Кабинет
Виктор Сенча

Как погиб Георгий Эфрон

Сенча Виктор Николаевич — писатель, публицист. Родился в 1960 году в Кустанае (Казахстан). Автор книг «Этюд с кумачом без белых перчаток» (Киров, 2012); «Заплутавшие точки над „i”» (Ярославль, 2016). Печатался в журналах «Москва», «Наш современник», «Нева». В «Новом мире» публикуется впервые. Живет в Москве.

Автор благодарит за помощь при подготовке материала директора Военно-медицинского музея Анатолия Андреевича Будко и доктора медицинских наук, профессора Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова Виталия Ивановича Одина. Особая признательность сотрудникам Центрального архива Министерства обороны РФ Ольге Викторовне Волковой и Виктории Владимировне Сумароковой.



Виктор Сенча

*

Как погиб Георгий Эфрон



В ноябре 1943 года Георгий Сергеевич Эфрон — сын Марины Цветаевой и Сергея Эфрона — стал студентом факультета прозы Литературного института. 1 февраля 1944 года ему исполнилось девятнадцать, а через месяц его призвали в армию. С фронта Георгий Эфрон не вернулся. Он «пропал без вести».


1


Летчик-фронтовик, подполковник Станислав Викентьевич Грибанов в семидесятые годы попытался выяснить, как погиб Георгий Эфрон. Грибанов установил, что 28 мая 1944 года Георгий Эфрон был зачислен в 7-ю стрелковую роту 3-го стрелкового батальона 437-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии, которая входила в состав 6-й армии 1-го Прибалтийского фронта. Три месяца до этого Эфрон находился в 84-м запасном стрелковом полку в подмосковном Алабине, где учили стрелять, ползать по-пластунски, обращаться с гранатами.

C мая 1944 года рядовой Эфрон — в действующей армии. В первых числах июля 1944 года он убыл «на излечение в 183 медсанбат по ранению». После этого его имя пополнило список «пропавших без вести».

183-й медсанбат, куда отправили раненого Эфрона, как рассказал Грибанову офицер полка Долгов, находился примерно в четырех-пяти километрах от деревни Друйка, за высотку у которой разгорелся бой 7 июля. Однако в книгах учета этого военно-медицинского учреждения фамилия Эфрон не значится, среди умерших от ран — его нет.

После войны останки советских солдат, погибших в боях и захороненных в разных местах, перезахоронили в братской могиле города Браслава (Витебская область Белоруси). Там были похоронены 432 солдата и офицера, из которых имена 49 так и не были установлены. Среди имен, высеченных на плитах братской могилы («воинское захоронение № 4046»), имени красноармейца Георгия Эфрона нет.

О результатах своего поиска Станислав Грибанов рассказал в статье «Строка Цветаевой» («Неман», 1975, № 8). Дальнейшие попытки обнаружить место захоронения останков Георгия Эфрона привели к тому, что в 1977 году на могиле неизвестного солдата в деревне Струневщина Браславского района был установлен памятник, на котором указано имя красноармейца Эфрона («воинское захоронение № 2199»). Это и есть место предполагаемого захоронения Георгия. Не так давно там появился черный мраморный памятник с солдатской звездой и надписью: «Эфрон Георгий Сергеевич. Погиб в июле 1944 года».


2


Приказ 437 стрелковому полку 154 стрелковой дивизии

28 мая 1944 г. № 172

Действующая армия

По части строевой:

§ 1

Ниже поименованный сержантский и рядовой состав, прибывший из 84 и 96 запасных полков на укомплектование полка, зачислить в списки полка, все виды довольствия с 28 мая 1944 г. и обратить на укомплектование 3-го стрелкового батальона:

1. […]

14. кр<асноармее>ц Эфрон Г. С.

[…]

Основание: направление 4-го отделения 154 сд.

Командир 437 стрелкового полка майор Марьин.

Начальник штаба подполковник Энгель1.


О службе Георгия Эфрона известно немного, в основном из его писем Лиле и Зине: родной сестре отца Елизавете Яковлевне Эфрон (1885 — 1976) и ее подруге Зинаиде Митрофановне Ширкевич, и из писем сестре — Ариадне Сергеевне Эфрон (1912 — 1975), которая в это время находилась в лагере.

В запасном полку Сергею Эфрону пришлось нелегко. Когда в роте заговорили о том, что солдат отправят на лесозаготовки, он даже слегка запаниковал: «Решительно не вижу, что я буду делать на этих самых лесозаготовках; норма — 6 кубометров в день на человека: свалить, распилить, срезать и сжечь сучки, сложить деревья в штабеля. Мило, да? Итак, я в Рязанской деревне. Сплошной курьез. Впрочем, курьез — не в окружающем, а во мне на фоне этого окружающего. Вообразите рододендрон на Аляске! — Впрочем, признаюсь, не знаю, где растут рододендроны»2.

Но Эфрон думал и о другом: «Я написал вступление к исследованию о Маллармэ; я все глубже его понимаю и знаю наизусть чуть ли не все его творчество; я задумал написать работу о современной французской литературе, основываясь на произведениях 25 писателей, и эссе о трех поэтах. Но это — на досуге…»3

Рододендроны на Аляске все-таки встречаются. Правда, растут они там сиротливо, прижимаясь к камням. Им не хватает свободы и тепла, как парижанину в окопах.

