ПРОЩАЙ, ИМПЕРИЯ!

ПРОЩАЙ, ИМПЕРИЯ!

Софія Андрухович. Фелікс Австрія.

Львів, «Видавництво Старого Лева», 2014, 480 стор.

Для российского читателя, интересующегося культурным процессом ближайших юго-западных соседей, Андрухович — это прежде всего Юрий. «Патриарх» литературного объединения «Бу-Ба-Бу» (бурлеск-балаган-буффонада) в 1990-х — начале 2000-х определенно был самой значительной фигурой украинской литературы.

Между тем последний по времени роман Андруховича «Двенадцать обручей» вышел двенадцать лет назад^[1]. С тех пор патриарх занимается публицистикой, мемуаристикой, эссеистикой, мелодекламацией, общественной деятельностью и всякими другими полезными занятиями, а вот романов не пишет и в дальнейшем писать, похоже, не собирается. Так что речь в данной статье пойдет не о нем, а о его дочери Софии, чей роман «Феликс Австрия» стал в Украине одним из главных литературных событий минувшего года.

К сожалению, ситуация с крупной прозаической формой в Украине не слишком радостная. Шорт-лист ведущей украинской литературной премии «Книга года Би-би-си» зачастую навевает чувство глубокой тоски и безысходности. Один хороший роман в год — уже большое достижение, два — удивительная роскошь. Именно такая роскошь случилась в минувшем году, когда в число финалистов премии вошли «Месопотамия» Сергея Жадана и «Феликс Австрия» Софии Андрухович.

Интрига жила до тех пор, пока организаторы не объявили об учреждении специальной юбилейной номинации «Книга десятилетия». Автор этих строк попробовал себя в роли пророка и не ошибся: лучшим романом за все время существования премии был назван отмеченный наградой 2010 года «Ворошиловград»^[2] Жадана, а лучшим романом 2014 — «Феликс Австрия» Андрухович. Однако, даже несмотря на такое соломоново решение, не обошлось без скандалов.

Сначала группа литераторов опубликовала открытое письмо, в котором возмутилась тем, что в длинный список не попал любезный им автор, заявила, что Андрухович получит премию только благодаря знаменитой фамилии, и потребовала «люстрации» членов жюри, чем изрядно повеселила вменяемую часть литературной общественности. Тем не менее своего рода самолюстрация все-таки случилась — накануне церемонии вручения премий поэт Тарас Федюк заявил о выходе из состава жюри из-за категорического несогласия с его решением по «Феликс Австрия».

София Андрухович отнюдь не новичок. Первую свою повесть она выпустила в 2002, в нежном двадцатилетнем возрасте. К 2007 в ее активе было уже четыре книги, причем последняя, роман «Семга», во многом из-за своей демонстративной откровенности вызвала противоречивую реакцию критиков. После «Семги» Андрухович по причинам не столько творческим, сколько личным (замужество, смена места жительства, рождение дочери) замолчала на семь лет. Вернулась с триумфом, хотя отношение к ее новому роману в литературной среде однозначным не назовешь.

Формально «Феликс Австрия» можно отнести к категории исторических романов. Его действие происходит в 1900 году в Станиславе (ныне Ивано-Франковск), родном городе семьи Андрухович. Окраина Австро-Венгрии живет в мире и относительном благополучии, в городе успешно сосуществуют польская, немецкая, еврейская и украинская общины. Характерный нюанс: в тексте ни разу не указано, на каком языке говорят персонажи.

Это не единственная условность, выделяющая книгу Андрухович из ряда традиционных исторических романов. Повествование ведется от имени Стефании Чорненько, украинской служанки польско-немецкой госпожи Адели, однако в речевой манере Стефы нет ни малейших признаков плебейской простоты. Изысканный прихотливый слог рассказчицы определенно несет в себе черты стилизации, но стилизован он не столько под начало ХХ века, сколько под то, как начало ХХ века принято представлять в начале XXI.

