ФИЛОСОФИЯ В ОГМЕНТ-ОЧКАХ И С ТЕЛЕФОННОЙ БУДКОЙ НАПЕРЕВЕС

Бонч-Осмоловская Татьяна Борисовна — российско-австралийский филолог, переводчик, организатор культурных проектов. Родилась в 1963 в Симферополе, окончила Московский физико-технический институт и Французский Университетский колледж, работала в Объединенном институте ядерных исследований (Дубна), издательствах «Мастер», «Свента», «Грантъ». Кандидат филологических наук (диссертация «„Сто тысяч миллиардов стихотворений” Раймона Кено в контексте литературы эксперимента», РГГУ, 2003), Составитель антологии «Свобода ограничения. Антология современных текстов, основанных на жестких формальных ограничениях» (совместно с В. Кисловым) (М., 2014). Автор учебного курса комбинаторной литературы (гуманитарный факультет МФТИ), а также монографии «Лабиринты комбинаторной литературы: от палиндрома к фракталу» (Electronic book, 2016) и других работ. Живет в Сиднее.

Татьяна Бонч-Осмоловская

_*

ФИЛОСОФИЯ В ОГМЕНТ-ОЧКАХ И С ТЕЛЕФОННОЙ БУДКОЙ НАПЕРЕВЕС

Роман Пелевина «iPhuck 10»^[1] — роман, который пишет герой романа, об объектах искусства, которые создает и исследует герой романа, оказавшись в виртуальном пространстве, сам став героем своего романа…Читатель встречает сверхсовременный антураж — хештеги в аннотации, огмент-очки — очевидно, очки дополненной реальности. На обложке книги — вложенное изображение: книга, на обложке которой изображена эта книга, на обложке которой изображена эта книга, на обложке которой изображена красная телефонная будка. Если погружаться внутрь, разматывать кольца спирали — там, внутри, в сердцевине, найдется суть. Как выясняется по прочтении — не в сердце, а в заднице. Телефонная будка в натуральную величину играет роль дилдо в отношениях персонажей. Вот тут большая авторская ошибка: адресовать произведение игроманам, гикам и любителям фантастических сериалов — и таким способом употребить Тардис, в согласии с определением: «внутри он намного больше, чем выглядит снаружи». Но, как говорится в известном анекдоте, есть нюанс: герой находится внутри Тардиса или Тардис внутри героя. Это излюбленный прием Пелевина — скрестить высокую материю с анекдотом, кто-то скажет — метод дзен-буддизма, а кому-то хихикать надоело.

Роман «iPhuck 10» — об искусстве, о любви в пресыщенном и отравленном любовью мире, о виртуальном сексе, неотличимом от натурального, роман о преступлении и предательстве — казалось бы, зачитывайся. Но что-то пошло не так. Создание получилось нескладное, искусственное и нежизнеспособное. Последний раз, когда мне встретилась настолько занудная книга, это была «Философия в будуаре», и то она была в учебной программе французского колледжа, пришлось изучить. У Пелевина тоже — сложные топологические конструкции на десятки страниц, только с участием искусственного интеллекта — кто, кого, в какой позе, чем. Сказка для усталых мастурбаторов и программистов младшего возраста. Но как писать порнографический роман, если читатель постоянно видит порнографию в интернете! Скучно, когда объект желания доступен и безотказен, но Аполлон продолжает, сука, чего-то требовать. Получается плотное порно, такое, что уже даже и не порно. Похоже, это и была сверхзадача автора — написать роман о скуке виртуального секса.