Георгий Эфрон пишет из действующей армии: «Атмосфера, вообще говоря, грозовая, напряженная, чувствуется, что стоишь на пороге крупных сражений. <...> Если мне доведется участвовать в наших ударах, то я пойду автоматчиком: я числюсь в автоматном отделении и ношу автомат. Роль автоматчиков почетна и несложна: они просто-напросто идут впереди и палят во врага из своего оружия на ближнем расстоянии... Я совершенно спокойно смотрю на перспективу идти в атаку с автоматом, хотя мне никогда до сих пор не приходилось иметь дела ни с автоматами, ни с атаками...»4

Готовилось широкомасштабное наступление. В историю Великой Отечественной войны оно вошло как крупнейшая наступательная операция Ставки под кодовым названием «Багратион». 437-й стрелковый полк 154-й стрелковой дивизии входил в 103-й гвардейский корпус в составе 6-й армии. Армия оказалась своего рода ударным тараном 1-го Прибалтийского фронта (командующий — генерал-полковник И. Х. Баграмян).

С первых же дней на фронте рядовой Эфрон обратил на себя внимание начальников своей образованностью. Его все чаще стали привлекать к канцелярской работе; и он занимал «мифическую должность» ротного писаря.

Но в конце июня-начале июля 1944 года части 154-й стрелковой дивизии 103-го гвардейского корпуса 6-й армии попали в настоящую «мясорубку».


3

Из письма Георгия Эфрона:

«15/VI-44 г.

Милые Лиля и Зина!

Пишу Вам после бурно проведенной ночи, вернее — бурно начавшегося рассвета: впервые мне пришлось познакомиться со шрапнелью, которой нас задумали активно угощать. Знакомство было не из приятных, поверьте! Но ничего — к счастию это было не слишком близкое — и не личное! — знакомство. Пришлось также переходить речку вброд; все перешли прямо в ботинках и обмотках; я же не мог на это решиться и триумфально прошествовал с ботинками в руке. Ночью орудовал лопатой, кстати сказать, весьма неважно, что обусловило кое-какие замечания о том, что я-де наверное „москвич”. Вообще я здесь несколько в диковинку и слыву за „чистёху” и т. п. Но все это — пустяки, поскольку всё временно и настанет час, когда всё, в том числе и мы — станем на свое место… Что меня ждет впереди? Я твердо уверен в успехе в жизни, который придет в свое время, как и общая наша победа, — а ее уже видно.

Привет. Ваш Мур»5.

Чем ближе 437-й стрелковый полк, в котором служил Эфрон, подходил к линии соприкосновения с противником, тем заметнее менялась обстановка в части.

«30/VI-44 г.

Меня перевели из моего подразделения, в котором я находился с самого начала пребывания на фронте, в другое, совсем новое. В прежнем я уже обвыкся и обжился, и в новое переходил неохотно. Я стал вновь работать писарем. Но у меня „движение карьеры” почему-то шиворот-навыворот и вместо того, чтобы с низу идти вверх, оно идет сверху вниз… В новом подразделении я сразу был назначен писарем, но здесь моя писарская карьера была кратче еще более чем раньше и через несколько дней закончилась. После этого я некоторое время проработал на мифической должности связного старшины: после боя таскал оружие, носился с поручениями с передовой в «тыл», помогал носить раненых и т. д. Вчера и эта моя деятельность завершилась, и вот я из ячейки управления перешел в стрелковое отделение, простым бойцом…»6

Рядового Эфрона переводят в стрелковое отделение — подразделение, которому предстоит участвовать в боях. 28 июня Эфрон принял свой первый бой. Он писал, что даже обзавелся трофеем — немецким штык-ножом.

1-й стрелковый батальон — «боевая лошадка» 437-го стрелкового полка. 28 июня в бою у деревни Заборье под Сиротино батальон потерял 80 солдат и офицеров ранеными и 40 убитыми. На следующий день, 29 июня общие потери полка составили 84 человека, из них 42 — убитыми. В медсанбат было отправлено 22 офицера полка (в числе раненых оказались и старшие офицеры — майор Мирошниченко Г. А. и майор Максимов М. М.); трое офицеров (командиры взводов лейтенант Василий Татаринов и лейтенант Петр Глазков, а также командир 2-й пулеметной роты старший лейтенант Василий Горелов) погибли. В тот же день был ранен ротный Эфрона капитан Михаил Твертнев. 30 июня часть выдержала еще один кровопролитный бой. На этот раз основные потери понес 2-й стрелковый батальон, из которого в дивизионный медсанбат было отправлено 44 человека.

Все указывает на то, что полк атаковал хорошо укрепленные вражеские позиции. За три дня боев (с 28 по 30 июня) потери 437-го полка составили 91 убитого и 250 раненых.

Многокилометровый марш 154-й дивизии заканчивался. Оставалось форсировать речушку Друйку и выйти на исходный рубеж наступления. Но уже до этого части дивизии понесли большие потери. На 26 июня 1944 года в списке 437-го стрелкового полка значилось 1279 солдат, сержантов и офицеров. К 1 июля количество военнослужащих сократилось до 913 человек. А через десять дней, 18 июля 1944 года личный состав полка составлял только 576 человек.


4


Приказ 437 стрелковому полку 154 стрелковой дивизии

8 июля 1944 г. №221

Действующая армия

По части строевой:

[…] § 2

Ниже поименованный рядовой и сержантский состав, убывший на излечение в 183 медсанбат по ранению, исключить из списков полка, всех видов довольствия с 9.07.44 г.

По 1 стрелковому батальону:

1. […]

16. кр<асноармее>ц Эфрон Г.С.

[…] Основание: рапорта ком-ров 1 и 2 сб.

