Павлова Вера Анатольевна родилась и живет в Москве. Окончила музыкальный колледж МГИМ им. А. Г. Шнитке и Российскую академию музыки им. Гнесиных. Лауреат премий Аполлона Григорьева (2000), «Anthologia» (2006) и других. Автор восемнадцати поэтических книг.
Вера Павлова
*
голый свет
* *
*
Стихотворение — сторожка,
точней, охотничья избушка:
полузаглохшая дорожка,
полузаросшая опушка,
кто набредёт — тот и привечен,
тот получает во владенье
коробку спичек, хворост, свечи,
чай, сухари, стихотворенье.
* *
*
Мастерица слёзного литья,
знаю всё про это ремесло,
но ещё не знаю, как кутья
делается, крепкое весло
опускается, а плеска нет,
как скользит тяжёлая ладья,
как смотрит без слёз на голый свет
мастерица слёзного литья.
* *
*
Давшая мне имя
не может его вспомнить.
Бабушка! Припадаю
к впалой груди, глажу
по белой головке, целую
дряблую шейку, щёчки,
губы... Она смеётся,
она говорит сиделке:
— Это моя Верочка!
* *
*
Капельмейстер капельниц,
спешат твои клепсидры!
Мне когда-то нравились
напевы панихиды,
мне когда-то плакалось,
мне когда-то пелось...
Где, капельмейстер капельниц,
моя былая смелость?
* *
*
Обмыли живою водою,
в живую землю зарыли,
полили слезой живою,
живою травой укрыли,
предали сухие кости
живому огню распада.
Спи, милая, не беспокойся:
всё сделано как надо.
* *
*
Офтальмолог, помолчи!
Школьный проездной
на воздушный шаг, ключи
от души родной,
земляков на облаках,
светлячков в снегу
не могу найти в очках.
Без очков — могу.
* *
*
Уйду из жизни? Улечу,
а лучше — уплыву.
Не доставаться же врачу
и глиняному рву!
Плыть на спине, закрыв глаза,
и обогнать рассвет
за горизонтом горя, за
чертой, которой нет.
* *
*
Тенистый двор,
где до сих пор
сушат бельё под окнами,
восточный ковёр
на школьный забор
кидают и громоподобными
ударами оглашают Москву,
из форточек рвутся мелодии,
и я полвека соседей зову
Тётьнадей и Дядьволодею.
* *
*
Чужая страна — картинка:
у ратуши медный витязь,
готический храм поджарый,
на площади гули-гули,
а родина — невидимка:
чтобы её увидеть,
нужны баррикады, пожары,
трассирующие пули.
* *
*
Переполнена то мужчиной,
то ребёнком, то молоком,
то кастальскою дармовщиной,
не оставила на потом
ничего. Но сточились перья,
и настало Потом, навсегда
переполнив чашу терпенья,
страха, нежности и стыда.
* *
*
Тело живёт сегодня.
Разум живёт завтра.
Сердце живёт вчера.
Память — старая сводня:
скаредна, воровата,
взбалмошна, не добра,
лицемерна, плаксива.
Мастерица истерик,
где мои женихи?
Там, где хмель и крапива,
незабудки, бессмертник,
трын-трава, лопухи.
* *
*
Бабье лето — весна осени,
позабывшей, что скоро зима,
что ещё лет семь или восемь — и
опустеют мои закрома.
Так затягивай оду к радости,
подставляя солнцу чело.
Что я знаю о скорой старости?
Ничего. Совсем ничего.
* *
*
На заре вставала
(как песенка проста!),
море целовала
в солёные уста,
смертна понарошку,
пока передо мной
солнечная дорожка
в два-три шажка длиной...
* *
*
Похоронила родителей —
и что-то случилось с улыбкой:
стала чужой, стеснительной,
неуверенной, зыбкой,
будто резцы молочные
выпали сразу оба...
Как крепко они заколочены,
два маленьких лёгких гроба!
* *
*
Закат: золотые ризы
речного иконостаса.
Допета жизнь до репризы,
до предпоследнего часа.
Но ясно кувшинкам, ивам,
известно стрекозам, роще,
что если умрёшь счастливым,
воскреснуть гораздо проще.
* *
*
Латая, стирая, утюжа,
укачивая вечерами...
Жена да прилепится к мужу,
как марля к запекшейся ране,
до свадьбы, увы, не зажившей.