Социальные функции и свойства натур основных персонажей насквозь символичны. Смуглая, «черненькая», грубо сложенная, малосимпатичная Стефа — полная противоположность вечно бледной, анемичной, «беленькой» красавице Адели. Причем выросшая вместе с панночкой бедная сирота одновременно и близкая подруга, и удобная компаньонка, и знающая свое место прислуга («нет такого слова, чтобы описать связь, которой мы сшиты»^[3]), а отношения между ними колеблются в диапазоне от преданной любви до лютой ненависти. Мужа Адели, русина Петра Сколика, за глаза называют «гробовщиком», хотя на самом деле он мастер кладбищенских скульптур и надгробий. Брак выглядит мезальянсом, детей у пары нет.

Название романа многозначно. Во-первых, Феликсом зовут похожего на паука гуттаперчевого мальчика-найденыша. Существо, взятое на воспитание семейством Сколик, наделено как ангельскими, так и дьявольскими чертами. Оно лишено дара речи, но обладает редким талантом рисовальщика и ловкостью форточного вора. Во-вторых, Felix Austria — это фрагмент известной фразы Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube — «Пусть воюют другие, ты же, счастливая Австрия, заключай браки» (имеются в виду династические), приписываемой венгерскому королю Матьяшу Корвину. Обреченная империя и дитя-калека с удивительными способностями сплетаются в единый нераздельный образ.

Об обреченности Австро-Венгрии мы судим исключительно с высоты нашей нынешней осведомленности. В романе об этом ни слова, ровно наоборот: империя, с точки зрения Стефы, надежна, нерушима, вечна. Но в том-то и дело, что рассказанная ею история полна нелепых заблуждений, наивных иллюзий и трагических ошибок, причем самого разного толка — любовных, житейских, геополитических. Вообще, иллюзии — одна из главных тем романа, и о мнимости идиллии, изображенной в начале книги, можно судить по первой же его фразе.

«Нет покоя в этом доме». Аллюзия к началу «Анны Карениной», если она вообще отрефлексирована, существенной роли не играет. Гораздо важней, что с первого же предложения вводится тема дома, который является и основным местом действия романа, и его смысловым центром. Выстроенное Петром Сколиком эклектичное здание с секретными помещениями и множеством причудливых элементов во внешнем оформлении постоянно привлекает зевак. Судя по описанию здания, Петр — этакий галицкий Гауди или Хундертвассер. Пожалуй, Хундертвассер, если вспомнить, откуда он родом, тут уместней.

Стефе этот дом и приют и проклятие, ее отношение к нему практически тождественно отношению к Адели. Для Чорненько покинуть дом — например, выйдя замуж — все равно что для провинции оторваться от привычной метрополии: и хочется, и колется, и Вена не велит. Кроме того, простодушная Стефа, читай Галиция, всякий раз принимает за любовь чувства совсем иного рода — то лишенную плотского аспекта христианскую благосклонность униатского священника Иосифа, то рассудительный план еврейского юноши Велвеле, приглашающего Стефу отправиться с ним в Америку.

Впрочем, все это сущие пустяки по сравнению с тем, какими Стефе видятся отношения отца Иосифа с Аделей. Тут «Феликс Австрия» приобретает черты детектива: читатель смотрит на ситуацию горящими глазами героини, а значит вынужден строить догадки и впадать в заблуждения вместе с ней. Вопрос в том, какая иллюзия в конце концов окажется губительной. Впрочем, трагедия, разворачивающаяся на последних страницах романа, выписана так хитро, что вполне может считаться очередной иллюзией.

Есть в современной украинской прозе одна характерная беда. Те авторы, которых принято относить к высокой литературе, зачастую пренебрегают правилами композиции, а те, кто умеет выстроить сюжет и поддержать интригу, если говорить о достоинствах стиля, остаются на уровне литературы низовой. Андрухович — приятное исключение: с драматургией у нее полный порядок, а качеству слога «Феликс Австрия» отдают должное даже недоброжелатели.