Командир 437 стрелкового полка майор Марьин.

Начальник штаба подполковник Энгель7.

«4/VII-44 г.

Дорогие Лиля и Зина!

Довольно давно Вам не писал; это объясняется тем, что в последнее время мы только и делаем, что движемся, движемся, движемся, почти безостановочно идем на запад: за два дня мы прошли свыше 130 км (пешком)! И на привалах лишь спишь, чтобы смочь идти дальше. Теперь вот уже некоторое время, как я веду жизнь простого солдата, разделяя все ее тяготы и трудности. История повторяется: и Ж. Ромэн, и Дюамель и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбодряет! Мы теперь идем по территории, находящейся за пределами нашей старой границы; немцы поспешно отступают, бомбят наступающие части, но безуспешно; т. к. движение вперед продолжается. Население относится радушно; народ симпатичный, вежливый; разорение их не особенно коснулось, т. к. немцев здесь было довольно мало, а крестьяне — народ хитрый и многое припрятали, а скот держали в лесах. Итак, пока мы не догнали бегущих немцев; все же надо предполагать, что они где-нибудь да сосредоточатся, и тогда разгорятся бои. Пейзаж здесь замечательный, и воздух совсем иной, но всего этого не замечаешь из-за быстроты марша и тяжести поклажи. Жалко, что я не был в Москве на юбилеях Римского-Корсакова и Чехова!

Пишите! Привет. Преданный Вам Мур»8.

Это письмо Георгия Эфрона приведено полностью. Оно последнее.

7 июля 1944 года подразделения 437-го стрелкового полка вышли на рубеж Кочерги — Бернатовщина — Друйск. В бою за деревню Друйка гитлеровцы оказали серьезное сопротивление.

«Я хорошо помню этот бой — рассказывал Грибанову бывший командир взвода 3-го батальона младший лейтенант Александр Храмцевич. — Немцы с высотки встретили нас плотным огнем. Мы залегли — кто где мог: в воронках от снарядов, в любом углублении. Два раза опять поднимались в атаку — и снова залегли, пробежав несколько метров вперед. Третья атака нам удалась с помощью соседей. Так была взята деревня Друйка. Раненых отправили в 183-й медсанбат»9.

С 9 июля 1944 года рядовой 437-го стрелкового полка Сергей Эфрон был снят со всех видов довольствия и, согласно книге приказов полка по строевой части, убыл «на излечение в 183 медсанбат по ранению».

На этом след рядового Георгия Эфрона обрывается навсегда.


5


СЕКРЕТНО

Боевое донесение №00175 штадив 154, лес вост. оз. Ожехувка 800 м. 17-00 7.7.44 г.

1. Противник оказывает упорное огневое сопротивление наступающим частям дивизии артиллерийско-минометным и пулеметно-автоматным огнем из р-на леса, что зап. р. Друйка. Активные действия ведет авиация противника, производя бомбежку тылов и боевых порядков.

2. Дивизия с 9-00 приступила к выполнению поставленной задачи и к 12-30 ведет бой на рубеже:

473 сп: Лозувечна, Малиновка, Соснувка.

437 сп: подошел к р. Друйка на рубеже: Кочерги, Бернатовщизна, Друйск — готовится к форсированию.

510 сп: после марша находится на привале в р-не Домбувка 3-я…

Боеприпасы и продовольствие подвозятся.

3. Потери дивизии по неполным данным: убито 12, ранено — 41. Пленных — 3… Потери противника убитыми и ранеными до 60 чел.

4. Решил: выполнять поставленную задачу.

Командир 154 сд полковник Сочилов

Нач. штаба полковник Гордеев

[Приписка]: С 18-10 отбито 5 контратак силой до батальона пехоты при поддержке 7 танков и 3 фердинандов10.


СЕКРЕТНО

Оперативная сводка №0156 штадив 154, лес вост. 800 м оз. Ожехувка к 21-00 7.7.44г.

1. Противник перед фронтом частей дивизии оказывает упорное огневое сопротивление артиллерийско-минометным и пулеметно-автоматным огнем из леса сев-зап. р. Друйка По показаниям пленных, части противника закрепились по вост. опушке леса, что зап. р. Друйка.

2. Части дивизии ведут бой на рубеже:

473 сп: Лозувечна, Борки 1-е, Малиновка, Соснувка.

437 сп: Струневщизна, Бернатовщизна.

510 сп: после марша сосредоточился — лес южн. Фарнополь.

Боеприпасы для частей подвозятся.

3. Потерь дивизия за 6.7.44 г. не имеет.

4. Сосед справа 270 сд, слева — 9 гв. сд.

5. Погода: ясно, дороги проходимы для всех видов транспорта.

6. Связь проводная, радио, офицеры связи работают бесперебойно.

Нач. штаба 154 сд полковник Гордеев.

Нач. 1 отд. 154 сд подполковник Пугачев11.


Личный состав 437-го стрелкового полка, который с утра 7 июля готовился к форсированию р. Друйка, к вечеру закрепился на рубеже Струневщина — Бернатовщина. Противник занимал оборону на опушке леса северо-западнее р. Друйка, откуда вел артиллерийско-минометный и пулеметный огонь.

Речушка Друйка стала линией фронта. Наступление 154-й дивизии приостановилось. Целью наших частей было опрокинуть вражескую оборону и заставить немцев отступить как можно дальше — на территорию Прибалтики к Даугавпилсу. Судьба группы армий «Север» решалась именно здесь, на берегах едва просматриваемой на топографических картах белорусской речки. Именно поэтому так отчаянно сопротивлялись гитлеровцы. И так много осталось здесь лежать наших солдат.

