СТИХИ С ЭПИГРАФАМИ

Пурин Алексей Арнольдович родился в 1955 году. Выпускник Ленинградского технологического института. Поэт, эссеист, переводчик. Автор нескольких лирических сборников. Заведующий отделом поэзии журнала «Звезда». Живет в Санкт-Петербурге.

Алексей Пурин

_*

СТИХИ С ЭПИГРАФАМИ

_{* *}

_*

Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…

^{Батюшков}

Ты пробуждаешься, о Байя, — Бог

с тобою, Байя!

Не всякий бог восстать из гроба смог —

и Байя не любая.

Тайфун, землетрясение, волкан

(Неаполя, к примеру) —

а ничего! Лишь пасмурный сафьян,

дурманящий триеру.

Иль это яхта русских богачей?..

Пусть Бог не выдал,

но не смущает взор уже ничей

твой утлый идол.

И честные патриции, увы,

не понаедут к маю

из Рима, не сносивши головы,

в целительную Байю…

Дремотное баюканье олив,

благоуханье рая…

Но Время, и богов испепелив,

течет, играя.

Субстанции властительнее нет,

неумолимей, неу-

ловимей! Твоему, поэт,

Оно сродни напеву.

_{* *}

_*

Такая драма случилась с Анненским-поэтом. Дай бог, чтобы его судьба как человека была иная. Но драма, развернутая в его поэзии, останавливается на ужасе — перед бессмысленным кривлянием жизни и бессмысленным смрадом смерти. Это — ужас двух зеркал, отражающих пустоту друг друга.

^{Владислав Ходасевич}

Допустим, как поэт я не умру,

Зато как человек я умираю.

^{Георгий Иванов}

Друг друга отражают зеркала —

житейский чад и мерзость разложенья.

И остается разве что зола

стихов в конце земного униженья.

А музыка потом спалит других.

Мы для нее, играющей, — поленья.

Иван Ильич, достигший просветленья,

мне дорог меньше строчек дорогих.

И ты, беглец парижский, на чердак

заброшенный и в зеркало глядящий

в предощущенье смерти предстоящей,

не думай: в Царском было точно так.

Живи пока. Но свой язык змеиный

умерь, а лучше спрячь его навек.

Не, как поэт, умри — как человек…

Грядет закат, закат холодно-дынный.

Альпы

Ессе Г. Гессе

1

Великие немецкие могилы —

в немом снегу: у мелоса нет силы

вдыхать небес остуженный азот.

От Монтаньолы до престола Бога

безропотна кремнистая дорога,

ведущая пургу через Мюзот.

Гельвеция! Игра стеклянных бус!

Здесь заключен мучительный союз

глубоководных Муз с сынами века —

заложниками сна. И холодна

почти бескислородная страна,

построенная не для человека.

Но изумлюсь: простак Иоахим

в Давосе жил и воздухом сухим

дышал упруго — яблоко из плоти, —

столь ощутим, что нет тоски сильней —

с ним встретиться... пусть — в сонмище теней,

в голубизне, в ослепшей позолоте...

Хвала тебе, Волшебная гора

Европы, где прохлада и жара

Соединились! Разума и чувства

Союз ненарушим среди высот

Единственно возможного искусства.

Мы пишем не для женщин и красот,

А для пространства внутримирового,

Но не дано трехкоренное Слово

Нам, вне себя, понять: Weltinnenraum.

Редеет речь живыми небесами

Иных времен. Альпийскими лесами —

Льняным плащем — покрыт всемирный храм,

Крупчатой солью гибельных морозов.

Ежевой рукавицей стоеросов

он — и повернут внутрь, к Иным Мирам.

2

Элизийский роман о Швейцарии горной,

ледяной безвоздушный Давос,

мы проходим тропой синтаксически-торной,

словно впавшие в анабиоз.

Нас ведет восхитительный старец — с сигарой,

улыбающийся, как дитя, —

добрый бюргер, ганзейский союз с Ниагарой

Темноты заключивший шутя...

В царстве мертвого мы слюдяного ландшафта.

И хитрец молодой среди нас.

Группа праздных гуляк. Сеттембрини и Нафта —

правда в профиль и правда анфас.

А еще — простоватый румяный вояка,

странно схожий с другим молодцом,

прогремевшим в бродячей России двояко-

сексуальным форельным свинцом. —

Или из дубоватых баталий Толстого

красной девицей выглянул он —

белокурый варьянт Николая Ростова,

верноподданный ветхих корон?..

Зачитаюсь... В саду нашем — хмуро и сыро,

Австро-Венгрия пышногниющая астр...

Но, увы: ни чумы, ни Платонова пира —

дверь не хлопнет, графита никто не подаст.

3

Гляди: пирамидальные шинели

самодовольно-генеральских елей

в широкое построены каре.

Какая утешительная проза

написана узорами мороза

на их красно-коричневой коре!

