Читатель как эксперт

Сергеенко Маргарита Романовна родилась 15 октября 1990 года в г. Ельце Липецкой области, выросла в г. Чаплыгине, закончила чаплыгинский лицей № 1 в 2008 году. В тот же год уехала в Москву и поступила в Российский Государственный гуманитарный университет на специальность филология, новейшая русская литература: творческое письмо. Защитила курсовые работы: «Премиальный сюжет в современной русской литературе (на примере премии „Студенческий Букер — 2006”)», «Грань фантастики и мейнстрима в современной русской литературе». Защитила итоговую квалификационную работу на тему «Критическая рецепция современных русских литературных премий: „Русский Букер”, „Национальный бестселлер”, „Большая книга”». В 2011 году проходила производственную практику в секретариате премии «Большая книга». Проживает в Москве. Бакалавр филологии. В «Новом мире» печатается впервые.

МАРГАРИТА СЕРГЕЕНКО

_*

ЧИТАТЕЛЬ КАК ЭКСПЕРТ

В современной России ежегодно присуждается несколько сотен литературных премий. Но только некоторые из них являются значимыми и формирующими литературное поле; критики и литературные обозреватели говорят уже не о какой-либо конкретной премии, а о премиальном цикле в целом или об отдельных его этапах. Основанные для поддержки и пропаганды «большой литературы» в условиях рыночной экономики, эти премии воспринимаются как части одной системы, причем осознание существования премий как системы пришло вместе с констатацией того факта, что она переживает кризис и упадок.

Помимо очевидных признаков кризиса (премии дублируют друг друга, не выполняют свои функции и не соответствуют своим же установкам), есть и один — неочевидный, и состоит он в том, что в последние годы система литературных премий претерпевает некоторую трансформацию. Каждая из трех наиболее репрезентативных премий («Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер») обзавелась дополнительным проектным компонентом, который не предусмотрен в традиционной премиальной схеме. Каждая так или иначе прибегает к мнению альтернативных демократичных (иными словами, не экспертных) групп.

Голосование членов жюри — это основа и суть премиального процесса. Сам акт членства в жюри есть не что иное, как вложение символического капитала^[1]. Судьи не только делегируют свой авторитет премии, но со временем и сами пополняют свой капитал престижа за счет членства в жюри. А администрация премии обеспечивает этот оборот и следит за сохранением равновесия. Однако наряду с этим уже устоявшимся механизмом появляется другой, опирающийся на квалифицированного читателя, читателя подготовленного и знакомого с материалом, который сознательно делает выбор.

«Квалифицированный читатель» так или иначе присутствует в «официальном» жюри каждой из трех крупных наших литературных премий. Для «Русского Букера» это представитель «смежных» культурных профессий в жюри из пяти человек, которое — цитирую устав премии — «ежегодно избирается Букеровским комитетом из числа видных литераторов и деятелей культуры». Для «Национального бестселлера» это, в сущности, Малое (семь человек, включая почетного председателя) жюри, почти полностью состоящее из тех же «деятелей культуры», а порой и контркультуры. Для «Большой книги» таким квалифицированным читателем, в сущности, выступает состав Большого жюри — Литературной академии, куда, опять же цитирую устав, «могут быть приглашены профессиональные литераторы, деятели культуры, научные работники, общественные, государственные деятели, журналисты, предприниматели». Речь, однако, не о том, а о дополнительном, изначально не предусмотренном уставом включении в премиальный процесс читателя, так сказать, нестатусного. Результаты читательского голосования — это своего рода аналог приза зрительских симпатий, и он не имеет денежного эквивалента.

Дочерний проект «Русского Букера» под названием «Студенческий Букер» существует с 2004 года. «Букер», первая крупная литературная премия новой России, и тут стал первооткрывателем. Начавшийся как игровой проект в Российском Государственном гуманитарном университете, «Студенческий Букер» вскоре легитимизировал свой статус, став официальной премией, учрежденной Центром новейшей русской литературы Института филологии и истории РГГУ. Поначалу в качестве «квалифицированных читателей» выступали студенты и аспиранты РГГУ, а с 2008 года — и других российских вузов. Существование «Студенческого Букера» — это как раз то, что «Русский Букер» отличает от премии-прототипа, хотя, по слухам, в Англии заинтересовались этим проектом и тоже стали привлекать к участию в конкурсе студентов. Заявленная цель — привлечь внимание студенческой молодежи к современной русской литературе.