Днем 7 июля 1944 года за высотку у деревни Друйка разгорелся ожесточенный бой. Согласно записям в книге приказов полка по строевой части, 38 раненых: 18 человек из состава 1-го стрелкового батальона, 20 — из 2-го были отправлены в 183-й медсанбат. 14 солдат и офицеров полка погибли. В списках погибших — ротные командиры: гвардии старший лейтенант Подгорный (4-я стрелковая рота), старший лейтенант Щукин (2-я стрелковая рота), капитан Руденко (3-я минометная рота) и командир стрелкового взвода 3-й стрелковой роты лейтенант Кириллов. Все погибшие были похоронены в братской могиле в деревне Коковщина.

В том бою у Друйки погибла санитар медсанроты ефрейтор Нина Цельникова. Ей был 21 год.

Но раненный на поле боя Георгий Эфрон в медсанбат доставлен не был. В списках безвозвратных потерь солдатского и сержантского состава 437-го стрелкового полка за 1944 год красноармеец Эфрон не значится. Нет фамилии военнослужащего и в Алфавитной книге погребений части. Жизнь рядового Эфрона затерялась на пути от деревни Друйка, за которую солдат принял свой последний бой, до дивизионного медсанбата, куда прибыть ему было не суждено. Раненый пропал без вести.

Мы ничего не знаем о характере ранения рядового Эфрона, но известно, что первая медицинская помощь ему была оказана. То ли с помощью санитара, то ли собственными силами Эфрону удалось добраться до сортировочной палатки полкового медпункта: его обращение зарегистрировано и оформлена медицинская эвакуация в медсанбат. Иначе красноармеец Эфрон не оказался бы в приказе по строевой части как «убывший на излечение в 183-й медсанбат по ранению».

7 — 8 июля 1944 года 183-й медсанбат базировался у деревни Шнурки (ныне — хутор) Миорского района, и умерших от ран в медсанбате в те дни хоронили именно в этой деревне.

Могло ли так случиться, что в ходе наступательных боев 183-й медсанбат не имел возможности строго вести учет раненых и рядовой Эфрон в медсанбат прибыл, но не был зарегистрирован?

Медсанбат начинается с приемно-сортировочного отделения. И название говорит само за себя: пока раненого (больного) не внесут в книги учета, на операционный стол его никто не доставит. Прием и регистрация раненых и больных являются первейшими задачами служащих медсанбата в военное время. Такие правила установлены еще со времен Крымской войны основоположником военно-полевой хирургии Николаем Пироговым.

Лето сорок четвертого — не лето сорок первого, мы наступали. За наступающими частями двигались медсанбаты, госпитали и госпитальные базы. Это позволяло нашим медсанбатам «накрывать» полковые медпункты, беря на себя основное бремя по спасению раненых.


6


7 июля 1944 года на котловом довольствии 183-го медсанбата состояло 182 раненых и больных военнослужащих. На следующий день это количество возросло до 231, увеличившись к 9 июля до 271 человека. В медсанбат непрерывным потоком поступали раненые: полки 154-й дивизии вели ежедневные кровопролитные бои с противником.

Согласно книге приказов по строевой части (Пр. № 221), 7 июля 1944 года из 437-го стрелкового полка в дивизионный медсанбат было отправлено 38 человек, среди которых значится и фамилия красноармейца Эфрона. Еще 30 военнослужащих в тот день — было убито. Погибших, как уже было сказано, похоронили в деревне Коковщина.

А теперь — внимание: ни один из этих 38 солдат и сержантов 437-го стрелкового полка, отправленных в тот же день, что и Георгий Эфрон, на излечение в 183-й медсанбат, не умер там от полученных ран: об этом свидетельствует медсанбатовская книга учета сержантского и солдатского состава, умершего от ран и болезней.

Из поступивших 7 июля 1944 году в 183-й медсанбат военнослужащих скончалось трое: 8-го числа — красноармеец 473-го стрелкового полка Самуил Жуков, 1908 г. р.; 9-го — красноармеец этого же полка Петр Павличенко, 1911 г. р.; 10-го — старшина медслужбы 234-го стрелкового полка Гарипов Асхат, 1919 г. р. Первые двое умерли от слепых осколочных ранений живота (похоронены в деревне Шнурки); последний — по причине сквозного пулевого ранения груди (похоронен в деревне Коженики).

8 июля дивизионный медсанбат принимал много тяжелораненых. Из девяти скончавшихся в тот же день солдат (в основном из-за ранений в область живота) большую часть составили бойцы все того же 473-го стрелкового полка. Но нет ни одного человека из списка отправленных 7-го числа в медсанбат из состава 437-го полка.


7


Министерство обороны Российской Федерации

ФГКУ Центральный архив

Филиал (военно-медицинских документов)

г. Санкт-Петербург

25.01. 2017 г. № 6/0/40031

Уважаемый Виктор Николаевич!

По существу Вашего запроса в отношении Эфрона Георгия Сергеевича, 1925 года рождения, сообщаю, что сотрудниками архива военно-медицинских документов была проверена картотека (неполная) общего учёта раненых и больных, находившихся в медицинских учреждениях Советской Армии в период Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг., где данные об Эфроне Г. С. отсутствуют.

Отработаны документы, поступившие на хранения в архив в неполном составе, 183/560 ОМСБ, обеспечивавшего медицинское обслуживание 154 стрелковой дивизии. Сведений об Эфроне Г. С. не найдено.

