Жук Вадим Семенович родился в 1947 году в Ленинграде. Окончил театроведческий факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Поэт, актер, сценарист, драматург, режиссер, теле- и радиоведущий. Создатель и художественный руководитель театра «Четвертая стена». Стихи публиковались во многих журналах и альманахах, в том числе в «Знамени», «Октябре», «Арионе». Автор четырех поэтических книг.
Живет
в Москве. В «Новом мире» публикуется
впервые.
Вадим
Жук
*
СКВОЗЬ ЗАРОСЛИ ЧАПАРРЕЛЯ
* *
*
Представь себе — каков он русский Стикс.
Как стынет небо над водою чёрной,
Какая ивушка на берегу грустит,
И тянет дымом с пашни обречённой.
За поворотом выросло село,
Гребущий в днище упирает пятки
И синей изолентою весло
Замотано в районе рукоятки.
Покинут лес. Покинут пёс. Покинут дом.
Все спешные приметы человека.
Торопится гребец, покуда льдом
Не затянула непогода реку.
* *
*
Пояс с кольтом отстёгивая на ходу,
Холм для нас застелили мхом и согрели,
Палубной походкою я иду
Сквозь заросли чапарреля, дорогая, сквозь заросли чапарреля.
Воробьиное граффити на раскисающем льду
Или чухонский светлый расплыв акварели
В белом июне. Ты видишь, как я иду,
Сквозь заросли чапарреля, заросли чапарреля.
Ранних лисичек корзинка псом прижалась к ноге,
Скачут индейцы по милой и влажной Карелии.
Рыжий Майн Рид на полке, цент в пироге,
Капли брусники в зарослях чапарреля.
Там в небывалом, но бывшем когда-то году,
Десятилетний, начитанный, ростом не больше свирели,
К тебе, десятилетняя, я иду,
Сквозь ржавую проволоку, сквозь заросли чапарреля.
* *
*
«Аврора» грозная, теснящая Неву,
На набережной чёрные заводы.
Я был уверен в том, что доживу
До ноября семнадцатого года
Другого века. В нём мы победим
Весь старый мир могучей силой ратной,
Порядок новый в мире утвердим,
И будет всё доступно и бесплатно.
И нашей Революции сто лет!
Салют в вечернем небе распылённый!
И мне подарят чёрный пистолет
И белые бумажные пистоны!
Осталось десять месяцев. Не срок.
Я доберусь до этого столетья.
Но вряд ли я нажму на твой курок,
Прощай, прощай, мой чёрный пистолетик.
Здесь будущее залито свинцом
И тягостна свинцовая погода.
И бьёт свинчаткой ветер мне в лицо,
Две тысячи семнадцатого года.
28 декабря 2016
* *
*
Одна и та же белая звезда,
Над парком за окном и над могилой Блока,
Над женщиной чужой и светлоокой,
Над поездом до пункта «никуда»,
Над лапчатым Кремлём, над спящим Эрмитажем,
Одна и та же.
* *
*
Это Владимир Набоков с сачком,
Ловит крылатых лолиток сачком,
Хищен, изящен и тучен.
Чтоб хорошо красоту разглядеть
Надо её на булавку надеть
Можно тогда красоту разглядеть
Лучше.
* *
*
Просторный кабинет. Отдёрнуты гардины.
До края, лейтенант, армянского налей.
Я список лагерей прочёл до середины,
Вот он идёт как раз за списком кораблей.
Краслаг и Чердыньлаг, Особый Соловецкий,
Вятлаг и Дубровлаг, Свирьлаг, Сиблаг, Дальлаг.
Норильский, Озерлаг, Таёжный, женский, детский.
Сыпняк. Барак. Собак. Архипелаг Кулак.
Да выпей сам, сынок... Заешь хотя бы сушкой,
Посыпался народ ввиду особых мер.
Прими их, лейтенант, — Дефо, Сервантес, Пушкин
Записывай, сынок, — Катулл, Рублёв, Гомер….
Вагон
Когда мы наконец друг к другу притерпелись,
Все сорок человек и восемь лошадей..
Как славно было нам! Какие песни пелись!
Какой разгул свобод! Какой обмен идей!
И первые два дня, когда мы испражнялись,
От окружавших взгляд стыдливо отводя,
Мы чувствовали стыд и даже извинялись.
Но сумно стало нам и нашим лошадям.
Вагон стоял забыт. Незыблем. Не колеблем.
Среди огрызков рельс, среди обломков шпал.
Песок и креозот. Железных прутьев стебли.
Он толком сам на знал, как он сюда попал.
Вагон стоял забит аршинными гвоздями.
Дымился и смердел. Вокруг цвела весна.
Они были людьми, мы были лошадями.
Нас был двойной набор, но смерть была одна.
Тускнел нагрудный знак «Челябинск — Чебоксары»,
Уже не зная жить, мы снова стали петь.
И подлетал к нему оголодавший сарыч,
И пробовал запор отчаянный медведь.
Один из нас исторг на грязь настила семя,
Зубами в вороной другой вцепился бок...
Потом не стало нас. И я ушел со всеми.
И не могу сказать, кто автор этих строк.
* *
*
Видишь, мальчик бежит.
Сзади девочка с криком бежит: «Не бежи!»
На песке остаются пятипалые лёгкие лодки.
Не догнала. Устала. Он скрывается за гаражи.
Муравьи по тропинке идут такелажной походкой.
Он плюёт в муравья. Попадает. Тот гневно глядит,
Вытер лапы о грудь и берётся опять за поклажу.
Мальчик лёг за «Максим». Далеко впереди
Он заметил десант, по родному крадущийся пляжу.
«Тра-та-та» ! Он за сопкой — невидимый им,
«Тра-та-та!» ! Только эхо к волне покатилось!
Нужно каску воды! — перегрелся «Максим»!
Отойти невозможно! Тут она появилась.
Улыбается. Жалкие плечи. Глядит воробьём.
Через тёмную чёлку. Живую. Густую.
Он толкает её, потому что он любит её
И любить обречён до тех пор, пока мир существует.