«Вопросы истории», «Виноград», «Гипертекст», «Дилетант», «Дружба народов», «Знамя», «Иностранная литература», «Нескучный сад», «Новая Юность», «Петровский мост»
Игумен Агафангел (Белых). Технологии Святого Духа. — «Нескучный сад», 2012, № 7 <http://www.nsad.ru>.
«Бог милостив, в тех краях, где я вот уже четвертый год призван к свидетельству, никто не читает ЖЖ. Там оценивают человека не по тому, как он красиво и эффектно „постит” провокационные тексты и отвечает на „каменты”, а по тому, как он живет. В небольших северных поселках все прозрачно: и что ты покупаешь в трех местных магазинах, и то, с кем ты общаешься, и то, как ты общаешься. Поэтому наша местная миссионерская технология паки и паки не должна отличаться от апостольской и равноапостольской. Есть ложное утверждение, что миссионерами должны быть только священнослужители, но исторически это не совсем верно…» Далее — множество примеров.
Автор — и. о. настоятеля храма Спаса Нерукотворного в поселке Тикси (Якутия). В интернете я вычитал, что батюшка в молодости был хиппарем. Кстати, в ЖЖ он известен как rev-agafangelos.
Джамбаттиста Базиле. Сказка сказок. Перевод с итальянского и вступительная статья Петра Епифанцева. — «Иностранная литература», 2012, № 8 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Изначально именно из пятитомника, созданного именно этим неаполитанцем (книги вышли в 1634 — 1636 гг.), и пришли к мировому читателю Золушка, Кот в сапогах, Спящая красавица и другие герои, известные нам по книгам Шарля Перро и братьев Гримм. «Первоисточные» же сказочные сочинения Базиле совсем не предназначались для детей, впрочем, в начале XIX века Якоб Гримм выполнил и точный перевод книги для взрослых.
«Есть ли в сказках Базиле мораль? Да, есть. Это расхожая мораль здравого смысла, довольно далекая от христианской…» «Автор пишет о жестоких реалиях своего времени запросто, как о вещах будничных, само собой разумеющихся. Нас знобит от неистощимых шуток Базиле на тему виселицы, но их порождала сама будничность казни. <…> Ни Базиле, ни его читателей не смущало, что в сказке „Миртовая ветка” принц, влюбленный в прекрасную фею, одновременно держит при себе семерых куртизанок, одна из которых, судя по всему, еще подросток. Служанку, обманным путем вышедшую замуж за князя, князь после разоблачения велит закопать живой в землю вместе с собственным будущим ребенком, появления которого он трепетно ждал еще вчера („Заключение”). Впрочем, Базиле способен ярко и сильно передать и романтику любви, и радость отцовства…» (из вступительной статьи).
Способен же.
Анна Берсенева. Формула семьи. Кобозевы. — Журнал для родителей «Виноград», 2012, № 3 (47), <http://www.vinograd.su>.
Постоянный проект журнала: многодетные семьи делятся опытом. У Кобозевых — шестеро. Муж (58 лет) — банковский служащий, жена (55 лет) — художник-конструктор женской одежды. Из монолога Елены Викторовны: «В многодетной семье чувствуешь полноту жизни. Это очень интересно. Все дети разные и, вырастая, становясь самостоятельными личностями, дают родителям понимание: что есть они сами, так как в детях отражается все, что есть в родителях, — и хорошее и плохое. Это наши зеркала. Рецепт преодоления проблем — укрепление веры и стяжание молитвы. Меня молиться научили мои дети — в этом еще один плюс многодетной семьи. <…> Создавая семью, мы знали, что будем иметь столько детей, сколько Бог даст».
Жаль, что монологов Кобозевых пока нет в сети (последние версии журнала платные). Жаль, что я не привожу кратких биографических справок детей (старшему — 26 лет, младшей — 14; менеджеры, программисты, почти все закончили музыкальную школу), жаль, что отсюда не видно фотографий Григория Ярошенко к этому материалу.
Протоиерей Александр Борисов о людях, покидающих церковь. Записал Дмитрий Ребров. — «Нескучный сад», 2012, № 8.