Начальник отдела хранения А. Петрачков

(Официальный ответ автору статьи.)


Напрашивается вопрос: что, если раненый Георгий Эфрон был отправлен вовсе не в 183-й медсанбат, а, например, в полевой госпиталь, расположенный в нескольких десятках километров, в городке Миоры? Или в медсанбат соседей, где позже и скончается?

Однако, как выяснилось, ни в одном военно-лечебном учреждении в годы Великой Отечественной войны красноармеец Эфрон на излечении не находился. Эта информация, полученная мной из Военно-медицинского музея, сузила радиус поиска до небольшого участка между деревней Друйка, где Эфрон был ранен, и местечком Шнурки Миорского района, где располагался 183-й медсанбат.

Подтверждением того, что раненных 7 июля бойцов 437-го стрелкового полка отправляли именно в 183-й медсанбат, а не куда-то в другое место, является обнаруженный мной документ — сообщение о награждении одного из раненных 7 июля бойцов 437-го полка — красноармейца Шишкина, — отправленного в тот же день «на излечение в 183-й медсанбат по ранению».

Из приказа по части № 042 от 2 октября 1944 г.:

«…медалью „За отвагу”:

Телефониста взвода связи 1-го батальона красноармейца Шишкина Андрея Федоровича. За то, что 7. 07. 44 г. при форсировании реки Друйка в районе м. Друйка, несмотря на сильный огонь противника, исправил два повреждения телефонной линии, чем обеспечил своевременную связь КП батальона со стрелковой ротой. Во время работы на линии был легко ранен. Справка о ранении 183 медсанбата»12.

Как видим, телефонист Шишкин добрался до медсанбата, где ему была оказана медицинская помощь, о чем была выдана справка.

Помощь была оказана и младшему сержанту Шасаидову Азиму, наводчику орудия, который в том бою тоже был легко ранен. Через две недели после этого Шасаидов получил уже тяжелое ранение, но выжил13.

Третье ранение переживет и санитар 5-й роты 2-го батальона красноармеец Сергей Деев, которого поставят на ноги врачи госпиталя для легкораненых (ГЛР № 4404). Он будет награжден медалью «За отвагу». Примечательно, что наградной лист о награждении ему подпишет сам начальник госпиталя полковник м/с Гонтарев14.

В бою за Друйку в третий раз будет ранен и разведчик Григорий Панфилов. Москвич рядовой Владимир Козырев после излечения также окажется в строю: в ноябре 1944 года после одного из боев он вновь будет отправлен на излечение в медсанбат (приказ по части № 369 от 25.11.44 г.).

А вот тяжелораненого красноармейца 437-го стрелкового полка Михаила Томилова (из того же списка) пришлось из медсанбата эвакуировать дальше — в полевой подвижной хирургический госпиталь (ППХГ № 2329), где спустя пять дней, 13 июля, он скончается от ран. Бойца Томилова предадут земле там же, где хоронили всех раненых, умерших в хирургическом госпитале в те дни, — в деревне Зачарево Миорского района.

Еще один из отправленных в 183-й медсанбат 7 июля — красноармеец Иван Бакулин, уроженец Тульской области. Он тоже погибнет, правда, не от ран, а в бою. Причем всего через неделю после памятного боя за деревню Друйка, где был ранен. Возможно, Бакулин, как и его сослуживец Шишкин, будучи легкораненым и получив в медсанбате необходимую медицинскую помощь, оказался в числе возвращенных обратно в часть (иногда от госпитализации отказывались сами бойцы — случалось и такое).

Достоверно известно, что несколько бойцов из тех, кто был отправлен в 183-й медсанбат согласно Приказу № 221 от 08. 07. 1944 г. (то есть оказавшихся в одном списке с Георгием Эфроном), после излечения продолжили воевать в составе своего полка. Например, сержант Сунхат Саитов, который приказом командира дивизии № 036 от 18.07.44 г. будет награжден орденом Красной Звезды.

Еще двое — ефрейтор Иван Мишаков и ефрейтор Петр Медведев, пройдя лечение, тоже вернулись в часть. Снайпера Медведева в середине января 1945 года отправили в 239-ю снайперскую школу, а Мишаков воевал в 437-м стрелковом полку до конца войны.

После ранения продолжил воевать и ефрейтор Тимер Гайфиев, уроженец Кукморского района Татарии. Еще в январе сорок четвертого за храбрость, проявленную в боях, он был представлен к награде — медали «За отвагу». Тимеру Гайфиеву не суждено было вернуться с войны — он погиб в апреле 1945-го в Восточной Пруссии.

Красноармеец Тургали Джураев, призванный из узбекского Коканда, за бой у деревни Друйка был награжден медалью «За отвагу», «за то, что 7. 07. 44 г. в числе первых переправился через реку Друйка и, закрепившись, принял активное участие в отражении контратаки противника»15. Он погиб в октябре 1944 года.

Как видим, медицинская помощь в 183-м дивизионном медсанбате раненым бойцам 437-го стрелкового полка действительно оказывалась.

Просмотр Алфавитной книги умерших от ран в ППХГ № 2329, где скончался военнослужащий Михаил Томилов (слепое осколочное ранение живота), также ничего не дал: никого из сослуживцев Эфрона, за исключением бойца Томилова, мне найти не удалось.


8


В отличие от некоторых своих сослуживцев, отправленных 7 июля из медпункта 437-го полка в 183-й медсанбат и благополучно доехавших до медсанбата, рядовой Эфрон до пункта назначения не добрался. Но может быть, пропал по дороге не он один? Может быть, пропала целая группа раненых?