Что отмечено буквально во всех отзывах, и в положительных, и в отрицательных, так это повышенное внимание автора к гастрономии. Такое впечатление, что Андрухович перенесла на страницы своего романа целую поваренную книгу конца XIX века — тут тебе и «каляфіоровий накипляк», и «печені пструги», и «неаполітанська зупа з пармезану», и «пляцок по-медіоланськи», и «чоколядова µалярета», и десятки других не менее экзотических блюд. Названия даны в оригинале, поскольку, поверьте на слово, среднему украинцу эти диалектизмы понятны не намного лучше, чем среднему россиянину.

Как относиться к такому гаргантюанскому изобилию, извините за каламбур, дело вкуса. Лично мой ничуть не пострадал: чем сытнее ест и вкуснее пьет окраина лоскутной империи, тем более уязвимой она выглядит. Показательно и то, что главный кульминационный взрыв романа происходит во время празднования дня рождения Адели, когда Стефа, держа в руках поднос с тем самым «пляцком», застывает посреди ресторанного павильона и громко, на весь зал, обвиняет свою хозяйку в прелюбодеянии.

О переживаниях интимного свойства героиня рассказывает с положенной деликатностью, однако современный читатель видит между строк пространный список фрейдистских диагнозов. Стефа была бы замечательным пациентом для знаменитого венского доктора — тут и тяготы затянувшейся девственности, и попытки выдать плотское томление за возвышенные сакральные переживания, и приступы безосновательной ревности, и вызванные всем этим невротические реакции. В конце концов, именно Стефа становится виновницей финальной трагедии, какой бы она ни была, реальной или иллюзорной.

Финал, кстати, феерический. Кроме катастрофы, в одной эффектной плотной сцене Андрухович дает разгадки всех загадок и разрешения всех недоразумений, убедительно растолковывает, как все будет хорошо, и тут же мимоходом замечает, что ничего хорошего уже не будет. Что до последнего объяснения Стефы с Аделей, то в нем содержится квинтэссенция истории о судьбе истомившейся черной Галиции в составе счастливой белой Австрии.

«Как я устала от тебя, Стефа, — продолжает Аделя. — Я страшно устала. Я не знаю, кто ты — сестра, служанка, мама, надзирательница?»… «Если ты служанка, Стефа, — продолжает она, — почему я всякий раз думаю, прежде чем что-то сказать, чтобы тебя не обидеть? Почему я боюсь того, что ты можешь подумать? Почему боюсь тебя унизить?»… «Если ты сестра, почему мы не делаем все вместе? Почему ты всегда высмеиваешь меня, стоит мне даже намекнуть на какую-нибудь домашнюю работу? Почему, если ты сестра, ты всегда подчеркиваешь, что я — госпожа, а ты — моя покорная служанка?»

И Стефа отвечает: «Петр говорил, что мы с тобой в этом не виноваты. Говорил, в большей степени виноват отец. Он оставил нас с тобой один на один, и мы не знали, что с собой делать». Тут тоже вполне прозрачная символика: семейство отца Адели, покойного доктора Ангера, родом из Южной Германии, его предки-колонизаторы несли крестьянам Галиции одновременно культуру и порабощение. Перед смертью доктор Ангер убеждает Стефу оставить Аделю, но та по своему обыкновению трактует его слова прямо противоположным образом.

Удивительно, что все эти смыслы остались вне внимания некоторых критиков романа — прежде всего речь о рецензиях Михаила Брыныха^[4] и Роксаны Харчук^[5]. Еще более удивительно, что «Феликс Австрия» показался им очередной «карамельной», или «мелодраматической» попыткой эксплуатации австро-венгерского мифа в украинской литературе. На самом деле Андрухович решает задачу совершенно иного свойства: она деконструирует этот миф, развенчивает его идиллическую слащавость, вскрывает его тайные изъяны.

Это роман о разводе Западной Украины с Австро-Венгрией — болезненном, трагическом, неизбежном. Большая история, рассказанная через малую с непринужденным изяществом, с кажущейся легкостью, уместно и своевременно переходящей в вящую серьезность. В конце концов, это лучший украинский роман прошлого года. Тем российским читателям, которые интересуются культурным процессом ближайших юго-западных соседей, даже не придется запоминать новую фамилию. Да, снова Андрухович. Только не Юрий, нет, не Юрий. София.

Юрий ВОЛОДАРСКИЙ