«На вопросы о причинах, побудивших некоторых христиан покинуть Церковь, ответил настоятель храма свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине протоиерей Александр Борисов, чью общину принято считать главным „интеллигентским” приходом столицы» (из редакционного вступления).
«— По следам истории „Пусси райот”, уже после оглашения приговора в сети распространились публичные „отречения” людей, кто в итоге решил покинуть Церковь, не в силах мириться с, как они считают, „лукавыми, лживыми, своекорыстными людьми”. Что их толкает на такой поступок?
— Неадекватность изначальной реакции некоторых представителей церковной общественности на это неприятное, безобразное событие (имеется в виду „панк-молебен”. — Прим. ред.) породила волну эмоций. Она попала в какую-то болевую точку. Многих людей это спровоцировало на какие-то резкие высказывания, что, в свою очередь, поляризовало мнения. Я думаю, что радикальные решения, вроде: „уйду из Церкви”, — результат духовной незрелости. Своим прихожанам я в этой связи очень советую прочитать книгу Сергея Иосифовича Фуделя: „Церковь верных”. Она недавно была прекрасно издана с замечательным предисловием отца Николая Балашова. Эта книга касается тех же вопросов, что и сегодня мучают некоторых из нас, но ответы она дает исходя из опыта русской церковной истории первой половины XX века, а именно — обновленческого раскола. С. И. Фудель был сыном очень известного московского священника, который был настоятелем храма в Бутырской тюрьме, и его мнение было выстрадано в перипетиях куда более серьезных, чем нынешние. С. И. Фудель неоднократно подвергался арестам, ссылкам и т. д. Он аргументированно пишет, что даже ошибки иерархии не могут быть поводом для раскола Церкви.
Конечно, нужно молиться за этих девушек, потому что они несчастные, больные люди. Их история стала большим искушением для нашей Церкви. Я убежден, что в подобных случаях нужно держаться золотой середины: с одной стороны не оставаться равнодушными к происходящим событиям, с другой не позволять этим событиям захлестнуть нас целиком. Нельзя уходить с головою во все эти скандалы, обсуждения, мнения, потому что тогда мы теряем трезвость, адекватность восприятия. На любые скандалы мы должны реагировать по-христиански, как тому учит Евангелие, и не позволять страстям и экзальтации захватить нас. В любом случае уход из Церкви — только на руку, скажем так, темным силам.
— Но как чувствовать себя комфортно в Церкви, если ты знаешь, что значительная часть твоих единоверцев стоит на диаметрально противоположных позициях…
— Ну начнем с того, что нам никто и не обещал комфортной жизни в Церкви. Нам сказано: „посылаю вас как овец среди волков”. А также: „будете иметь скорбь”. И это несомненно. Не нужно строить по этому поводу никаких иллюзий. Жизнь в Церкви — это всегда чреда проблем, а вовсе не комфортное лежание на теплой печке. Поэтому от нас и требуется мудрость, молитва, смирение и терпение».
Дмитрий Быков. Вера Панова. — «Дилетант», 2012, № 7 <http://www.diletant.ru/journal>.
«Вот это причудливое смешение советского репортажа, кинематографической эстетики и Серебряного века дало нам прозу Веры Пановой — в которой содержание, страшно сказать, в самом деле бедней, незначительней формы. А в форме этой — сразу несколько важнейших сообщений, которые мы считываем подсознательно, потому что они невербальны. Так интонация, голос для нас важнее сути сообщения: если кто-то нас ласково ругает — это душеспасительней, целительней, чем если кто-то грубо, фальшиво, с тайной ненавистью хвалит. Вот Панова и берет именно голосом, интонацией — суровой, глубоко таящей сентиментальность; берет аскетической, восходящей к двадцатым годам, лаконичной фразой, часто — коротким, в два предложения, абзацем: ее проза помнит опыт Шкловского, у которого плотность мысли такова, что членение прозы на фразы-абзацы не воспринимается как искусственное. Тут есть и „скрытая теплота”, и отказ от любых излишеств, и романтическая вера в нового человека (для которого это и пишется — ведь у него мало времени, он вечно куда-то едет или что-то строит, у него на себя, на любимые удовольствия, вроде чтения, хорошо если час личного времени). Тут есть истинно ленинградское благородство подчеркнутого внимания к форме, забота о полном отсутствии лишнего — Ахматова, скажем, так писала литературоведческие статьи, да и мемуары, пожалуй. Никаких введений, долгой экспозиции: такой-то ехал туда-то — и понеслась. <…> Но, конечно, стилем ее вклад в русскую прозу не ограничивается. Она лучше многих понимала, что светлого и всеискупающего выхода из советского периода не будет; что погибнет все — и дурное, и доброе».