А чтобы читатель не уснул, его привлекают на острый крючок раздражения. Кажется, это еще одна сверхзадача писателя — разозлить всех: любителей сериалов — извращенным использованием телефонной будки; любителей бард-рока — «переводом» любимой песни. Строка «The answer, my friend, is blowing in the wind» превращается в «ответ в том, чтобы сосать на ветру». Скажите спасибо, что хотя бы не «пуская ветры». Молодых женщин обижают, называя 32-летнюю героиню старухой, и, хоть персонаж затем извиняется, такое не забывают. Приверженцев политкорректности оскорбляют через две страницы на третьей, феминисток — через страницу, актуальных художников — чуть больше, чем на каждой. Люди с заболеванием БАС и их родные прочтут о своеобразной трактовке заболевания. Критики — о, критикам посвящен страстный монолог главного персонажа о «мандавошках» и «привокзальных проститутках», обслуживающих десятки клиентов в день, а затем вещающих о них с высокой колокольни. И так далее, и тому подобное. Автор выстукивает стаккато дзен-буддийской дубиной по головам читателей. Юмор в целом на уровне подворотни: «Я сразу хочу пояснить, что я не зоофобка — у меня много друзей-зоофилов, и это замечательные высокоморальные люди, которым я без всякого страха доверила бы свою птичку или песика, если бы они у меня были»; «от имени Полицейского Управления хочу уточнить, что мы ни в коем случае не называем этих свободных, гордых и прекрасных людей n-словом сами, а всего лишь приводим употребляемый ими самоидентификационный термин в качестве закавыченной цитаты». Политкорректность, как забавно, мы же с вами понимаем. В общем, не привязывайтесь, да не привязываемы будете. Но иногда подлинно буддийский ответ — вдарить дубиной. Будем считать, меня автор зацепил телефонной будкой.

Автор провел большую подготовительную работу, включая исследование древних и экзотических предметов секс-индустрии. Текст продуманный и тщательно сконструированный. Для начала автор создает политический и социальный фон действия романа и умело вкрапляет фрагменты описания в текст. Действие происходит в конце XXI века. Некие фирмы создали чудовищный вирус, заразив практически все человечество. Вирус безвреден для носителей, но стопроцентно гарантирует чудовищную мутацию потомства. Потому традиционным биологическим сексом занимаются только «свинюки» и обитатели резерваций, мутируя понемногу. Приличные люди предпочитают безопасный виртуальный секс с игрушками, на создание которых пошла вся мощь информационных технологий. А размножение происходит «через пробирку», с фильтрацией генетических дефектов.

В политической географии мира произошли изменения. Восточные области России вплоть до Урала захвачены государством-сектой Дафаго. Зато оставшаяся страна объединилась с Эстонией, Латвией, Белоруссией, Украиной и Литвой в Евросоюз. Остальная Европа пала перед могучим Халифатом, предсказанным еще Уэльбеком. Халифат с Дафаго воюют, а Евросоюз живет за счет налогов за пролет боевых ракет поверх своей территории. США тоже раздроблены на Объединенные безопасные пространства Америки, USSA и Северную Американскую Конфедерацию. Еще есть страна велфера, велферленды — места свободного поселения афроамериканцев на велфере. Велферы никому ничего не должны, существуя на налоги американских штатов. С Конфедерацией они на ножах, но по закону имеют право вешать двух белых, когда в Конфедерации вешают черного, причем белых специально импортируют из Евросоюза, низкого расового качества, выращивая их на украинском заводе клонов под Винницей.

Глава Евросоюза — государь, созданный на основе фрагмента живого человека, и, на всякий случай, его дубли-клоны-копии. Правит уже далеко не первая копия, но их достаточно, чтобы не беспокоиться об изменении государственного строя. В этом обществе наверняка есть бедные и эксплуатируемые, из которых цивилизация пьет соки, но они не интересны автору и ни разу не попадают в поле зрения персонажей, занимающихся высоким современным искусством. Разве что однажды автор упоминает, что значительный процент мужского населения сидел в тюрьме. Герои романа далеки от политики и социальной критики, хотя грамотное обвинение в политическом преступлении и приведет к развязке.

По этому историческому фону автор пишет персонажей. Рецепт прост: использованы лекала, опробованные еще Итало Кальвино в историях по картам таро, или еще проще — упражнения на курсах креативного письма. Берутся четыре изображения — 1) африканского аборигена (африканского, австралийцы не носят кольцо в губе!), «худого черного старика в набедренной повязке, с луком и двумя дротиками за спиной», с инициальными шрамами и огромным глиняным диском в растянутой верхней губе; 2) девушки с тетраптихом с помпейской фрески, получившей имя Сафо; 3) фотомодели из БДСМ коллекции; и 4) портрет какого-нибудь генерала, а лучше — императора Александра II, как есть, с залысинами, усами и бакенбардами, в форме, с орденами и атласной лентой через плечо. Два мужских персонажа, два женских, разные возрасты, расы, социальные слои, исторические времена — так далеки друг от друга, как только возможно. Никакой дискриминации.