«Студенческий Букер» проходит в два этапа. Сначала — конкурс эссе, написанных о любом романе, вошедшем в лонг-лист «Русского Букера». Победители — студенты и аспиранты — составляют жюри премии «Студенческий Букер» и уже затем предлагают свои альтернативные длинные и короткие списки, соответственно выбирая своего победителя. Студент, участвующий в конкурсе, успевает примерить на себя и роль участника, лауреата и победителя и тут же — роль судьи.

Поскольку длинный список премии ограничен длинным списком «Русского Букера», профессиональное мнение все же контролирует и ограничивает выбор читателей.

Отличает читательскую премию в рамках «Русского Букера» от других сама аудитория, качество этих читателей, что, кажется, вполне в духе академичной британской премии.

Таким образом, для премии «Русский Букер» проект «Студенческий Букер» — это, с одной стороны, способ реализовать свою миссию — «привлечь внимание читающей публики к серьезной прозе» (в данном случае — студентов гуманитарных вузов), с другой — новая стратегия, влияющая на репутацию премии. Сам «Студенческий Букер» от непредсказуемых с точки зрения «большого Букера» решений застрахован тем, что действует в пределах длинного списка. Причем зачастую, по мнению критиков, решения студенческого жюри были гораздо более спокойными, не вызывали такого возмущения в прессе. Например, когда в 2010 году «взрослое» жюри присудило премию Елене Калядиной («Цветочный крест»)^[2], что обернулось скандалом в прессе, студенты наградили Мариам Петросян («Дом, в котором…»)^[3], чей роман стал культовым в молодежной среде. И это было правильно и хорошо. Награждение Михаила Елизарова (роман «Библиотекарь»)^[4] в 2008 году критики и литературные обозреватели тоже сочли радикальным и эпатажным шагом, в то время как студенческое жюри оказалось неожиданно умеренным и присудило премию Владимиру Орлову («Камергерский переулок»). Или наоборот, в то время как жюри не могло договориться, а его решение в результате называли безликим и посредственным, как было в случае с награждением «новичка» Дениса Гуцко (председатель жюри Василий Аксенов тогда отказался объявлять имя победителя), студенты отмечают уже маститого («Большая книга» и «Национальный бестселлер») Дмитрия Быкова, чей роман «Эвакуатор»^[5] даже не вошел в короткий список «большого» Букера, как, кстати, в свое время и роман Михаила Шишкина «Венерин волос»^[6] — только потому, что уже получил «Национальный бестселлер». Когда в 2011 году был объявлен «Букер десятилетия», «Студенческий Букер» тоже выбирал своего лауреата за последние 10 лет. И опять в кулуарах решение «Русского Букера» подозревали в расчете — «чтобы никого не обидеть» (им посмертно стал Александр Чудаков, финалист 2001 года с действительно замечательным романом «Ложится мгла на старые ступени…»^[7]). Показательно, что и студенты выбрали финалиста из того же списка 2001 года (роман Татьяны Толстой «Кысь»)^[8], в то время как лауреатом тогда стала Людмила Улицкая («Казус Кукоцкого»)^[9]. Шорт-лист 2001 года был радикально переоценен спустя десять лет — именно такая дистанция нужна для того, чтобы «проверить перспективную справедливость ежегодных оценок». Впрочем, понятно, почему молодые люди, знакомящиеся с литературой последних десяти лет, скажем так, чохом, только сейчас осознали значимость в свое время уже оцененного критикой и отмеченного премий «Триумф» романа Татьяны Толстой.

На самом деле результаты «Студенческого Букера», которые в идеале должны как бы подтверждать правильность голосования экспертов, совпали с голосованием «большого жюри» только один раз, в 2006 году, когда лауреатом «Студенческого» и «Русского Букера» стала Ольга Славникова с романом «2017»^[10]. Надо сказать, что этот проект имеет последователей. Так, премия И. П. Белкина за лучшую повесть года обзавелась «учительской премией», которую курирует преподаватель кафедры филологического образования МИОО Наталья Попова. По словам другого ее инициатора — Натальи Ивановой, «Учительский Белкин» «развеивает миф о том, что учителя словесности — это самая косная, консервативная часть нашей школы. Нет, они очень продвинутые. Они хотят читать и знать современную литературу, делают это с огромным интересом»^[11]. Выбор учителей здесь тоже не совпал с выбором жюри.

Проект «Нацбест + ЖЖ» еще моложе «Студенческого Букера» — он был запущен в 2010 году и просуществовал всего два года. Здесь стратегия немного иная — «квалифицированный читатель» оказался интегрирован в сам премиальный процесс, начиная с выдвижения произведений на конкурс. И аудитория была выбрана по совсем другому принципу: выдвигать произведение на конкурс могли пользователи интернет-ресурса LiveJournal. В специально созданном сообществе любой блогер имел возможность повлиять на формирование длинного и короткого списков премии.

