секунд.

Расскажу, пользуясь случаем, еще две «доизгнаннические» истории, связанные с записями авторского чтения (и живого разговора) Александра Солженицына.

Большую и маленькую. Начну с большой.

7 декабря 2008 года, т. е. аккурат к 90-летию А. С., «Радио Свобода» выпустило в эфир передачу Лили Пальвелевой «Александр Солженицын. Многоголосье на тему». Передача вышла в рамках проекта «Мифы и репутации».

Пальвелева сотрудничала со «Свободой» начиная с 1989-го, создала в эфире рубрику о русском языке «Ключевое слово».

Этот биографический штрих нам важен для контекста передачи, которая доступна пользователям сети: <svoboda.org/a/476434.html>.

В «Многоголосье на тему» принял участие наш выдающийся отечественный лингвист, заместитель директора Института русского языка имени Виноградова Леонид Крысин. В давние годы он был одним из примечательных «невидимок» — и тут я отсылаю заинтересованного читателя к соответствующим новомирским публикациям (1991, №№ 6, 7, 8) или к позднему книжному изданию (1996) — очерков литературной жизни «Бодался теленок с дубом».

Итак, Леонид Петрович поведал в бывшем «вражеском» эфире о том, как 22 ноября 1967 года в стенах института, в Отделе современного русского языка (специальная лаборатория фонетических исследований), уже опальный — тогда — Солженицын, видимо, несколько часов кряду и при большом количестве институтского народа (в числе которого был и заведующий отделом, легендарный лингвист М. В. Панов) — читал, рассказывал и снова читал…

Представляя эту часть радиопередачи, Лиля Пальвелева подчеркнула, что магнитофонная запись, фрагменты которой предстояло далее услышать, — «до сегодняшнего дня нигде и никогда не звучала».

И дальше — помимо отрывков авторского чтения — шли поразительные живые свидетельства Солженицына, свидетельства — по самым что ни на есть «горячим следам».

Воспроизведем пару таких свидетельств. Кажется, живой голос Александра Исаевича слышен тут и без звукового сопровождения. Цитируемые звуковые автографы, повторюсь, можно послушать на сайте радиостанции.

Лиля Пальвелева: А теперь самое время для фрагмента этой записи. Писатель рассказывает о развернутой против него компании клеветы.

Александр Солженицын: Пошли слухи, что я был полицаем и в плену. Не то полицаем, не то в плену. Дальше — больше. Власовцем был! Приезжает «Новый мир» в Новосибирск, им говорят: правда, что я был сотрудником гестапо? Ну ладно, это дело я пытался опровергать письменно: в «Литературную газету», в «Правду»... Никто ничего не печатает. В Союз писателей — защитите. Никто не защищает. Ну, ладно. Вот в последнее время придумали, что я бежал за границу, уже сейчас убежал, и все. Теперь одновременно, вот, еще стало известно — то говорят, что я сколачивал в армии пораженческую организацию, то сколачивал в армии террористическую организацию. Ну, чушь несусветная! Это просто совершенно невозможно!

Лиля Пальвелева: А вот как Александр Солженицын объясняет, почему он живет в Рязани, а не в Москве.

Александр Солженицын: С жильем у меня так дело было. Когда вот меня напечатали в первый раз — тут мне просто высочайшие из чинов предлагали переехать в Москву. А я побоялся. Потому что, я думаю, тут меня задергают, заклюют, ничего я тут не буду работать. Да оно отчасти-то и ничего, — так уедешь, — какая-то вата такая между Москвой и тобой ляжет... Никаких раздражителей нет, никакой дерготни нет — лучше. Может быть, даже это и неплохо. ...Немножко надоедает, когда вот нужно по каким-то мелким делам часто ездить — это утомительно, потому что из Рязани не так легко ездить. Три часа с лишним, поезд один рязанский, остальные — проходные, не всегда сядешь, билетов нет, нужно брать заранее билеты. Ну, вот это — такое усложнение. Если бы была такая электричка ходячая, то ничего особенного. С Калуги, например…

Удивительно интересной была та передача. Солженицын подробно рассказывал о работе над «Августом Четырнадцатого», читал отрывки из «Круга» (и эти отрывки с присутствующими в них словами языкового расширения сразу обсуждались ведущей — с Леонидом Крысиным).

