ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ С ПАВЛОМ КРЮЧКОВЫМ
Полетаевские короли
— Звонил король. Он спрашивал, куда принести полцарства.
Финальная
реплика героя мультфильма «Савушкин,
который не верил в чудеса»
(«Киевнаучфильм»,
1983. Автор сценария и режиссер Е. Баринова.
По рассказу Вл. Бахнова)
Спи, и пусть тебе приснится,
Пусть приснится он —
Сон такой, какой ты хочешь.
Дождь поёт: «Динь-дон».
За окном забьётся птица —
Серая сова,
Что нам, глупым, налопочешь,
Умна голова?..
Татьяна Полетаева. «Колыбельная»
Мне ужасно не хочется начинать эти заметки с басурманского словца «презентация», поэтому я, пожалуй, начну с «представления».
Представление третьей — по времени выхода из печати — сказочной повести писательницы и автора песен Татьяны Полетаевой «Четыре короля» случилось 26 января сего года. Случилось оно на другой стороне улицы, точнее, бульвара, отделяющего место, где оно произошло, от редакции «Нового мира». И если бы я хоть чуть-чуть мог вообразить себя в тот день сказочным персонажем, то немедленно отделил бы от себя свою лучшую, детскую часть и отправил бы ее на церемонию. Но в тот день и в то же самое время наш журнал традиционно вручал свои годовые премии, и я должен был непременно оставаться в редакции.
Но — ура трудолюбивому «Литературному радио», со временем это представление мне удалось послушать: прислали аудиозапись события. Слушая, я отлично представил себе и автора, и выступающих гостей на представлении — среди которых были, между прочим, и некоторые прототипы «Четырех королей».
…Нет, так нельзя. Никакие они не прототипы. Даже поэт Сергей Гандлевский, чья реплика «Мне это тоже пришло в голову» (речь шла о возможном будущем издании всех полетаевских сказок под одной обложкой) долетела до моих ушей, — никакой не прототип.
Хотя без него и его товарищей по старинной поэтической группе «Московское время» — этих «Королей», может, и не было бы.
Потому что и он в этой сказке все равно присутствует. Вот только каким способом.
Как ни странно, подобие шифра или, точнее, объяснения этой задачи я отыскал — для себя — в еще более старинном, 1959 года, стихотворении поэта старшего поколения, у Беллы Ахмадулиной. Этими строчками заканчивалось то, что вошло в читательский обиход как песня: «…друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова».
Поскольку я лично знаю и взрослых, и детей, которые читали все три полетаевские книжки — и «Город городов» (2005), и «Волшебные зеркала» (2009), и «Четырех королей» (2015), — то с удовольствием напомню им, и будущим читателям этой как бы трилогии, что читать/перечитывать эти книжки можно в любом порядке, но начинать все-таки лучше с изданных недавно «Королей».
Потому что именно с них все и начиналось, в далекие 1970-е.
Тут я, видимо, двинусь на опережение и приведу пару цитат из пока еще неопубликованного интервью Татьяны Полетаевой — чудесному маленькому издательству «Октопус», которое видимо и невидимо стоит за «Королями», выпущенными под маркой дружественного «Октопусу» «Книгаря».
Впрочем, в социальных сетях текст интервью отыскивается.
«Я помню, какое событие предшествовало замыслу, потому что для меня важнее не кто делает, а что делается. Это произошло в 1977 году, когда я защитила диплом, и мы с моим будущим мужем, поэтом Александром Сопровским отправились на неделю в Литву, в Ниду. Там было море, сосны, песчаная коса, несколько рыбацких домиков — сказочное место! И — кафе-стекляшка с горячими пончиками. Вернувшись в Москву, я и написала первые главы „Четырех королей”.
Герои книги одновременно мои друзья и плод моего воображения. Я познакомилась с ними много лет назад, и они произвели на меня незабываемое впечатление. Своими спорами и бесконечной болтовней они вызывали во мне одновременно удивление, возмущение и восхищение. Со временем я полюбила их и описала один день их королевской жизни…»
На том самом представлении Татьяна Полетаева также вспомнила эту историю, как-то особенно подчеркнув, что она первый раз в своей жизни столкнулась с людьми, в отношении которых пережила столь несоединимые чувства. И в который произнесла одно заветное слово, характеризующее, помимо прочего, ту странную компанию мужчин, среди которых она — единственная женщина! — тогда оказалась. Благородство.
Перечитав сейчас эти три книжки, которые мне очень нравятся, а при перечитывании понравились еще больше, я наткнулся в «срединной», в «Зеркалах», на подобие «смещенного синопсиса» к родоначально-будущим «Королям», к той самой середине 1970-х годов.
И прежде, чем я приведу этот пассаж, сообщу, что и волшебная книжка о Москве (то есть «Город городов») и пропитерские «Зеркала» — героиня которых по имени Таника воспитывает-нянчит двух маленьких девочек-сестер Ксю и Кса — ретроспективно-незаметно обнимают и те имперско-советские времена, когда поэт Татьяна Полетаева работала экскурсоводом. Но все события, между тем, происходят исключительно в новом веке.
Оговорюсь, что имя Таника сложено из имени-отчества автора, воспитанницам которой словосочетание «Татьяна Николаевна» выговаривать было бы сложно. Словом, Таника.