38 солдат и сержантов полка — это, по сути, стрелковый взвод. Каждый третий из них за участие в наступательных боях в начале июля, в том числе за форсирование Друйки, будет представлен к медали «За отвагу». Этих бойцов мы знаем по приведенным выше наградным спискам.

Само по себе исчезновение Эфрона удивить не может, люди пропадали и до и после 7 июля. Но в данном случае все не так просто.

Во-первых, пропал раненый уже оформленный на отправку в конкретный медсанбат. Следовательно, самостоятельно уйти куда-то в другое место он не мог.

Во-вторых, раненый, мог умереть по пути следования в лечебное учреждение, что, конечно, случалось. Летом в жару труп (или даже несколько) могли не довести за несколько километров до медсанбата. Труп могли выгрузить, а потом вернуться за ним и отвести обратно в часть. Могли похоронить прямо на месте, передав при возвращении полковому начальнику команды погребения полка схему захоронения на местности. Умерший в пути раненый не окажется пропавшим без вести, если участвующие в погребении сами останутся в живых до того, как передадут только им известную информацию по инстанции. Случалось — гибли.

И в-третьих. Раненых с поля боя редко транспортируют по одному — чаще группами. Обычно группы доставляли в медсанбат гужевым транспортом — на телегах, запряженных лошадьми. В разгар ожесточенных боев редкий начмед отправил бы целый обоз за несколько километров из-за одного раненого. Это было обусловлено общими правилами медицинской эвакуации, требовавшей использовать санитарный транспорт с максимальной нагрузкой.


Гужевой транспорт являлся основным в работе тыловых подразделений как полка, так и дивизии. О сохранности лошадей заботились ничуть не меньше, чем о прочем транспорте. Так, при убытии на излечение в дивизионный ветеринарный лазарет в Книге приказов части делалась соответствующая запись о снятии животного с фуражного довольствия; прибыла лошадь с лечения — ее снова ставили на довольствие письменным приказом.

На 7 июля 1944 года на фуражном довольствии 437-го стрелкового полка числилось 150 лошадей, из которых 92 — обозных. Причем численность конского состава командованием полка поддерживалась на постоянном уровне в течение всего периода наступательных боев. Погибшие или больные лошади достаточно быстро заменялись как за счет дивизионного резерва, так и за счет трофеев. Хотя в отношении последних ветеринарная служба была предельно осторожна: свирепствовал сап и гитлеровцы, отступая, оставляли лошадей, намеренно зараженных этой свирепой инфекцией.

Данных о гибели лошадей 7 июля — нет. По крайней мере в приказах по полку это никак не отражено. Если бы обоз с ранеными, перевозивший в том числе и Эфрона, попал, скажем, под минометный обстрел, то гибель лошади, нам бы это подтвердила. Но в приказах — ничего подобного не отражено: на фуражном довольствии те же 150 лошадей, из которых 92 — обозных. Значит гужевой транспорт 7 и 8 июля потерь не понес.



9


Мои подозрения подтвердились: Георгий Эфрон оказался не единственным пропавшим без вести. Мне удалось отыскать еще четырех бойцов 437-го полка.


Красноармеец 1-го батальона Абилкаиров Латып, 1904 г. р., уроженец Кустанайской области Казахстана (Амангельдинский район). Призывался 27.08.1942 г. в Бостандыкском РВК Южно-Казахстанской области. Домашний адрес: Бостандыкский район, пос. Головной Узел. Последним местом службы в документах зафиксирован 367-й запасной стрелковый полк, который был расквартирован в Кокчетаве. С первых дней после войны пропавшего мужа разыскивала его жена — Абилкаирова Хадига, которая не получала писем от супруга с января 1944 года.

Красноармеец 2-го батальона Дробозин Василий Михайлович, 1925 г. р., призванный Вожегодским РВК Вологодской области. Домашний адрес: Вологодская область, Вожегодский район, Огибаловский с/с, д. Бухара. Считался отличным телефонистом полка. Незадолго до гибели был представлен к медали.

Из приказа по части № 027 от 29 июня 1944 г.:

«…медалью „За отвагу”:

6. Телефониста взвода связи 3-го батальона красноармейца Дробозина Василия Михайловича. За то, что бою 27. 06. 44 г. под огнем противника 3 раза исправил повреждения телефонной линии, чем обеспечил бесперебойную связь с ротами»16.

Красноармеец 2-го батальона Калдыбеков Туйлубек, 1907 г. р. (год рождения солдата в различных документах отмечен по-разному: 1907, 1910, 1911). Призван 25.09.1942 г. Чиназским РВК Ташкентской области Узбекистана. До войны проживал в Куторминском с/с, работал в колхозе «Кызыласкар».

7 июля 1944 года красноармеец Калдыбеков показал себя отважным бойцом. Из приказа по части № 032 от 25 июля 1944 г.:

«…медалью „За отвагу”:

15. Стрелка 6-й стрелковой роты красноармейца Колдубекова Тайлубека. За то, что 7. 07. 44 г., находясь впереди наступающей роты, умело выявлял огневые средства противника и в числе первых переправился через р. Друйка»17.

С октября 1944 года поисками мужа занималась его жена — Калдыбекова Уппа.

Красноармеец 2-го батальона Угнич Николай Анисимович, 1900 г. р. Призван 27.09.1943 г. Хорольским РВК Полтавской области. До войны проживал в населенном пункте Хорол, ул. Партизанская, 15. За бой 28 июня 1944 г. командованием части был также награжден медалью «За отвагу». (Об этом позже сообщат письмом на родину, его жене.)