И так повреждения жутки,
что будет врачебной ошибкой
расстаться хотя бы на сутки.
* *
*
Дети — инопланетяне.
Внуки — земляки.
Дед и внучка, дружно тянем
рыбку из реки.
Щука. Крупная. У рыбки
зубки — будь здоров!
А у нас на две улыбки —
дюжина зубов.
* *
*
Жукопись древоточца:
арабская вязь, иврит?
Луг: полевая почта,
грамотка от аонид.
Клюнуло: лещ, карась ли?
Дух вологодских маслят
на вологодском масле.
Хватит писать — подгорят!
* *
*
Сколько жизни во мне!
Хватит на десятерых.
Видимо, я была
рождена, чтобы родить
десятерых детей
и каждого выучить музыке.
* *
*
Конькобежцы, конькобеженцы
от декабрьской диктатуры.
Как ни петь, как ни утешиться,
кое-как чертя фигуры —
пистолетик или ласточку?
Отстрелялись. Улетели.
Сели у катка на лавочку.
Отдышались еле-еле.
* *
*
Как в кино: клубится в солнечном свете
кавалерии коленчатый вал.
У доски нарядный дедушка Федя.
Он рассказывает, как воевал.
И внимают в непривычном молчанье
матершинники, лгуны, бунтари,
незадачливые однополчане,
одноклассники родные мои.
* *
*
Прятки: на глаза не попадайся.
Салки: избегай прикосновенья.
Жмурки: уклоняйся от объятий.
Вышибалы. Ножички. Войнушка.
* *
*
Мы в небе,
внутри неба,
небо вокруг нас,
везде небо,
одно небо,
сколько хватает глаз.
Глаз не хватает.
Тает, тает
облачная пелена.
Внизу — вершина.
Пилот, скажи нам,
это какая страна?
* *
*
Я идеальная жена,
мечта матроса:
нежна, прекрасно сложена,
сладкоголоса.
Меня подвыпивший дружок
в ночи угарной
слепил из снега и обжёг
в печи гончарной.
* *
*
ключ
конёк
крошащийся мел
пальцем по воде
в небе песнями
В плюс С равняется Л
уравнение
с тремя
неизвестными
* *
*
Со временем голос привык
в рулады укладывать вой.
В гареме твоих горемык
я буду любимой женой,
давая волю слезам
и видя почти наяву,
как ты улыбаешься там,
довольный, что в рифму реву.
Дидона
Жизнь покинула меня.
Горестной, мне
не согреться у огня,
только — в огне.
Не сумела очагом
стать моряку,
значит, стану маяком:
факел зажгу
и, надев, как в оны дни,
царский наряд,
косы распущу — они
славно горят.
* *
*
Смертию смерть поправ:
химиотерапия.
Доктор, конечно, прав.
Милые, дорогие
здоровые клетки — не вам
чаша с мёртвой водою!
Держитесь, родные. А там
вволю напьёмся живою.
* *
*
Не больше, чем ягод в ладони,
не больше, чем яблок в подоле,
чем в шапке яиц, — не больше
в сердце несу любимых.
* *
*
Колокольня — скворечник
для шестикрылых.
Рад-радёхонек грешник,
что прикормил их.
Чем? Малиновым звоном
по-над рекою
и стишком умилённым
про колокольню.
* *
*
Так ли красна смерть на миру,
так ли важна смерти причина,
не всё ли равно, от какой умру —
от излечимой, от неизлечимой —
болезни? Зачем гадать, ворожить,
врача вызывать, окликать херувима,
если до смерти хочется жить,
и это желание исполнимо?
* *
*
ибо книжечка поэта
если до конца честна
не парад ура победа
а гражданская война
победителей не будет
побеждённых несть числа
лишь ленивый не осудит
если до конца честна
* *
*
Пойте, разведёнки,
радуйтесь, кликуши, —
выросли на ёлке
яблоки и груши,
свечки и конфетки,
ангелы и феи
и щелкунчик ветхий
с петелькой на шее.
* *
*
Благовест. Полуденная нега.
Купола. Распахнутая грудь.
От густого клевера до неба —
только колокольню протянуть.
Протянула. Облако добыла.
Перистое птицами расшей.
Церковь над рекой. Цветы. Могилы.
Четвертные паузы стрижей.
Опубликовано в Журнале №11