Ну кто сейчас, интересно, напишет о Вере Пановой внимательный многостраничный очерк, кто?
Анастасия Бычкова. Какая угроза таится в волшебном мире Уолта Диснея? — «Гипертекст», Уфа, 2012, № 18 <http://hypertext.net.ru>.
Когда публиковался этот текст, «антимультипликационная» волна последнего времени еще не поднялась. «Еще один выпад критиков — в сторону романтических сцен, таких как поцелуй. Хочу наперед заметить, что для самого Уолта Диснея любовь всегда была чувством возвышенным, и свою жену он очень любил <…>. Но вернемся к поцелую. Было отмечено, что, мол, в наших мультфильмах поцелуй скрыт, он сокровенен и символичен. <…> Поцелуй в мультфильмах Уолта Диснея не иллюстрирует взрослого поведения влюбленных. Совсем наоборот, он имеет огромное психологическое и духовное значение любви…» И т. п., подводящее автора к энергичному выводу, что никто, мол, не имеет права «менять наши ценности, заложенные в малом детстве». Нас не спросят, Анастасия.
Константин Гадаев. Иллюзия благообразия. Стихи. — «Знамя», 2012, № 8 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
«В ночь на Пасху снится шелест листьев / только что оттаявшим ветвям. / Трепетно подсвеченные лица. / Это люди, Господи, Твоя. / Каждый сам несёт свой крест нательный. / Радуется, бедствует, блажит. / Каждый со своей судьбой отдельной / разобраться чает не по лжи. / С перезвоном катится стихира. / Светоносный движется поток. / Встань, душа, как дочерь Иаира! / Пробудись! Никто не одинок. / Каплет красный воск. Курится ладан. / Мы весенней ночи воздух пьём. / И поём. Пускай не слишком складно. / Как умеем, Боже, так поём».
Марина Георгадзе. Из разрушенного рая. — «Дружба народов», 2012, № 8 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
Стихи из наследия М. Г. Она умерла шесть лет тому назад в Нью-Йорке от рака мозга. Ее последняя прижизненная публикация «Спицы волн» была в нашем журнале (2006, № 9).
Для чего же ты, ветка, весной расцветаешь
и, как ангел, дрожишь над моею дорогой?
Я сломаю тебя, непременно сломаю,
я нарушу простейшую заповедь Бога.
«Не убий» — к сожалению, невыполнимо.
Даже если ни танков, ни вертолетов,
то мгновенья проносятся, будто машины,
и беззвучно взрываются за поворотом.
Приподнявшись на цыпочки, губы кусая,
я ломаю, ломаю тебя точно так же,
как чужих и любимых всечасно ломаю,
как меня обломали уже не однажды,
как мы все, улыбаясь недоуменно,
словно с неба упавшие метеориты,
по миндальной дороге проходим колонной
невиновных убийц и невинно убитых.
1990
Дороте Жакен. Моя мама. Перевод Александры Васильковой. — «Иностранная литература», 2012, № 7.
Прежде чем я приведу финальное предложение из маленького рассказа современной французской писательницы и журналистки, следует сказать, что этот номер «Иностранки» целиком посвящен «эротической литературе на французском языке XV — XXI веков». Составляла его Мария Анненская (в номере немало и ее переводов). Книжка журнала поделена на девять частей, у каждой — название-цитата. Рассказ Жанен находится в части, названной «Совершенно свободно говорить о самых непристойных явлениях…» (Жан-Клод Болонь). Рассказ из XXI века, входит в сборник «Микки Маус Розенбергер и другие заблудшие» (2010). В редакционном предисловии сообщают, что «в наше время тема смены пола довольно часто встречается в кино и в литературе. Вероятно, грядущие поколения будут относиться к этой проблеме спокойно, как поколения второй половины ХХ века научились невозмутимо относиться к свободной любви».