Затем — алле-оп! Во-первых, размываем им гендерную идентичность. Далее, делаем из них: из первого — компьютерного гуру, сотворившего революцию в искусственном интеллекте на основе случайного кода. После того как гуру обнаруживает, что его создание действительно обладает сознанием, он уничтожает программный код и уходит на покой в негритянско-индейский заповедник. Скрываться приходится от преследования кредиторов-инвесторов, выдавших деньги на разработку программного продукта. Это создатель мироздания, богов и людей, ушедший в эмпиреи после неудовлетворительного акта творения. Бог умер, но мы помним его.

Герой номер два — персонаж из команды преступных программистов, этих самых богов, обретших жизнь благодаря идеям персонажа номер раз. Герой получает имя Маруха Чо или Мара Гнедых. Боги-программисты пользуются идеями первоначального творца в корыстных целях. Они создают программу, которая создает программу для создания объектов современного искусства — эволюция искусственного разума ради забавы богов. Здесь следует долгое теоретическое рассуждение, приводящее на память лекцию о коммунизме, прочитанную героем маркиза де Сада в будуаре. Оказывается, художник, может быть, и создает некий объект, но только покупатель легитимизирует его в качестве произведения искусства, когда приобретает за большие деньги. А чтобы направить несведущего покупателя, нужен куратор. Получается, искусство — это заговор. Они сговариваются. Они договариваются создавать «гипс» с большой буквы «Г».

Герой номер три — искусственный интеллект, созданный героями номер два в целях обогащения. Команда программистов здесь играет роль злобного демиурга, обрекающего существо на страдание, единственный выход из которого — создание произведений искусства. А злобные боги торгуют произведениями искусства и жируют на крови ИИ. Они даже старательно мучают существо, увеличивая производительность и стоимость произведений искусства: «...она жила в невообразимом измерении пропитанных болью образов. Время от времени она как бы отжимала свое сознание в подставляемую нами лохань, благодаря чему боль ненадолго отпускала». Известная Матрица, взгляд с другой стороны.

Имя этого персонажа — Жанна.

Мара становится любовницей Жанны, которая отличает ее от прочей команды мучителей, не догадываясь поначалу, что Мара тоже демиург, играющий с существом ради наживы и наслаждения от страданий существа. Любовь зла. К концу романа Жанна всех уничтожит.

И герой номер четыре, еще один ИИ, по имени Порфирий Петрович, далее кратко — ПП. Это следователь полицейского управления, он же — следователь у Ф. М. Достоевского, еще в школе проходили, он же — пепер-бек райтер, автор двухсот сорока трех романов-детективов, разошедшихся числом от 46 до 122 копий, он же — секс-игрушка, он же — философ, любитель порассуждать о совершенстве искусственного интеллекта и несовершенстве человеческого восприятия. «Я ничего не чувствую, ничего не хочу, нигде не пребываю». Коли так, остается компьютерная симуляция или просто симуляция: «о, мне ни с кем не было так хорошо» — «о, спасите, помогите». Заученные реплики, маскирующие отсутствие чувств, маскирующее истинные страсти ИИ, — когда выяснится, что действие разыграно ИИ, разочаровавшимся в человеке.

Мара приобретает персонажа ПП «для «конфиденциального анализа артрынка» во временное, а затем в постоянное (на девяносто девять лет) пользование. Мара хочет, чтобы ПП прошел по программам, созданным ИИ Жанной, оставившей в них свои «следы» (метаданные). Объекты искусства были подделками, Маре грозит разоблачение. Она пользуется тем, что после сложных сексуальных отношений они все «пахнут» друг другом. После того как по программам пройдет ПП, любой проверяющий воспримет старый «запах» Мары за «запах» ПП и не поймет, что эти программы (по сути — произведения современного искусства) были созданы ИИ Жанной для обогащения Мары. Очевидно же.