С весны 1946 года Николая Угнича разыскивала Марфа Саввишна, супруга пропавшего. В розыскной анкете указано, что письменная связь с членом семьи прекратилась 7 июля 1944 года. То есть последнее письмо, отправленное Марфе Угнич ее мужем, было датировано днем его гибели.


Все эти красноармейцы пропали без вести в одно время с Георгием Эфроном, после того как были отправлены на излечение в 183-й медсанбат. Можно достаточно уверенно сказать, что красноармеец Эфрон не умер в санитарной телеге по дороге в дивизионный медсанбат. Произошло другое — пропала целая группа раненых. Эта группа либо была захвачена в плен, либо — уничтожена мощным огневым средством.

Плен исключается по простой причине: противник в тот день контратаковал позиции соседа — 473-го стрелкового полка. А вообще, задача у немцев была одна: держать оборону. Противнику было явно не до пленных. В оперсводках о диверсионных группах в тылу 437-го полка ничего сообщается.

Так что о пленении или переходе к немцам красноармейца Эфрона говорить не приходится.

Остается последнее: группа раненых погибла под огнем. Проселочная дорога, по которой эвакуировали раненых, могла оказаться хорошо пристрелянной противником, и нескольких выстрелов хватило бы, чтоб разметать санитарный обоз. С этой версией можно было бы полностью согласиться, если б не одно существенное обстоятельство: и в этом случае о произошедшем стало бы известно полковому и дивизионному начальству. Фамилии раненых, отправленных в медсанбат, были известны, поэтому определить имена погибших не представлялось сложным. И вновь — тишина.

Теперь хочу обратить внимание читателей на один документ. Это выписка из приказа по части № 032 от 25 июля 1944 г. о награждении военнослужащих медалью «За отвагу», где фигурирует имя красноармейца Калдыбекова Туйлубека. Бойца награждают не посмертно: через полмесяца после случившегося о его исчезновении даже не догадываются. И это указывает на необычность случившегося.

Не приходится сомневаться лишь в одном: каждый из раненых, кому предстояло отправиться в медсанбат, ничуть не сомневался, что после лечения все образуется и он будет жить.

Из письма Георгия Эфрона от 17 июня 1944 года:

«Я абсолютно уверен в том, что моя звезда меня вынесет невредимым из этой войны, и успех придет обязательно; я верю в свою судьбу, которая мне сулит в будущем очень много хорошего»18.



10


СЕКРЕТНО

ПРИКАЗ

Частям 154 стрелковой дивизии от 06 ноября 1944 г. № 0267

Действующая армия

Содержание: «Об учете и отчетности по персональным потерям и о порядке погребения погибших военнослужащих за Родину»:

«Проверкой… установлено, что приказы в частях грубо нарушаются… Учет персональных потерь в 510 сп и 473 сп в неудовлетворительном состоянии, книга погребения… имеется, но запись в нее производятся от случая к случаю. Запросы о поиске военнослужащих в штабах лежат без исполнения неделями.

Команды погребения бездействуют, разбазарены. По списку состоят: в 510 сп — 5 чел., а фактически — 2 человека; в 473 сп — 7 чел., а фактически — 3 человека; в 437 сп — 8 человек, а фактически — 4… Начальники погребальных команд приказы по погребению не знают… В 510 сп погребения погибших военнослужащих производятся где попало, но не на полковых кладбищах. В 437 сп 8 человек неизвестно куда делись.

Все это говорит о том, что не учли урок в районе дер. Яя, где было не захоронено более 30 человек 437 сп…

Командир 154 СД полковник /Москаленко/

Начальник штаба 154 СД полковник /Гордеев/»19.


С какой стороны ни посмотри, в этой истории не хватает чего-то важного. Я уже начинал заметно нервничать, когда наконец нашел то, что искал. Это был документ под грифом «Секретно», который мне был необходим, — боевое донесение № 00175 штаба 154-й стрелковой дивизии от 7 июля 1944 г., время — 17.00. В первом же пункте донесения: «…Активные действия ведет авиация противника, производя бомбежку тылов и боевых порядков».

Судя по оперативной сводке штаба дивизии, погода в тот день, в отличие от предыдущих и последующих дней, была хорошая: день был ясный и солнечный. Однако отсутствие в небе наших самолетов фатальным образом сказалось на конечном результате боестолкновения: господствуя в воздухе, пилоты люфтваффе безнаказанно утюжили позиции наступавших частей. Досталось и тыловым коммуникациям, которые немецким летчикам бомбить было намного безопаснее, — обозам с ранеными, палаткам с красными крестами, колоннам техники. Именно вражеские авианалеты в тот день стали причиной больших потерь среди личного состава дивизии.

Возможно, это и есть разгадка: санитарный обоз был разбомблен с воздуха. Но все-таки это маловероятно — не та цель. Немец не стал бы бомбить лошадь и телегу с ранеными. В крайнем случае — обстрелял бы ее из пулемета. Ну а бомбу сбросил бы при других обстоятельствах.

Приведу выдержку из наградного листа на командира 183-го медсанбата старшего лейтенанта медицинской службы Зотова:

«…располагая всего лишь шестью автомашинами ГАЗ-АА, ОМСБ-183 не только вовремя сосредоточивал в указанном месте хирургические силы, достаточные для обработки поступающих раненых, но… полностью обеспечивал вывоз раненых из ПМП. Используя обратный порожняк для вывоза раненых в госпиталя и порожний санитарный для подтягивания имущества, ОМСБ-183 не оставил на своем пути ни раненых, ни имущества…»

Обратный порожняк — это грузовой транспорт, возвращающийся с переднего края после доставки боеприпасов. Эти порожние автомобили медицинские работники переднего края и использовали для эвакуации раненых.