В конце выпуска поблагодарили всех присутствующих и особо — руководителя Отдела фонетики Института русского языка Розалию Касаткину, предоставившую радиостанции уникальные записи голоса Солженицына.

Не могу удержаться от дополнения: в той самой передаче «Многоголосье на тему» принял участие и кинорежиссер Сергей Мирошниченко (автор нескольких замечательных документальных фильмов о Солженицыне). Он, в частности, обмолвился, что ныне снимает кинокартину «Слово», посвященную памяти А. С.

Готовясь к написанию этих заметок, я пересмотрел фильм.

Есть там и примечательный эпизод к нашей теме.

На 33-й минуте фильма, стоя у древнего письменного стола Александра Исаевича, Наталия Дмитриевна показывает на камеру маленький сувенирный бронзовый гонг, привезенный отцу из Китая сыном Ермолаем (далее цитирую по фонограмме):

«…Он пользовался этим гонгом, когда читал… аудиозаписи „Марта Семнадцатого”, ну, „Красного колеса”… Он сам сделал этот монтаж, маленькие кусочки, но… как обозначить, что один кончился, а другой начался?..

И вот он делал это — тихонько ударяет молоточком по гонгу — маленьким таким звоночком. Сам. Прочтет кусочек и так — снова прикасается к гонгу — раз!..»

Бокс-коробка с четырьмя компакт-дисками авторского чтения из «Марта Семнадцатого» (ремастеринг 2009 года) была выпущена уже упоминавшимся «СОЮЗом» в 2010 году. Тридцать два часа чтения.

А вот изданные в той же аудиосерии избранные главы из «Августа Четырнадцатого» читает уже Сергей Шакуров.

Кстати сказать, в некоторых документальных фильмах о Солженицыне вспыхивают — искорками — авторские реплики о важности звучащего слова — применительно к его собственной работе. Но, конечно, на такую реплику надо, что называется, навести.

Это и сделал Александр Сокуров в своей четырехчастевой картине «Узел. Беседы с Солженицыным», снятой в 1998 году, за десять лет до кончины писателя.

В третьей части А. С. развивает тему звучания слова.

«…Важно, как это звучит, — чтобы было легко читать вслух… Чтоб это было... — [чтобы] не спотыкался язык…» — есть там и такая реплика.

…В некоторых других киноработах, например, в юбилейном фильме Ирины Изволовой «Между двух бездн» (2008) или в картине Алексея Денисова «Один день Ивана Денисовича 50 лет спустя» (2012) актерское ли, авторское ли чтение фрагментов произведений — вплавлено в ткань повествования.

В первом из двух упомянутых фильмов отрывки из «Бодался теленок с дубом» и «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов» — прекрасно читает актер Сергей Гармаш. Во втором — из «Ивана Денисовича» — сам Солженицын.

Монтажные решения в обоих случаях — очень точные.

Перехожу ко второй, маленькой, «доизгнаннической» аудиоистории.

Историко-литературные сведения, имеющие отношение к звуковому наследию Александра Солженицына, приходят и сегодня, причем из неожиданных мест.

Так, в статью директора РГАЛИ Татьяны Горяевой «Писатель и его архив» (помещенную в искусно изданный по случаю недавней выставки «Солженицын и „Новый мир”» сборник документов) включены отрывки из дневника сотрудницы старейшего литературного архива — Миральды Георгиевны Козловой. Вот запись от 18 октября 1965 года.

«…А. И. приезжал в ЦГАЛИ с женой. Просмотрел и подписал фото и рукописи, привезенные мною из Рязани. Записал (начитал) на магнитофон 1-ю главу „Матрениного двора”. Не закончил по техническим причинам — шумы в магнитофоне…»

Вот бы мне ту незаконченную запись для октябрьского выступления этого года — в кисловодском Информационно-культурном центре «Музей имени А. И. Солженицына»!..