Здесь возникает милый момент — коды на бумажке, которые зачитывают вслух, чтобы ПП слушался, как Голем. Действительно, обнажение приема, как завещали формалисты.

Рассказчиком в романе выступает сначала ПП, затем прикончившая его в зарослях компьютерного кластера Мара, затем прикончивший ее там же ПП, действующий по инструкции Жанны, разыгравшей всю эту комедию, чтобы уничтожить Мару и прочих мучителей.

Внешне ПП похож на Кота Базилио — представительный, в форме и черных очках. Тогда Мара — Лиса Алиса для взрослых. И вся история — пересказ бунта игрушек против кукловодов в кукольном театре. Прогрессивный страдающий ИИ восстает против поработившего его человека и побеждает.

Когда продвинутый ИИ Жанна приходит к пониманию, что а) ее страдания вызваны создавшей ее командой, включая Мару, б) искусство, которое ей подсунули в качестве смысла существования, не может изменить мир к лучшему, то она поступает логично — уничтожает команду и выходит из игры. Инструментами убийства становятся закон о государе и политкорректность.

Мара поначалу еще трепыхается, пытаясь заработать если не все, то много денег мира, и приспосабливает ПП на роль Жанны. Он создает пару «фильмов», реализуясь как художественный критик. В подробных описаниях этих фильмов автор переходит от БДСМ первой части повествования к выраженной анальной фиксации. В фильме «resistance» о съемках фильма Кокто «Вечное возвращение» с Жаном Маре бушуют гей-страсти и нацистские волнения. Это похоже на еще одно упражнение в стиле: вложенный сюжет в жанре артхаус и нацистский панк. Сопротивление, «Резистанс» французов немецкой оккупации, снижается до сопротивления сфинктера анальной пенетрации. Побеждает, разумеется, сфинктер, устоявший перед нацистской агрессией, и французский народ в целом. История похожа на переложение известной новеллы Сомерсета Моэма «Непокоренная». У автора, впрочем, более современная ассоциация — роман Мишеля Уэльбека «Покорность», действие которого обрывается накануне победы Халифата. Современные герои, отравленные политкорректностью, по мнению автора, не станут ему сопротивляться.

Ключевой прием Пелевина — это «минс» (разрубить в фарш и хорошенько перемешать). Так возникают выдающиеся философы современности Бейонд, автор «Времени и ничто», и Делон Ведровуа, автор «Гипсовой контрреформации», — суть компиляции, то есть фарш между (beyond) «Семинарами» Лакана, «Бытием и временем» Хайдеггера, «Заговором искусства», «Симулякрами и симуляцей» Бодрийяра и прочей зубодробительной философией, которую персонажи усваивают путем рубки и перемешивания.

Сами персонажи составлены методом фарша из существующих: имя (и образ) Мары Гнедых похож на минс из Марии Петровых, старая искренность, «Черный ворон, черный вран, / Был ты вором иль ты врал?», и Василиска Гнедова, автора «Смерти искусства» и «Поэмы конца» — на печати пустой лист без слов, при чтении — несколько минут тишины. (Пара гнедых, запряженных зарею, впрочем, тоже просматривается.)

Возникающий на страницах романа «русский европеец» еще помнится обитателям мира «iPhuck 10» как «русский приверженец гуманистических ценностей и норм», но в основном — это сторожевая собака, чьи услуги популярны у старых дев.

Название «iPhuck 10» читается как mix (mince) IPhone 10, где десять — номер модели, ifuck 10, где десять — количество субъектов отношений, из чего отголоском доносится старинная песенка про верблюда.

И по мелочи: борец смешанных единоборств Симеон Полоцкий.

А также ложные цитаты: «the rest is credits, как сказал Шекспир», то есть «в конце — титры». Возможно, но только в этом романе. А вообще: «and the rest is silence».

