Каренина Ирина Васильевна родилась в Нижнем Тагиле. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Автор шести поэтических книг. Стипендиат Министерства культуры РФ, лауреат премии журнала «Знамя». Живет в Минске. В «Новом мире» публикуется впервые.
Ирина Каренина
*
ВОЗДУХ БЛИЗКОГО ЛЕТА
* *
*
Спустя тысячу тысяч дней — что там, дела, семья?
А я — просто так, я в парке кормлю воробьев.
Но левую бровь ты подымаешь, как это делаю я,
Да и — будем честны — лицо у тебя мое.
И можно сказать: кого ж нам еще любить?
И нужно сказать — мне некого больше ждать.
Но я говорю: просто будь, продолжай быть,
И пусть не коснутся твоей головы ни седина, ни беда.
А надо мной перелетные ангелы, как над всякой блудной овцой,
А мне каждую ночь Господь заглядывает в лицо,
Посылает неровные строки, отгоняет мышь и сову,
В общем, чем-то таким я и живу.
Живу, до нелепости корявый свой мир любя —
Тысячу тысяч дней не видя тебя.
И созревает мой виноград, и осыпается сад,
Иногда кажется, все это — рай, но чаще — все-таки ад.
А на даче к нам приблудился коричнево-рыжий пес,
Я не гоню — у него шкура цвета твоих волос.
* *
*
Есть саламандры, сильфы и т.д.,
Живущие в огне, в звезде, в воде,
Горящие, текущие струей,
Парящие над маленькой землей,
Несущиеся на хвостах комет,
Несущие и глад, и мор, и свет,
И огнь, и дух, и рцы ми, что еще, —
Их тьмы и тьмы, и им потерян счет,
Их легион, они везде, во всем,
Мы их вдыхаем, и едим, и пьем,
Они хохочут в нас, уходят вновь
В свои провалы, бездны; плоть и кровь
Им наша непривычна и смешна —
Столь неуклюжа, бренная, она.
Океанид скрывает океан,
И аонид гармония и гам
Врываются нам в уши — как небес
Гармония, как чудо из чудес,
Музыка, совершенная вполне,
Но недоступная тебе и мне,
Но непонятная, как ни лови,
Как ни тони в печали и любви:
Она непостижима, хоть умри, —
Быть может, и умрешь, смотри, смотри...
Так человеку, пасынку стихий,
Сквозь шум земной доносятся стихи.
* *
*
Кто нынче — светлейший, победный,
Кого я не благодарю?
Застенчивый юноша бледный,
Глядящий в глаза январю.
Он в шарфике, в нерповой шапке,
Он строен и крепок на вид,
И держит в счастливой охапке,
Что сердце мое говорит.
Мы с ним распрощаемся скоро —
Я знаю себя наперед, —
И тихий, заснеженный город
В троллейбус его подберет.
* *
*
Фигня, и война, и маневры, хоть плачь, хоть не плачь,
Целуй мои родинки или считай мои сны, —
Мой возраст уже конвоир, но еще не палач:
Мне осень пока не страшна, и не жалко весны.
Давай, покажу тебе фокус, давай, я солгу,
Потом посмеемся вдвоем над таким пустяком:
Я так далеко, я грозила, что море сожгу —
И чиркаю весело спичкою над коробком.
* *
*
Спускай кровати с тормозов — вперед, вперед, девчата!
Вперед, наш дружный коллектив, больничный разнобой,
Мы паровозиком сейчас уедем из палаты —
И я, и Леля без ноги, и Барбара с ногой.
За нами — капельниц лапша, и простыни, как крылья;
Туда, где новая заря осветит наши дни,
Чух-чух, мы весело влетим, почти что без усилья,
Такая радостная я, хорошие они —
Под скрежет рам и стук колес, на сбившихся матрасах,
Вот так, под окрики сестер, глазеющих нам вслед,
Вперед, наш белый паровоз, мы души, а не мясо,
Вези-вези,
нам дела нет, на свет, на свет, на свет…
* *
*
Ты выглядишь не больше, чем на тридцать,
На этом фотоснимке крупным планом.
Мне за тебя легко не застрелиться:
Любовь-морковь, привычные обманы,
Всё волчьи скулежи да сучий потрох,
И вниз башкой — в похмельную блевоту.
...Я ружья чищу, весело и бодро
Насвистываю марши для охоты.
Почти не зла, спокойна, не жестока,
Из пластика прихлебываю Лету —
Портвейный яд подземного потока, —
Причувствываясь к новому букету.
* *
*
Каждому, каждому по утрам
Недодавали — счастья.
Родина всем мировым ветрам
Сердце — и все, прощайся
С берегом — лодка, с парусом — порт,
С горлом — волна мелодии...
Яблоко — смерть моя, горький сорт, —
Вызрело в огороде.
В руки бери его, нежь глаза,
Ветром продуты листья
Яблонь, врастающих в небеса,
Яблонь — от смерти к жизни.
* *
*
Нам обоим есть, что скрывать, мы поэтому дружим,
Сторонимся тех, кто знает про нас, что знает,
А мы думаем друг о друге: «А он не знает!» —
Это значит, что надо быть теплым, как с чаем кружка,
Это значит, что можно, окутав покровом тайны
Свой нелегкий секрет, свой скелетик в пеленках детских,
Улыбаться легко и радоваться по-детски:
«Нет, не знает…» — и это, Господи, не случайно,
Что такие уроды, что хуже, чем все другие, —
Нас, изгоев, задразнят, наверное, на перемене,
Значит, нужно вдвоем отбиваться, да, непременно,
Поцелуями в сердце залечивать невралгию.
Наши страшные тайны — украденные конфеты,
На контрольных шпаргалки, «люблю» впопыхах за школой…
Мы сообщники по безумию, правде голой,
Неприличным поступкам, промахам, волчьим билетам.
Мне ни чуточки не интересно и не известно
Про него, а он про меня не в курсах, конечно,
Что там было, гореть за что со стыда нам вечно,
Не отмыться теперь… Ничего не слыхала, честно.
* *
*
Мир поматросил да отпустил:
Выдано, что заслужено.
Кто-то любил черный винил,
Кто-то — белое кружево.
Кто — в кегельбан играть, кто в слова,
Как это все считается?
Фол с королевой. Душа жива.
Шарик еще катается.
Nowogrodek
Андрею Пермякову
Помнишь ли, как мы тянулись
К темной прохладе костела
С бедных и шляхетских улиц —
Майских, пустых и веселых
(А из-под Божьего Тела
Бьют родники, воды бродят),
Где нам всего было дела —
Губы омачивать в меде,
Байки травить над Миндовгом, —
Здесь ли в годину печали
Сестры, ведомые долгом,
Страшную смерть принимали?
Кладбище — все в первоцветах,
Каины, авели — вместе…
Воздухом близкого лета
Тянет из тихих предместий.
* *
*
Собираешь в кулак все, что можно собрать в кулак.
Собираешь в строку все, что сердцу сбивает ритм.
«То Господь, — говоришь, — то Господь подает мне знак,
То сияют мне золотом яблоки Гесперид».
Молодым остаешься, бессмертным, тобой дышать
И растаскивать по тетрадкам, горя от слез,
Будут пленницы нежные слова, карандаша,
Дщери нимф и харит, — умирать от любви всерьез.
«Отведи, мой Господь, отведи, приведи беду», —
Что бормочешь — и сам не знаешь, но Он поймет…
Прорастает античная яблонька во саду,
Плодоносит золотом и серебром цветет.