ЛЮБОВЬ С ПРИКРАСАМИ И БЕЗ

ЛЮБОВЬ С ПРИКРАСАМИ И БЕЗ

Василий Авченко. Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях. М., «АСТ; Редакция Елены Шубиной», 2015, 352 стр.

Центр мира может быть где угодно.

Р. Брэдбери, «Смерть — дело одинокое»

Литературное освоение России происходит постепенно. Дороги, пусть и ухабистые, по основным направлениям проложены, но смысловое приращение движется неспешно.

Дальний Восток пришел в русскую литературу сначала через травелоги и путевые заметки, с Гончаровым, Чеховым и Пришвиным, а самым известным приморским автором долгое время считался Василий Арсеньев. «В дебрях Уссурийского края»^[1] расходилась тиражом в сотни тысяч, проводника и друга главного героя, гольда Дерсу, знали все советские читатели, его имя — пароль для этнографов и краеведов. В прошлом году Алексей Коровашко издал важное исследование — «По следам Дерсу Узала»^[2], в котором детально анализирует образ проводника, знакомя нас попутно с уссурийской тайгой. Наиболее подробно поэтическое и прозаическое бытование Приморья описал литературный и художественный критик Александр Лобычев^[3]. Культуртрегерское и героическое в своих книжных подвигах издательство «Рубеж» выпустило мастерки сделанный сборник его статей и эссе, в жестком живописном футляре и с постраничными комментариями.

Сегодня самый известный прозаик Владивостока — Василий Авченко.

Журналист «Новой газеты», сын геологов и абсолютный приморец, в 2009 году он выпустил «Правый руль»^[4], формально — исследование об использовании праворульных машин в Дальневосточном регионе. Но через историю «японок» автор добрался до лирики и политики, прошелся по истории и экологии, заинтриговал читателя этнографией и на всю страну признался в любви к родному краю. А еще показал себя по-настоящему талантливым писателем. Эту странную внежанровую прозу интересно читать даже тем, кто ничего не знает про свечи, клиренс и тормозные колодки.

Критики и читатели книгу оценили, она вошла в лонг-лист «Большой книги», а также в короткие списки премий «Национальный бестселлер» и «НОС».

После «Правого руля» были словарно-павичевский «Глобус Владивостока» и созданный вместе с самым известным патриотом региона — музыкантом Ильей Лагутенко — «Владивосток-3000». (Кстати, увлекательная расшифровка метафорики и реалий хита «Владивосток-2000» дана еще в «Правом руле».)

Тектонические процессы шли, и задолго до выхода новой книги появилась информация о том, что топовый писатель Приморья переходит в редакцию гранд-дамы современной русской прозы — к Елены Даниловне Шубиной, что часто предвещает славу, а главное — отличное книгораспространение.

В декабре 2015 года вышел «Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях». Еще в рукописи книга попала в шорт-лист «Национального бестселлера», а сейчас и в лонг-лист «Большой книги». И до, и после выхода в бумажном виде она заслужила множество положительных отзывов^[5], на презентациях во Владивостоке за вечер расходилось по 300 экземпляров, по данным на март 2016 года, у «Кристалла» была первая допечатка.

Самая яркая черта художественной прозы Авченко — фундированная глубоким знанием любовь.

Его тексты обладают удивительным даром транслировать очарованность тихоокеанской территорией, которую воспринимаешь на любом расстоянии и вне зависимости от собственной информационной подкованности. «Правый руль» читать интересно даже в том случае, если ты не отличаешь газ от тормоза, «Рассказы о воде и камнях» можно взахлеб поглощать без любви к морю и до визита к Тихому океану.

В этом — особая внежанровость книги. Non-fiction текст о крае обращается в лирическое полотно, которое неверно было бы называть публицистикой. У рукописи был подзаголовок «Лирические лекции о воде и камнях», но перед печатью название скорректировали, заменив «лирические лекции» на «рассказы». Во-первых, очевиднее для читателя. Во-вторых, вернее: не лекционные это тексты, скорее уж мастер-класс — «как любить родной край искренне, рассказывать о нем дельно и красиво и видеть связи между разнородными явлениями».

Композиционно книга поделена на два блока: о воде и о камнях.

В первой, конечно, тонны рыбы и прочей морской живности. Камбала, корюшка и змееголов, экзотическая японская собачка и вовсе незнаемый элегантный керчак. И тут Авченко творит словесно-мыслительное чудо, потому что обнаруживаешь, что текст про трепангов, добычу сельди и ловлю крабов — page-turner. Как вода облегает мир и объединяет планету, так и авторский текст о воде сливает море и небо, мечту и промысел, историю и современность, экономику, экологию, этику и эстетику. Ты вроде бы читаешь про морских ежей и крабов, а узнаешь о пищевых привычках китайцев и голоде 90-х, путешествуешь по Корее и Японии, сам обдираешь пальцы о камни, добывая мидий. Что не прерывает бесконечного акта называния. Именуя, мы даем объектам информационную жизнь и получаем возможность поделиться знанием о них. Авченко творит для нас Дальний Восток, поражая именным и описательным разнообразием.

