ЛУНА НЕ ЛУНА

Шубинский Валерий Игоревич родился в 1965 году. Поэт, эссеист, критик, переводчик. Окончил Ленинградский финансово-экономический институт. Работал экскурсоводом и издательским работником. Во второй половине 1980-х годов — участник литературной группы «Камера хранения», с 1995-го — руководитель литературного общества «Утконос». Печатается с 1984 года. Автор нескольких поэтических книг и биографий Николая Гумилева, Владислава Ходасевича и Михаила Ломоносова. Живет в Санкт-Петербурге.

Валерий Шубинский

_*

_{* *}

_*

Деревья эти больше не шумят

Ни здесь, ни там, во сне. Их и в раю не будет.

На плаце несколько сиреневых щенят

Сопят, и их никто не будит.

Машины томные плывут туда-сюда

По выгнутым хребтам ментов лежачих.

В бетонном кубе плещется вода —

В ней есть сирены, но не слышен плач их.

Болото умерло, осины не звенят,

Сухие соловьи умолкли —

И лес рассыпался. Распались на щенят

Его невидимые волки.

ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ С ЛУНОЙ

_{* *}

_*

Кто это, где это? В лунном сиянии

ездят на лодках, ходят пешком.

(Тучки небесные родом из Дании

сизым присыпаны порошком.)

Или скрипят по периметру скверика

восемь скамеек на ржавых цепях.

(Щелканье жестких лучей и истерика

ветра, который ничем не пропах.)

Родом из Дании, родом из пения,

родом из Туле, из дали, со дна.

(В полночь заканчивается шипение

ветра — и схлопывается луна.)

Но до утра выдыхают на столиках

блюдца, и звери волшебных кровей

ходят на лодках, ездят на роликах

в люминесцентной пыли до бровей.

     Летняя повесть

Фальшивых лучей о лучи залипание

и куст-птицеед из какого-то сна,

колючие земли (сплошная Испания!),

вертлявая дырка (луна не луна).

 

Бочар ввечеру у разобранной лошади

вчерашнюю воду поделит на две,

и вырастут травы в канаве у площади,

и мелкие урки завоют в траве.

Кто на воду воду поделит и неводу,

останется точкой в парах наверху,

он будет командовать желтому неводу

ловить рыбоеду китов на уху.

И двинется безднами карла встревоженный

с холодным виском и белками как ртуть,

и луч воспаленный, а то отмороженный,

попавший в нору, озарит ему путь.

Когда же наверх по веревочной лестнице

топазы сменять на целебных червей

поднимется он — вдруг увидит, как бесится

луна не луна в полурамке своей.

     Красносельское шоссе

₁

Серых ветел оседающие талии.

Лес и ветер и так далее.

Постный ломоть новенькой луны.

К десяти тупеющее зрение.

Например, непонимание, презрение.

Цокот тишины.

₂

С пустырей, еще пустеющих,

веет. Пожилые, те еще

цверги роются в траве.

Над махиной заржавелою,

над листвой зелено-белою

воет воздух, веет ве…

₃

Веселы леса садовые,

то пивные, то медовые

там, за рвом.

Это птицы специальные

звуки издают спиральные

твердым ртом.

₄

Прапорщики пузатые,

прапорщицы усатые,

дети их острозадые.

Эмбрионы эфирные,

тучи пепельно-жирные,

небеса волосатые.

₅

Как-то воздух извивается,

словно где-нибудь взрывается

самолет.

А потом — удар, полученный

сквозь его излучины

в булькающий рот.

₆

Магазин, стакан томатного,

матового, ароматного,

с солью или без.

Кровь простая, безуханная,

кровь без раны, кто-то с раною,

с болью или без.

     Нашествие грачей

₁

С круглой Украйны, гулкой Кубани

С островорончатыми губами

Вестники сна.

Выблядки Крона, черные краны,

Сплющенных крон болтливые раны,

Данники дня.

₂

Осемьнадесять — ветвь оседлали,

Крикнули скрюченными телами

Все в унисон.

В синем под серым плавает стая.

Вестники сна — и весть их простая:

Это не сон.

₃

Так — чтобы луч завился, играя,

В воздух забился волглый от грая

Винтиков дня,

Так — чтобы тучи выжать и выесть,

Но неотвесным ливнем не выпасть

К донникам дна.

₄

В белом на белом, сером под синим

Хлещется стая: то керосином

Брызнет в канал,

То приостудит сполох горючий,

То, как моллюски, ляжет на тучи

Грязный коралл.

₅

С крайних окраин, с дальнего тыла,

Где волколакам кровь их постыла,

Не солона —

Что же им? Богом свиться сторуким,

Или откроет звонкий свой люк им

Ненька-луна?

_{* *}

_*

Эта наша жизнь в тени большого сада,

С правой или с левой стороны пруда…

Что ей было надо? Мало было надо.

Что осталось? Полупамять, ерунда.

(Что останется от этих спор и споров?

Тень, скользящая по выгибу травы,

Блеск ночного пара, влажный у распоров,

Перебежка мыши сквозь дневные рвы.)

Только это? Да. И хорошо, что это.

Полузвук, вошедший в цокот городской.

Полусвет, что после выключенья света

Прогибается под чьей-нибудь рукой.