По мнению организаторов премии, проект оказался неудачным отчасти из-за того, что аудитория ЖЖ, на которую они рассчитывали, частично переместилась в социальную сеть Facebook, а оставшаяся аудитория не подошла по формату. И как писали блогеры, проект ЖЖ-номинаций и голосования закрылся потому, что Топорова «закошмарили фантасты». Виктор Топоров действительно мотивировал закрытие проекта тем, что «эти наши фантасты уж как-то в нынешнем году очень разактивничались. Да и разоткровенничались тоже. <…> И навыдвигали на соискание нашей замечательной литературной премии „Национальный бестселлер” (в основном через интернет) черт знает чего»^[12]. Здесь, конечно, можно усматривать давнюю проблему взаимодействия мейнстрима и жанровой литературы (именно с появлением крупных, медийно значимых и денежных премий в мейнстриме совпал момент кризиса самоидентификации фантастики, поскольку ни одной из этих премий не была отмечена ни одна сугубо жанровая книга, а собственная сформировавшаяся к тому времени премиальная система фантастического сообщества была значима только внутри фэндома и никак не комментировалась наблюдателями извне). Однако скорее всего это просто говорит о большей сплоченности и организованности фэндома по сравнению с «мейнстримщиками» и поклонниками мейнстрима, а также о высокой сетевой активности фантастов — бытование фантастов в сети имеет прочные и глубокие корни.

В случае с «Большой книгой» читательское голосование изначально стартовало одновременно с премией в 2005 году, что на тот момент было смелым новшеством, особенно вкупе с тем, что читатель мог бесплатно и свободно ознакомиться с текстами финалистов, выложенными специально для этой цели в свободном доступе (тексты книг недоступны для скачивания, зато читаются во всех браузерах и операционных системах). Участвовать в голосовании соответственно могут все желающие — тоже через Сеть. За одну книгу можно проголосовать только один раз, то есть возможность мошенничества и подтасовки сведена к минимуму. В текущем сезоне за «честные выборы» отвечает Facebook.

«Большая книга» с самым большим премиальным фондом и количеством членов жюри и тут сохранила репутацию большой премии, охватив самую широкую аудиторию. Такое голосование можно считать поистине демократичным.

Читательское голосование «Большой книги» идет параллельно и независимо, результаты оглашаются зачастую даже раньше, чем итоги голосования профессионального жюри. И тем интереснее сопоставлять результаты: «Большая книга» формирует премиальные «тройки», так что лауреаты читательского выбора и выбора Большого жюри могут совпасть полностью, частично или не совпасть вообще. Чем охотно пользуются критики для подтверждения своих аргументов о предсказуемости лауреатов премии. Дело еще и в том, что наиболее демократичное и широкое голосование «Большой книги» одновременно и самое несвободное и ограниченное, поскольку выбор ограничен коротким списком (10 — 15 наименований). Так что ничего особенно неожиданного и противоречащего политике премии читатель выбрать не может.

В некотором смысле, как мы уже отмечали, и так называемое «экспертное» голосование в «Большой книге» тоже можно назвать читательским. Собственно настоящими экспертами являются члены Совета экспертов, формирующие короткий список, их всего девять. А более ста членов Литературной академии вовсе не обязательно должны быть профессиональными литераторами, они тоже читатели, только более высокого уровня. И тем не менее есть еще широкое и массовое читательское голосование. Членам Литературной академии и читателям предоставляется один и тот же короткий список, уже сформированный Советом экспертов, поэтому неудивительно, что ни один сезон «Большой книги» не обошелся без совпадений результатов голосования читателей и «академиков». Причем совпадения эти обнаруживались в самых неожиданных аспектах, что позволило изменить стереотипное мнение о читательских вкусах. В частности, неожиданностью стало то, что особый интерес вызывает нон-фикшн. Именно жанр биографии, который находится вне формата «Русского Букера» и нарочито игнорируется «Национальным бестселлером», в «Большой книге» одинаково высоко оценивается и жюри, и читательским голосованием. В 2006 году это была биография «Борис Пастернак» Дмитрия Быкова^[13], в 2008-м — «Александр Солженицын» Людмилы Сараскиной^[14]. Неожиданно тепло принята и высоко оценена читателями была также книга эссе Рустама Рахматуллина «Две Москвы, или Метафизика Столицы»^[15]. Произведение отнюдь не для легкого чтения, требующее специальной подготовки, получившее третью премию по результатам голосования Литературной академии, в читательском голосовании оно заняло первое место. А в 2009 году главного приза читательских симпатий удостоился Андрей Балдин опять же с книгой эссе «Протяжение точки», не отмеченной на сей раз голосованием жюри. При этом прослеживаются и ожидаемые читательские предпочтения, дважды читательским голосованием награждены Виктор Пелевин (один раз выбор совпал с выбором жюри)^[16], Дмитрий Быков (два совпадения с выбором жюри) и Людмила Улицкая (одно совпадение с выбором жюри), по одному разу отмечены Дина Рубина (одно совпадение с выбором жюри) и Михаил Гиголашвили («Чертово колесо»). Сопоставив этот ряд с лауреатами «Студенческого Букера», можно сделать вывод, что аудитория читательского голосования «Большой книги» по возрасту и предпочтениям отличается от студенческой, это, несомненно, люди более взрослые. Их единодушие отмечалось только раз, когда награждена была Мариам Петросян с романом «Дом, в котором…», покорившим сердца читателей всех возрастов.