Итак, на протяжении двух с небольшим страничек тринадцатилетний мальчик с нежностью описывает свою красивую маму и их с мамой нынешнее ухоженное жилье (они из Сальвадора бежали во Францию, когда выбранному мамой — из приюта — мальчику было два года). Он немного рассказывает об их миновавших испытаниях, трогательно хвастается вечной маминой элегантностью, вкусом и даже — ее «потрясающими ногами», от которых «балдеют» приходящие в гости одноклассники-мальчишки («девчонкам особенно нравится ванная с бежевыми мраморными стенами, с огромным зеркалом»).
Ну а в финале рассказа мальчик трогательно же признается, что обнаружил в квартире мамин потайной сейф, откуда он никогда не брал денег, лишь однажды — рубиновое ожерелье для игры в «клад». Впрочем, одно из сокровищ сейфа он любит показывать иногда своим приятелям, дабы их удивить. Трудно удержаться. Драгоценность стоит в дальнем углу, это банка с желто-зеленой жидкостью. А в ней находится то самое нечто, «похожее на зародыш, которого нам показывали на естествознании» («две кругленькие ляжки», «крепкое тело», «большая голова с дыркой»).
«…Да, мои друзья, можно сказать, совсем офигевают, когда я показываю им мамин член».
И еще раз из редакционного вступления: «Вероятно, грядущие поколения…»
Да ладно вам, все уже давно привыкли. Эка невидаль, «мамин член».
У нас вечерами по НТВ и не то показывают.
Бахыт Кенжеев: «Жена утверждает, что мне от роду пять лет». Беседовал Санджар Янышев. — «Новая Юность», 2012, № 3 (108).
« — А каковы критерии оценки чужого, тех стихов, которые, единожды услышав или прочитав, ты навсегда включаешь в „пантеон”?
— Ну, определение хорошей поэзии дать невозможно. Все, что я могу по этому поводу сказать, будет лишь приближением. Например, поэзия должна трогать, читай — брать за живое. Она должна предлагать свой собственный, только данному автору свойственный, взгляд на мир. Наконец, она должна быть служением чему-то неназываемому, высшему. Ну, и кроме того — быть красивой, но тоже по-своему, как никто другой не умеет.
— Изнашиваются ли с годами „рецепторы” восприятия этого чужого — в пользу своего? Когда все, что ни переживается, служит уточнению чего-то давно известного или нащупываемого?..
— О да! По Мандельштаму: „Все было встарь, все повторится снова, И сладок нам лишь узнаванья миг…” Или — из того же автора: „Мне с каждым днем дышать все тяжелее <…> И рождены для наслажденья бегом / Лишь сердце человека и коня…” В наше время живут долго, а открывать в жизни что-то новое, двигаться дальше, продолжать свое противостояние миру (а это одно из определений поэзии) — все труднее и труднее. Не на этом ли в свое время погорел великий Баратынский? „Но нет уже весны в душе моей, / Но нет уже в душе моей надежды...” — и это в сорок с небольшим!
— Как твои стихи проживают с тобой твою повседневность? Требуют ли регулярных упражнений языковой мускулатуры? Поэт „должен писать много”?
— Приходит вдохновение — радуюсь, не приходит — тоскую. Насильно его заманивать не удается. По поводу „писучести”: поэт должен писать хорошо. И до сих пор нет поэта, от которого осталось бы больше одного тома хороших стихов. В иных случаях это толстый том, в других — совсем тощенький. Но на три тома еще никого не хватило…»
В номере, помимо прочего, публикуется пьеса Самюэла Беккета «Монолог», замечательно переведенная Михаилом Бутовым.