Персонаж Манюня, появляющийся здесь, — это тоже поэт, причем детский.
Наверное, тут я мог бы сразу передать привет питерскому поэту Виталию Дмитриеву, выпустившему в раннеперестроечные времена вместе с Александром Сопровским детскую «Звериную азбуку», но — не буду. А то, не дай Бог, придется сообщать, что у этой азбуки был еще неподзензурный, точнее, хулиганский вариант…
Ну а девочка Катяма (читай «Катя мамина») — героиня «переходящая». А в «Королях» — едва ли не главная, ведь именно ей, Катяме, наши короли, такие разные и противоречиво-бестолковые, а вместе — такие надежные и цельные, трогательно и безнадежно предлагают руку и сердце.
На представлении сама Катяма, то есть Екатерина Полетаева, конечно же, присутствовала. Она тоже рассказала собравшимся — как и о тех временах, когда еще ее не было, так и о нынешних, когда она уже была.
И спела мамину «Колыбельную», начало которой у нас в эпиграфе и которую в «Королях» поет их юная героиня.
Итак, откроем «Волшебные зеркала», где няня Таника, поэт Манюня с женой Еленой и таникина дочь Катяма, уложив уставших от волшебных перемещений во времени девочек Ксю и Кса, — предаются воспоминаниям.
«…Манюня отнес их в свою комнату и уложил в постель. Ушла посмотреть на спящих детей и Елена. А Манюня, вернувшись на кухню, стал вспоминать с Таникой старые добрые времена, когда они были молоды, веселы и беспечны и мир был таким многообещающим, загадочным и необыкновенным. Они вспомнили год, когда познакомились, и кафе, где пекли необыкновенные пончики. Они тогда целыми днями пропадали на берегу моря. Таника собирала на песчаной отмели красивые камешки, которые море выбрасывало на берег. А Манюня нырял и приносил с морского берега перламутровые раковины и кусочки кораллов. Катяма вспомнила полупрозрачные и матовые гладкие камешки — бледно-розовые, зеленые, желтые. И звучащие раковины: если приложить их к уху, услышишь, как шумит морской прибой.
— А помните, как мы катались в лодке и она перевернулась? А потом нас застала гроза, — говорила она.
— И ты все время просила нас сочинять для тебя стихи и сказки, — продолжала Таника.
— Особенно мне нравилась сказка про четырех карточных королей.
— А еще ты любила рисовать. На бумаге, на асфальте и даже на песке, — говорил Манюня. — Я до сих пор храню твой рисунок — мой портрет с виноградной лозой.
— Сейчас у нее другое увлечение: она у нас рок-звезда.
— Бедный ребенок! Ты бы еще превратила ее в морскую звезду.
Катяма рассмеялась и сказала, что идея ей нравится.
— Как же, превратишь ее. Она уши наушниками заткнет, кроме своей музыки ничего не слышит... Кстати, можно от тебя позвонить бабушке Ксю и Кса? А то она вернулась из магазина и будет беспокоиться.
— Откуда ты знаешь, что бабушка будет беспокоиться и откуда она вернулась? — подозрительно спросил Манюня. — Только, пожалуйста, не надо читать мои мысли — это моя собственность.
— У меня и своих глупостей полна голова, — ответила Таника, набирая телефонный номер…»
Да, тогда эти короли были карточными. Они перестают быть карточными, когда пятилетняя — в конце 1980-х — Катяма начинает иллюстрировать эту продолжающую рождаться старо-новую сказку — своими рисунками, с интересом вглядываясь в необыкновенных маминых друзей-поэтов, то появляющихся, то растворяющихся в «Четырех королях» и поныне.
Есть что-то загадочное и важное в том, что сказка писалась на протяжении почти сорока лет. Что, несмотря на появляющиеся в ней реалии нынешнего времени — какие-нибудь планшеты и мобильники, и она и они, эти монархи, — как замечательно сказала на представлении «Королей» поэт Татьяна Шиханова — напоминают… модель мира. Что придуманная в сказке «черная дыра», в которую можно попасть и из которой можно выйти, аукается с мыслями известного астрофизика Стивена Хокинга (о котором автор, разумеется, ничего не знала), а описанная Полетаевой Невидимая Звезда открылась недавно в нашей Солнечной системе усилиями американца русского происхождения Константина Батыгина. И что этот ученый появился на свет примерно в те же годы, когда компания поэтов в литовской Ниде поедала свои пончики… Наконец, что дочь Сопровского Катя действительно стала музыкантом и сама стала писать стихи.
Но главное все-таки в другом. В растворенном внутри захватывающей истории про один день четырех королей — том самом веществе благородства, хотя это заветное слово здесь ни разу не произносится. Все они: и тот из королей, что накапливает в себе добро во время сна; и тот, что все время предупредительно боязлив, и третий, и четвертый — неистребимо чисты и благородны, какими бы смешными, а подчас и детски-нелепыми они ни казались. Каждый из них — немножко дитя, и каждый — поэт. Но они об этом не знают. Зато об этом знает та, что создала их, выстроив с помощью причудливого, приключенческого сюжета — волшебный памятник верности и дружескому братству.
И пусть он кому-то
покажется чуть-чуть старомодным. Мне —
совсем не кажется.