Бородицкая Марина Яковлевна родилась и живет в Москве. Окончила МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Поэт, переводчик. Постоянный автор «Нового мира».
МАРИНА БОРОДИЦКАЯ
*
РЫЖАЯ НА ЗЕЛЁНОМ
* *
*
Зелень и желтизна,
лиственный плеск и трепет:
это она, она —
шьёт, вырезает, лепит.
В хоре и в драмкружке —
будешь ли, спросят — буду! —
носится налегке
и поспевает всюду.
Медью своей казны
пересыпает звуки,
золотом новизны
детям сластит науки,
юбкой траву метёт,
глупости шепчет клёнам,
ярче весны цветёт,
рыжая — на зелёном.
…Гомон из-за кулис,
зал рукоплещет: просим!
Что ж, выходи на бис,
девочка, дочка, осень!
* *
*
У нас весь двор говорил
«кардонка» и «ехай»,
я сперва поправляла,
но без успеха.
Впрочем, успехи были:
я стала привычной фигурой,
меня всё реже дразнили
очкастой дурой,
я постигла значенье матерных слов
(довольно простое),
дед ошкурил фанерку для горки,
но я отлично съезжала стоя,
я бы стала совсем своей —
оставалась одна помеха:
я никак не могла сказать
«кардонка» и «ехай».
…Тыщу зим спустя прохожу мимо сквера,
где бесятся
ребятишки под горкой. Их бабки,
мои ровесницы,
подбирают ледянки, внучат
и в порядке дрессуры
им кричат: «Не ехай на попе!»,
старые дуры.
«Вон тоя кардонка!»
Украдкой, сквозь рукавички,
я показываю им рожки.
Беру в кавычки.
* *
*
Вы, гоголевских два солёных огурца,
Милей мне трех сестёр и всех плодов из сада:
Архангел Добчинский с обрывком письмеца,
Улыбка, тайный знак, забытая услада.
Здесь, в книге жалобной, где пробуют перо
(Оно же ножичек), где правит страх сердцами,
Поблекли рожицы, повыцвело шевро,
И только вы одни глядите молодцами.
Вы сами — след пера, чернильная строка,
Суть бестелесная, что свет исколесила
На сотне языков — но всё еще крепка
Засола местного таинственная сила.
В эвакуации жевала мама жмых,
Но в горло жмых не лез, а было ей лет десять.
Солёный огурец (он был один у них)
На нитке бабушка придумала подвесить.
И тотчас детский рот наполнился слюной,
И жмых питательный был радостно проглочен,
И в битве бабушки с проклятою войной
Противник оттеснён и приговор отсрочен.
Слова не вывезут, и не спасут слова.
Но спросят вновь и вновь на гулком бездорожье:
На что, мол, уповать? И я скажу: на два
Солёных огурца — и милосердье Божье.
* *
*
Если вышло писать историю,
Если вышло о битвах петь —
У окошка сиди в скриптории,
Где уместно пером скрипеть:
Чёрным соком дубовых шариков
Всласть напаивая стило,
Чаркой красного да сухариком
Подкрепляясь, чтоб дело шло.
А кровавым копьём историю
Позовут писать — не ходи:
Не расчислишь стрел траекторию
С оперённой стрелой в груди.
Мертвецу не воспеть викторию,
Мяснику не подняться ввысь…
Если вышло писать историю,
На замок от нее запрись.
* *
*
А в Коломенском под осень яблоки стучат:
по привычке плодоносит одичалый сад.
Потому что бабьим летом велено рожать,
а зимой — скрипеть под ветром, ветками дрожать.
По привычке, по старинке, в глубине аллей
ищут бабушки с кульками яблок покрупней.
А хозяйственные дядьки рюкзаки набьют:
жёны сварят им повидло и хвалу споют.
Вот и мы с тобой, подружка, яблок наберём,
оботрём, надкусим с хрустом, сморщимся, замрём:
скулы сводит поначалу эта птичья сыть,
но и сласти в ней немало, если раскусить.
А далёкому гобою лучше не звучать,
потому что нам с тобою велено дичать,
потому что нам по нраву этот скромный блюз
и ничейных, мелких яблок молодильный вкус.