Всё это мне напоминает Гёте —

хрустальным звоном, блеском позолоты

и стужей безразличья. Говоря

по правде, я люблю его надменность,

его придворность и несовременность,

его стихи в мундире декабря.

Искусство, скажут, зеркало души.

А я скажу: ломай карандаши

и жги бумаги, ежели — и правда!..

Притворная музыка Аонид

мне душу не целит, а леденит —

как исповедь... Поэзия — неправда.

4

В итоге плаванья сырого

берем в порту пивной редут.

Так-так... Бавария, здорово! —

и ты, коричневая, тут —

музыки дойная корова...

Но профиль Людвига Второго

уже в таверне не дадут —

на сдачу с кайзерской банкноты

расцветки северных зевот.

(Все венценосцы — идиоты,

но Людвиг — славный идиот!)

Что помню? — Леверкюна ноты,

полет валькирии... Вот-вот

сопьюсь, испытывая зависть

к народной жизни площадной...

Хочу раздолий швабских завязь

сравнить с блакитной стороной! —

Но доведет ли, заплетаясь,

до Мюнхена язык хмельной?

_{* *}

_*

[Николай Полевой] кончаясь, повторял…

своей без пяти минут вдове и старшим сыновьям:

— В халате и с небритой бородой.

^{Самуил Лурье}

Костюм — из Италии… В нем, думаю, и похоронят…

^{Из разговора}

Решай же, смертный, как тебе —

в халате ль, скажем, и небритым,

в наряде ль юнкерском расшитом,

иль пусть сыграют на трубе?

Мундир парадный? Фрак простой?

Или, изволь, — в одной рогоже

и без креста (как Лев Толстой;

но это богохульство, Боже!)?

В супрематическом ларе?

В венке и в греческой рубахе?

Как Виттельсбахи — в серебре

(но мы, увы, не Виттельсбахи!)?

Купи в Италии костюм

(там лучше шьют, и шерсть овечья)…

Есть масса способов: «Дум-дум»,

Фаюм, культуры Междуречья…

Желаешь — в хлопок? Или — в лён?

Поверь, товарищ: нет проблемы!

И упокойся, окрылен

многообразьем этой темы.

_{* *}

_*

...Мучиться мыслями о каких-то людях,

Умерших очень молодыми...

^{Борис Смоленский (1921 — 1941)}

«За лесом пик и копий

куда как смерть красна.

В расколотой Европе —

прекрасная весна.

Мечтательный германец,

фуражка набекрень —

о, как его дурманит

французская сирень!

Он видит с Монпарнаса

коросту рыжих крыш,

лиловую террасу

и розовый Париж.

Как неуместны эти

цветущие тона,

когда на белом свете

огромная война —

и будущее ими

оплачено уже —

такими молодыми,

что холодно душе», —

так я писал когда-то,

в смешные двадцать лет...

Но канул без возврата

и этот вешний цвет.

За нумизматикой

Ирине Евсе

1

Деметрия Сотера и Деметрия

Никатора эпоха, Антиоха

VII Эвергета... Планиметрия

резни, чертополох переполоха...

Играть бы этим мальчикам в солдатики —

двум сыновьям несчастного Сотера!

Но государства не терпели статики

и не была у них в фаворе мера...

Все умерли довольно молодыми

(тут эвфемизм: растерзаны, убиты).

Зачем мой ум отягощаем ими?

Что мне до этой канувшей элиты?

Кто дал им эти титулы — «Спаситель»

и «Победитель»?.. Драмы или срама

здесь торжество?.. В недоуменье зритель...

И всё же верит в ценности упрямо...

2

...знавшие вас нагими

сами стали катуллом, статуями, трояном...

^{Бродский. «Римские элегии»}

Царь Митридат, лежа на плоском камне,

видит во сне неизбежное: голое тело, грудь, колечки ворса.

То же самое видит всё остальное войско...

^{Бродский. «Каппадокия»}

Ариобарзана Филоромея

монета серебряная... Немея

вечно от страха, закрыв глаза,

правил страной этот царь сутулый,

меж Митридатом VI и Суллой

тесно зажат: что ни день — гроза...

О, Каппадокия! Ты воспета

лучшим поэтом: ты — просто Лета,

а не долины, луга, холмы;

в сотах беспамятства всё уснуло —

Филоромейос, Евпатор, Сулла,

всадники, кони... Уснем и мы.

И не смешные колечки ворса

спящим приснятся, не формы торса,

не повторенья для жадных глаз —

зенок какого-то там катулла;

тьма неживая, она же — сулла,

как митридата, обступит нас.

На миллиарды веков, навеки

стылою Летою станут реки.

Над пустотой опустеет мост.

Как навсегда замолчавший кратер,

будет незрим в черноте евпатор.

В этой ночи — ни луны, ни звезд...

Так. Но осколком былого света

в теплой ладони блеснет монета.

Первым из праха воспрянет конь.

Каппадокиец восстанет следом —

на языке, что ему не ведом.

Ихтиос — «рыба», атар — «огонь»...