«Позднего Беккета часто называют минималистом, и дело тут не только в минимальных предполагаемых в его пьесах сценических средствах, но и в постоянном его обращении — по крайней мере в английских текстах — к смысловой емкости самых простых и коротких, часто односложных, английских слов. Рабочим названием и рефреном этого монолога было слово „Gone”. Куда более протяжный и многосложный русский за поздними беккетовскими вещами не вполне поспевает. Думаю, абсолютно точных переводов тут в принципе не бывает» (из предисловия М. Б. к своему переводу).
Бахыт Кенжеев. Царская химия. Стихи. — «Знамя», 2012, № 8.
Стихотворение памяти московского поэта Аркадия Пахомова (1944 — 2011).
Сколько зим — смехотворен и невесом —
меж высоковольтными звёздами я
проскитался, каким-то образом
(православным ли, пиитическим — Бог судья)
заслоняясь от зарева их слепящего,
но соскучился и устал, хоть плачь.
Пропиши мне, пожалуйста, успокаивающего,
доктор Грицман, похмельный врач,
чтобы я воспрял, а потом внимательно
засмотрелся в стакан, как кролик в ручей.
Юркие пескари, осторожные головастики,
лёгкие водомерки. Кто знает, чей
был он раб, но пьяные ссадины ляписом
прижигал, и чёрное серебро
кровь сворачивало. А дневниковым записям
верить не нужно. Без пятака в метро
проходил, душным войлоком
и дерматином обивал двери. Открыл — и неподъёмный свет
рухнул на плечи. Вой, муза, над алкоголиком
пожилым. Прощай, золотой поэт.
Полина Матвиец. «Поэт живописи». — «Петровский мост», Липецк, 2012, № 1.
О судьбе гениального художника Петра Нилуса (1869 — 1943), большое собрание картин которого было передано в середине 1990-х в Воронежский музей изобразительных искусств из Парижа. В этом литературном журнале публикуются и фотографии многих неизвестных работ художника разных лет, вплоть до последней большой картины «Шоссе де ля Мюэтт» (1942). Петр Александрович долгие годы дружил, кстати, с Иваном Буниным (стихотворение «Одиночество» посвящено именно Нилусу).
Добавлю еще, что я не знаю лучшего портрета Антона Чехова, нежели неоконченное нилусовское полотно: уже совсем угасающий, несколько отрешенный, с чахоточным румянцем, вжавшийся в угол огромного кожаного дивана.
Зоя Межирова. Веяние идеала. Еще раз о знаменитом стихотворении Александра Межирова. — «Знамя», 2012, № 8.
«Коммунисты, вперед!», конечно. О поэтическом и духоподъемном веществе этого мощного текста. З. Межирова приводит тут и неожиданные отклики благодарных и памятливых читателей.
Юрий Пелевин. Первая протестная демонстрация в России. — «Вопросы истории», 2010, № 8.
«Митинг у собора (1876 года в Петербурге, организованный деятелями будущей «Земли и воли». — П. К.) впервые в стране провозгласил требования прав человека и демократических свобод: тех социальных институтов, при которых лишь и возможно прогрессивное развитие общества. <…> Основной контингент демонстрантов 6 декабря составили студенты, курсистки, низшие слои интеллигенции. Поэтому считать выступление у Казанского собора рабочей демонстрацией неправомерно. Это было вполне интеллигентское протестное выступление с попыткой привлечь рабочих. В советское время историческое значение „казанского” выступления было истолковано как первая рабочая демонстрация». Указав, что «в самодержавной стране отсутствовали юридические нормы, защищавшие интересы личности и общества», автор закончил свой исторический очерк словами о переломе в тактике борьбы революционных народников и «террористическом походе против царского правительства, который закончился убийством императора Александра II».
В разделе «Историософия» публикуется любопытный очерк профессора Пенсильванского университета США Энтина Джорджа «К истолкованию русской революции 1917 года»: «Она продемонстрировала гениальность Ленина и Троцкого и силу идеологии. <…> Госпожа Удача явным образом улыбнулась Ленину в 1917 г. — так же как отвернулась в конечном счете от М. С. Горбачева».
Составитель Павел Крючков