И самое беспрецедентное событие имело место в последнем сезоне «Большой книги», когда читательское голосование почти совпало с решением жюри: лауреатами и того и другого стали Михаил Шишкин («Письмовник»)^[17] и Дмитрий Быков («Остромов, или Ученик чародея»)^[18], с той только разницей, что в «официальном» списке между ними вклинился Владимир Сорокин («Метель»)^[19], а в списке читательских предпочтений третье место занял Юрий Буйда с романом «Синяя кровь»^[20].

И все эти результаты оказались неожиданны для литературного сообщества, предсказывающего совсем другой расклад.

В общем и целом некоторые закономерности просматриваются.

Во-первых, судьи-читатели выбираются не случайно и не произвольно, все они должны так или иначе пройти определенный отбор и как-то подтвердить свое право голосовать (написать эссе, пройти конкурс, как минимум — зарегистрироваться на сайте, а значит, принадлежать к определенному слою населения, не только любящему читать, но и ориентирующемуся на просторах сети). Во-вторых, их свобода всегда ограничена технически (списком лонг- и шорт-листа, как в «Русском Букере» и «Большой книге», либо количеством поданных номинаций — как в «Национальном бестселлере»). Эти читатели, как, в сущности, и «большое» экспертное жюри всех перечисленных премий, не вправе наградить кого угодно, они выбирают только из того, что им предложено. Эксперимент, когда читателям была дана большая свобода и было предложено выдвигать произведения на конкурс, признан неудачным, потому что сформировалась определенная группа читателей, которые продвигали произведения, совершенно не укладывающиеся в идею премии. Именно так произошло с проектом «Национального бестселлера» в ЖЖ. Демократическое голосование, как это ни парадоксально, будет состоявшимся в рамках каждой отдельной премии, только если ее администрация позаботится о том, чтобы ограничить его свободу.

Специфика читательского голосования еще и в том, что читатель вовсе не обязан быть ознакомлен с произведениями финалистов из списка — достаточно знать имена. Это до какой-то степени идет вразрез с самой идеей премии как результата квалифицированного выбора экспертов. С другой стороны, это можно рассматривать как неотъемлемую черту именно голосования читателя, чей выбор во многом оказывается обусловлен тем, что автор и произведение «на слуху». Кстати, наряду с читателями, читательским голосованием могут свободно воспользоваться и авторы, критики и литературные эксперты. Нарушает ли это негласные правила чести? Возможно. Что характерно, формат ЖЖ зачастую допускает призывы «проголосовать вот тут за мою книгу».

В целом можно сказать, что для любой премии инструмент читательского голосования — это одновременно и способ привлечь внимание к самой премии, то есть своего рода инструмент пиара, и способ реализовать свою миссию, то есть привлечь читательское внимание собственно к литературе. Причем обе эти функции — почти одно и то же. Премия должна заботиться о своей репутации, потому что в этом и состоит смысл ее существования. Короткий и длинный списки каждой премии — это, собственно, рекомендательный список для чтения: любой человек, стремящийся быть начитанным и разбирающимся в современной русской литературе, может следовать косвенным рекомендациям той премии, которой он больше всего доверяет, и, более того, высказать свое мнение, поучаствовав в голосовании, и тем самым повлиять на результаты.

То, что современные российские литературные премии нуждаются в такой стимуляции интереса к ним, действительно может подтверждать наличие некоего кризиса в этой сфере. И возможно, внедрение института оценки квалифицированным читателем поможет им с этим кризисом справиться, трансформироваться и найти новые формы существования.