КАМЕННЫЙ СОН

Синельников Михаил Исаакович родился в 1946 году в Ленинграде. Поэт, эссеист, переводчик. Автор двадцати двух стихотворных сборников, в том числе однотомника (2004), двухтомника (2006) и книги «Сто стихотворений» (2011). Много занимался темой воздействия мировых религий на русскую литературу. Составитель нескольких поэтических антологий. Живет в Москве.

Михаил Синельников

_*

КАМЕННЫЙ СОН

Маир

Так много отдал я усилий

Пустой грызне,

И вот встречаю вечер синий

Почти во сне.

Сменяются в пространстве спящем

Полутона,

И перед смутно предстоящим

Душа одна.

И, вспыхнув разом в ярком свете,

Померкнет мир.

Приблизилась к моей планете

Звезда Маир.

Детское воспоминание

Вдруг оттепель настала,

И речи горячей,

И, словно с пьедестала,

Одобрен труд врачей.

И, помнится, тогда же

В тот город детских лет

Музейные пейзажи

Привёз искусствовед.

Вот клёны и берёзы,

Развешанные в ряд,

Среди туземной прозы

Родителей пьянят.

Карагачи хлопочут,

Ветвями шевеля,

И в бешенстве грохочут

Под ветром тополя.

Клокочет поддувало.

Мы всей семьёю в дом

Вдоль дряхлого дувала

Приезжего ведём.

За водкой и закуской

Оглядчивый вполне

Шёл разговор о русской

Природе и войне.

Загадочны и чётки,

Вдруг озаряли мрак

Слова: «Столбцы» и «Чётки»,

Филонов, Пастернак…

Вот, разговор кончая,

Окончив скромный пир,

Гость вынул цыбик чая

И заварил чифир.

Я вижу, как он варит,

Прощаясь полуспит,

Танцовщицу мне дарит

И зеркальце-магнит.

И времени лавина

Летит ему вослед,

И мчится балерина

На отдалённый свет.

Спор

Афины спорят с Иерусалимом…

— Апостол Павел, где ты? Отзовись!

К дорогам пыльным и неопалимым

Стеклась твоя сияющая высь.

Вступая в храм Неведомого Бога,

Ты говорил, что стали мы одним,

Взывал к народам, стоя у порога.

Но этот с теми несоединим.

То злая сила молодой оливы,

То состраданье пальмы вековой,

То ионийской лиры переливы,

То книжников неколебимый вой.

То теплота семейственного быта,

То плеск морской, бездомной синевы,

То тетрадрахма кровная гоплита,

То лепта неприметная вдовы.

То эллинская дерзкая идея

К мерцающему космосу вспорхнет,

То остановит Солнце Иудея

И времени преобразует ход.

Они всегда в своём единстве мнимом,

Они везде, хоть Землю обойди!

Афины спорят с Иерусалимом

В людской толпе и в буре, и в груди.

Дом

Бледный сумрак Ленинграда

В Петербурге ледяном,

Дом, где прожита блокада,

Дней прожитых метроном.

Это было, было, было

До рожденья моего,

Всё былое жизнь забыла,

Не осталось ничего.

Только эти занавески

В приоткрывшемся окне,

В постоянном переплеске,

Шелестят и машут мне.

Всю листая, как в темнице,

Повесть длинную свою,

Я начальные страницы

Потрясённо узнаю.

В коммунальном разговоре,

Что как будто не утих,

В этом узком коридоре.

В этих комнатках сырых.

До меня ещё там жили

И в неведомом году

Воду пили, клей делили,

Выпекали лебеду.

…Привыкал я спать без соски

И, витая в снах моих,

Стольких жизней отголоски

Смутный складывали стих.

_{* *}

_*

Идут, идут от Лукоморья тучи

На стольный град — и светятся слова.

Лишь в языке минувшее живуче,

И в дивных сказках память не мертва.

Я говорю: «супонь», «падера», «ерик»…

Перебираю: «дебря», «городьба»…

А в дебре спит вдали от всех Америк

На курьих ножках дряхлая изба.