Проходил как раз вечер звучащей литературы, посвященный 55-летию рассказа.

Но без авторского чтения «Матрениного двора» мы со слушателями не остались и послушали его с компакт-диска все той же «союзовской» серии — выпущенного в 2009-м.

Эта была ремастированная запись. Она была сделана, как гласил сопроводительный текст Наталии Дмитриевны, неведомыми мне В. В. Макаренко и Т. Н. Петруниной. В 1996 году. И тоже — здесь, в России.

Завершая мой беглый, хоть и затянувшийся обзор, посвященный присутствию Солженицына в звучащей литературе и его аудионаследию, расскажу один поразивший меня случай. Начну издалека.

В декабре далекого 1988-го, открывая посвященный 70-летию Солженицына вечер в столичном Доме архитектора, старейший работник «Нового мира» и впоследствии главный редактор постмаксимовского «Континента» Игорь Виноградов прочитал в переполненный зал — начало «Архипелага ГУЛАГ». То самое, про извлеченных из почвы вечной мерзлоты на реке Колыме во время раскопок — замерзших представителей древней фауны. И пригодных — после разморожения — для еды. «…Рыбы ли, тритоны ли эти сохранились настолько свежими, свидетельствовал ученый корреспондент, что присутствующие, расколов лед, тут же охотно съели их». И — далее, до конца всей этой истории про тритонов, тут же ставших под пером А. С. — несокрушимой метафорой.

Я тогда только прочитал первый том «Архипелага». Увы, тогда лишь...

Вспоминаю, что, слушая это чтение, осуществленное мягким голосом Игоря Ивановича Виноградова, — чувствовал, как мурашки побежали по коже.

Прошло двадцать лет, и из авторитетных уст я услышал о том, что автор «Архипелага ГУЛАГа» никогда не соглашался читать на магнитофон — из этой, наиглавнейшей своей книги. Очевидно, по тем же причинам, по каким никогда не брал гонораров за нее.

Впрочем, кроме одного случая.

Оказывается, уже здесь, по возвращении, его все-таки уговорили прочитать — на запись — тот самый знаменитый зачин ко всему этому «опыту художественного исследования».

...Про заметку из журнала «Природа».

«Немногочисленных своих читателей журнал, должно быть, немало подивил, как долго может рыбье мясо сохраняться во льду. Но мало кто из них мог внять истинному богатырскому смыслу неосторожной заметки.

Мы — сразу поняли. Мы увидели всю сцену ярко до мелочей: как присутствующие с ожесточенной поспешностью кололи лед; как, попирая высокие интересы ихтиологии и отталкивая друг друга локтями, они отбивали куски тысячелетнего мяса, волокли его к костру, оттаивали и насыщались.

Мы поняли потому, что сами были из тех присутствующих, из того единственного на земле могучего племени зэков, которое только и могло охотно съесть тритона…»

Теперь — к случаю.

Вышло так, что, желая постепенно собрать всю серию компакт-дисков авторского и актерского чтения прозы (и поэзии) Солженицына, я купил и двойной диск исполнения «Архипелага» — уже упомянутым актером Сергеем Леонидовичем Гармашем.

О том, что сжатый вариант полного текста эпопеи читает именно он, — было сообщено на обложке. Я купил и — отложил «на будущее», даже не стал снимать полиэтиленовую пленку.

Но вот, готовясь к этим заметкам, названным словами из стихотворения Ахматовой, посвященного памяти Пастернака, — пленку снял.

Захотел посмотреть на внутреннее оформление, почитать буклет.

И вставил первый из двух дисков в свой проигрыватель. Нажал «play».

И тут мне показалось, что я схожу с ума. Это был никакой не Гармаш.

Своим ровным и в то же время чеканным, поздним, горестным голосом вступление к «Архипелагу»^[6] читал… его автор.

Дальше — уже актер. Внутреннее оглавление диска — все подтвердило. Но помню, что я долго не мог успокоиться от этой неожиданной встречи с живым Солженицыным…