В июньском письме Георгий Эфрон писал: «Передовая — близко; идет артперестрелка… К вечеру на дорогах гудят американские грузовики, усиливается артперестрелка, и донимают комары. Воображаю, сколько будет здесь шума от артиллерии, когда начнутся решающие сражения!»

Вероятно, это и есть ответ. Летчик мог отбомбиться, если бы его целью оказалась не гужевая повозка, а грузовик. А если это был ленд-лизовский американский трехосный «студебеккер», то, вне всякого сомнения, — самая настоящая цель! Впрочем, любой грузовик на передовой — это для самолета цель.

Если кто-то из военных историков возразит, что грузовики в целях безопасности работали у переднего края только в сумерках или по ночам, возражать не стану: маскировались как могли, дабы избежать ударов вражеской артиллерии и авиации. Но дожидаться ночи можно не всегда, особенно при наступлении и большой интенсивности огня — снаряды кончаются быстро и они очень нужны. Днем ли, ночью — если надо, значит надо. На выручку полковой артиллерии и пехоте. А на обратном пути раненых пехотинцев можно подкинуть до медсанбата, а то и до госпиталя.

Точное попадание авиационной бомбы в грузовик полностью бы уничтожило сам транспорт и все живое в нем. (Не следует забывать и о детонации бензобака с горючим.) Скорее всего, именно так и случилось. Группа раненых, отправленных в 183-й медсанбат, была уничтожена прямым попаданием авиабомбы.


11


Но почему же группа раненых пропала без вести? Почему не был организован их поиск? Ведь случилось настоящее ЧП: пропал не один и не два человека, а целая группа.

Вероятно, командование части посчитало, что раненые благополучно добрались с порожним грузовиком в медсанбат. Полк вел бои, поэтому командирам было не до выбывших из строя бойцов, эвакуированных в тыл на лечение. Как минимум две недели (а может, и месяц) о них, судя по всему, вообще не вспоминали, а когда хватились, было уже поздно.

В период ожесточенных наступательных боев 1-й Прибалтийский фронт нес большие потери, и одной из серьезных проблем оказалась организация захоронений погибших — своих и чужих. В разгромном приказе о персональных потерях и порядке погребения погибших военнослужащих 437-й стрелковый полк прогремит как часть, в которой по неизвестной причине пропали без вести восемь человек.

Начиная с июля 1944 года и вплоть до глубокой осени в адрес дивизии летят приказы с требованием к командирам усилить контроль за работой, связанной с учетом военнослужащих, а также с погребением тел погибших. Из штаба дивизии аналогичные требования рассылаются в части.

Как видим, команды погребения явно не справлялись со своей работой. Поэтому ничего удивительного, что разбомбленный грузовик с ранеными — вернее, воронка от него с разбросанными вокруг фрагментами человеческих тел — особо никого не заинтересовал. Ни у кого не было времени разбираться в случившемся: части дивизии шли на прорыв. У командования полка не было ни сил, ни возможностей заниматься розыском пропавших.

Последнее обстоятельство, к слову, указывает на еще один момент: трагедия произошла не в районе Друйки, Коковщины или Струневщины, где в тот момент располагались подразделения 437-го стрелкового полка. Грузовик с ранеными, вероятно, был разбомблен вдалеке от своих, на пути к медсанбату; в противном случае чрезвычайное происшествие, случившееся у всех на глазах, не осталось бы незамеченным.

К тому времени, когда в дивизию ушло донесение о пропавших без вести солдатах, подполковник Марьин во главе своего полка был уже далеко — гнал гитлеровцев по территории Прибалтики. Впереди было десять месяцев войны.


1 ЦАМО (Центральный архив Министерства обороны РФ). Ф. 7077. Оп. 140078. Д. 7. Л. 60.

2 Эфрон Георгий. Письма. Калининград, Московская область, «Луч-1», 1995, стр. 180.

3 Там же, стр. 182.

4 Там же, стр. 190.

5 Эфрон Георгий. Письма. Калининград, Московская область, «Луч-1», 1995, стр. 191.

6 Там же, стр. 193.

7 ЦАМО. Ф. 7077. Оп. 140078. Д. 7. Л. 95.

8 Эфрон Георгий. Письма, стр. 195.

9 Грибанов С. В. Крест Цветаевых. М., Издательство Московской организации Союза писателей России, 2007, стр. 469.

10 ЦАМО. Ф. 995. Оп. 1. Д. 41. Документ 175.

11 Там же. Д. 44. Документ 156.

12 ЦАМО. Ф. 7077. Оп. 140078с. Д. 14. Л. 125.

13 ЦАМО. Ф. 33. Оп. 687572. Ед. хр. 1127. № записи: 40250431.

14 ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690155. Ед. хр. 6180. № записи: 35773363.

15 ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690155. Ед. хр. 4260. № записи: 34116028.

16 ЦАМО. Ф. 7077. Оп. 140078с. Д. 14. Л. 39.

17 ЦАМО. Ф. 33. Оп. 690155. Ед. хр. 4260. № записи: 34116028.

18 Эфрон Георгий. Письма, стр. 223.

19 ЦАМО. Ф. 183 мсб. Оп. 25576. Д. 7. Л. 257 — 258.







Вход в личный кабинет

Забыли пароль? | Регистрация