Стремясь словесно объять территорию, Авченко формулирует важные характеристики края. В его ментальной географии ближним зарубежьем оказываются Япония, Китай и Корея, духовно близким — сибиряк, а столичный житель — уже дальним родственником. Автор анализирует температуру воды и воздуха, течения и ветра, пласты пород и водные толщи, особенности еды и питья, обстоятельно и заразительно возрождая географический детерминизм. Если Алексей Иванов всем своим проуральским творчеством обрисовывает идею «горнозаводской цивилизации», то Авченко явно кристаллизует приморскость и даже строит линию развития — от приречных русских к полуморским и оморячившимся новым. Сепаратных мотивов в тексте мало, нужно не столько отделиться, сколько презентовать себя, сформулировать «самость». И немного похвалиться, конечно. Автор нарочно дразнит и вызывает на полемичность: «Северные воды — самые жизнетворные, северные рыбы — самые правильные и полезные, северные люди — самые лучшие»^[6].

Вторая часть книги, «послерыбная», — про камни, и тут оптика меняется. Авченко, упоминая Дальнегорск, геологов Приморья, Колыму и рудокопов Сихотэ-Алиня, все же смотрит шире и фиксируется уже не столько на территориальных особенностях, сколько на философско-геологических и этико-эстетических обобщениях. Рассказывая нам про алмаз, размышляет о феноменах подлинности и драгоценности, живописуя янтарь, доказывает ущербность разделения природы на живую и неживую, говоря о минералах в целом, представляет землю как «кристалл в прозрачной оправе, вращающийся вокруг горящего газового шара». Выходит к космизму: «Нет серьезного различия между Лунной сонатой и кристаллом кварца, камбалой и микросхемой, тюленем-ларгой и микроавтобусом Nissan Largo, тушами кита и парохода».

Любопытно, что в каменном разрезе Авченко можно соотносить не только с очевидными и многажды упоминаемыми им Бажовым или Куваевым, но и с романом «2017» Ольги Славниковой: описанное в «Кристалле…» смертельное пресыщение красотой рифмуется со смертью героев у корундового шурфа в «2017», да и вообще вся история каменной любви отсылает не только к «Малахитовой шкатулке», но и к тесно связанной с ней антиутопии.

Кажущаяся нечеткость структуры — от «своей» географии к глубокому, поэтичному, парадоксально увлекательному, но все же чуть ли не поточному описанию минералов — обращается кристаллической решеткой. От конкретной и точечной истории края лучи идут в прошлое и будущее, соединяя не только Владивосток с Москвой, но Землю — с Солнцем, а времена формирования нефти — с туманным грядущим.

Авченко — идеальный медиатор, связующее звено между Дальним Востоком и другими регионами России, а еще между прошлым и будущим. Множество эстетических, литературных предпочтений автора — из привычного и потому кажущегося традиционным прошлого. Это тоже важно — о чем бы ни шел разговор, писатели присутствуют: Моуэт и Шаламов, Чехов и Гайдар, Аксаков, В. Ремизов, Лондон, Жюль Верн, Обручев, Пушкин и Лермонтов. При этом в формальном плане Авченко новаторски экспериментирует, выбирая неожиданный угол и предлагая нам постмодернистки скроенные тексты, будь то словарь владивостокских названий, история Приморья в 90-е или описание Тихоокеанской территории через воду и камни.

Для того чтобы писать о родном крае и провоцировать не зевоту и розовые сопли, но живой и непредвзятый читательский интерес, нужно постараться. У нас мало таких авторов. Многолюдно популярен и всеми читаем только певец Урала Алексей Иванов. Сходит с горизонта знающий провинцию Михаил Бару, лишь иногда возникает из таежной дали счастливый Сибирью Михаил Тарковский, фанатам известен очарованный Русским Севером поляк Мариуш Вильк, редко издается тавричанка Лора Белоиван, остальные территории вовсе уходят из поля зрения. Остается ждать обещанного «Тобола» Иванова и надеяться на долгое дыхание Авченко, может быть, он скоро и про тайгу напишет.

Берет Авченко не только новаторской формой, но и стилем, конечно. И если устная речь (судя по виденным/слышанным интервью) спокойна и не очаровывает изяществом оборотов и харизматичным сиянием, то на письме автор преображается. Подкупает невымученная афористичность: «Язык — альтернативный мировой океан». Ладно сплетаются флора, фауна, эстетика и язык: «В сельди слышится мужественное, северное, поморско-приморское, просоленное. <…> „Сельдь” по своему звучанию родственна финифти, меди, нефти. Это слово похоже на найденный археологами наконечник копья». Сравнения точны и живописны, спаяны вниманием и опытом: «Хищная, снарядно заостренная серебряная красноперка — и бурая склизкая камбала, которую всю жизнь плющит. Если бы рыбы проводили митинг против рыболовства, камбала бы на него не пошла — сказала бы: „Все равно ничего не изменится”. Красноперка зажигала бы с трибуны инертные рыбные массы». Все это дарит необыкновенную легкость материалу: от рыбы фугу до «Фукусимы» разгон — одно предложение. При этом автор не чурается «сложных» разговоров, в том числе и о политике, пользуясь тем, что книга — территория более свободная, чем газетная статья.

Один из козырей писателя — возможность легитимно получать удовольствие от того, что формально признано советским и/или несовременным. Любовь к песням под гитару у палатки, увлечение героями-геологами, романтика моряцкой жизни, вера в светлое будущее, восхищение огромной страной, люди героических профессий, подвиг во имя дела, «вот это все». А еще внимание настоящих ученых к единству мира, космос и тайны гор, Вернадский и Ферсман. В «Кристалле…» мы не получим героев в подвиге и протяженности, но автор старается синтезировать воздух, которым они могли бы дышать. Морской, с примесью жара от горячего песка (тот же кварц), запахом рыбы, сзади сопки, за ними — огромная страна, а впереди — познание мира.

С Авченко мы можем если не к миру, то хотя бы к собственной территории приноровиться. И получить от этого удовольствие.