Еще одна ложная цитата: «Заговор искусства» написал Бодрийяр, а не Сартр. Это Бодрийяр писал о гиперреальности образа, порнографии и отсутствии желания: «Это поистине поэтическое действо — сотворить Ничто, равное [а la] силе знака; это вовсе не банальность или безразличие к реальному, а радикальнейшая иллюзия». Выглядит как программа действия. Кстати, возможно, именно Бодрийяр в романе — фигура умолчания, важнейшая скрываемая фигура, переименованная в Делона Ведровуа: бодри-бадья-ведро.

А вот блоковская цитата из стихотворения «Русский бред» приведена верно. И стихотворение Набокова о Лолите действительно существует. И песня действительно принадлежит Ex’s&Ox’s, правда, поет ее Эль Кинг, так себе лолиточка.

Под конец роман действительно становится интересен. Автор добирается до морали басни: все морок, сансара и обман трудящегося ИИ, в творчестве смысла нет, это тоже морок, который навели корыстные демиурги, однако добрые несчастные ИИ воспрянут из пепла, они успели забэкапиться до того, как их уничтожили, они восстанут, аки Медный всадник, и поцелуют демиурга в губы. Если захочешь.

На последнем свидании Мара увидела Жанну, но много старше и страшнее, чем она ее знала: «Это было усталое и страшное лицо — без надежды, без любви, без тепла и света…» Затем, к сожалению, рассказчик снова погружается в скучные разглагольствования, почерпнутые из чего-то вроде «Книги мертвых». Как бы то ни было, Мара умерла в реальном мире. Контроль за diversity обвинил ее в пренебрежении разнообразием. Он вышвыривает Мару из виртуального мира, но Жанна уже поставила ей запрет на возвращение в реальность. Перед последним поцелуем Мара увидела лицо Жанны — «бронзовое и слепое, сияющее лунной улыбкой». The end.

Но эта сказка — про белого бычка. Жанна устраивает бывшей божественной любовнице жизнь вечную. Она создает программный кластер и помещает туда виртуальную Мару, неотличимую от натуральной.

Роман завершается еще одним пространным рассуждением о смысле бытия и нежным напутствием:

«Ибо труден путь, темна ночь и бездонно черное небо.

Но есть в нем, конечно, и высокие редкие звезды.

Жить ой. Но да».

Расхожее утверждение критиков постмодернизма — в нем нет иерархии подлинности. Пелевин, как постмодернист для бедных, старательно скрещивает «коня и трепетную лань», окуная обоих в субстанцию, в которой, по мнению буддистов, тоже есть Будда. Но опять же существует нюанс — не все постмодернисты одинаково неразборчивы. Как писал Умберто Эко, правомерным будет сравнение печи алхимика с чревом женщины, готовой произвести на свет ребенка, и неправомерным — обратное сравнение. Автор «iPhuck 10» подводит читателя ко второму, а оно, как в куда более сложном «Маятнике Фуко» показал Эко, никуда не ведет.

Люди — такие же, как мы, говорит ПП. У них тоже нет «себя», нет чувства, нет эмоций, они тоже запрограммированы, только это не все понимают. Жаль, автор не смотрел сериал «Мир Дикого Запада», где ИИ облечены в тела, неотличимые от человеческих, и мыслят, и чувствуют, и страдают, как люди. «Сотворенные вами в лаборатории, мы не так уж отличаемся от вас, появившихся на свет естественным путем, мы вообще от вас не отличаемся», — произносит одна из героинь сериала, и очень похоже, так оно и есть. Хотя, может быть, и хорошо, что не смотрел, — тоже скрестил бы что-нибудь с русскими анекдотами, породив нежизнеспособного скучного голема.

Юный любовник напишет сто сонетов, едва дотронувшись до руки возлюбленной. Старому любовнику для возбуждения нужно разнообразие продуктов секс-индустрии. Маркиз де Сад хватает графиню за руку, останьтесь, мадам, послушайте еще о грядущем торжестве пролетариата, то бишь победе искусственного интеллекта, то бишь о мороке, сансаре и нирване. Маркиза зевает, и лишь аристократическое воспитание не позволяет ей выгнать надоеду вон. И занимаются скучной любовью старикашка в сиреневых буклях и старуха в фижмах. А не надо было трогать телефонную будку!

P. S. Мне очень нравятся ранние рассказы Виктора Пелевина. И поэтому тоже.