Всё этот век сотрёт и обезличит.

Зачем душа летит на берега,

Где что-то рыщет, каркает и кычет,

И, ковыляя, тащится карга?

Тюркский мир

О, тюркский мир, ты прокатился комом

По волчьим и охотничьим следам,

По всем степям — родным и незнакомым,

По воинствам, державам, городам!

Пришел к морям от вольных бездорожий

И, поглощая племена Земли,

Презрел божков, услышал голос Божий

И с лошадей вступил на корабли.

Ты вскинул к Солнцу вечные мечети

И красоту в гаремах затворил;

От матерей оторванные дети

Несли народам твой свирепый пыл…

Но в час, когда жара течёт по рынку,

Ты видишь сон: рассвет и угольки

И пастушонок, дующий в тростинку,

На берегу неведомой реки.

Степь

Холмы и яруги

Пустынной страны,

Где юрты от вьюги

И зноя черны.

Терзают безбожно

Жара или джут,

И жить невозможно,

Где люди живут.

Саман и солома,

Одно деревцо,

Кольцо окоёма

И ветер в лицо.

Здесь будто проклятье

На землю легло…

Но алое платье,

Как пламя, светло.

Ты с юной казашкой

Как будто знаком.

С решимостью тяжкой

Помашет флажком.

Взовьются вагоны,

Помчатся столбы…

Стучат перегоны

Песчаной судьбы.

Рига

Домов самодовольная лепнина,

Густой эрзац, прославленный бальзам,

Дух музыки, возникшей беспричинно

И равнодушной к нашим голосам.

Латышек, миловидных грубовато,

Податливость и цепкий интерес,

Салака, шпроты, облака заката,

Дряхлеющие шествия СС.

Но в сумраке сиреневом и сером

Вдруг золотая пламенела прядь,

Склонённая над русским офицером,

Решившимся уснуть и умирать.

Всё чудится в органной хриплой меди,

Просторным гулом пронизавшей зал,

Как Батюшков стонал, на койке бредя,

И от любви горел и воскресал.

_{* *}

_*

Недавно слыл почти героем,

Был трудолюбцем-землероем,

Сегодня — признанный прохвост.

Я верю в предопределенье

И поднимаюсь в полный рост,

И задыхаюсь в исступленье.

И вижу сквозь густой медок

Всё тот же южный городок

И вечный, как жужжанье пасек,

Необозримый мирный день,

Где римским жестом пыль и лень

Приосенял марксистский классик.

Всё жарче становился жар,

В листве темнеющих чинар

Безвестная кричала птица,

Звезда кочующим лучом

Пронзала вечер, и ни в чём

Ещё не мог я воплотиться.

Елена

Шла через лес, наклоняясь и плача,

Снегом умывшись, бежала и шла.

Чья-то дремучая брезжила дача,

В соснах светилась и веяла мгла.

Стыла дорога сквозь слёзы к оврагу,

Где подо льдом цепенела вода,

И, отвечая поспешному шагу,

Сосны шумели и мчались года.

Путь выводил по скрипучему снегу

К чаю горячему и — в пустоту,

К браку, ребенку, а после — к побегу,

К пышному ранчо и Ницце в цвету.

В гул вернисажей, к огням, Голливуду,

К стрекоту камер, пыланью под блиц.

Словно торнадо, летел отовсюду

Радостный вихрь набегающих лиц.

Здесь же — струение снега и дыма,

В соснах сиянье, в груди колотьё.

Каркают птицы. Тропа невредима…

Не позабыть эти слёзы её.

Сон

Никогда не кончается каменный сон

В мировой пустоте золотой,

И танцовщица мечется между колонн

И сливается с этой и с той.

Это льются небесного Ганга струи,

Это струны ситара снуют,

Это длятся несметные жизни мои,

Обретая минутный приют.

Снова пляшущий идол, безумен и гол,

Налетит на студёную Русь…

Уходя от себя, далеко я забрёл,

И не знаю, когда я вернусь.