АПОКАЛИПСИС СЕГОДНЯ

АПОКАЛИПСИС СЕГОДНЯ

А л е к с а н д р К а б а н о в. Happy бездна to you. Харьков, «Фолио», 2011, 187 стр.

Столетие назад акмеисты возвращали затертым поэтическим образам вещественность, осязательность — вкус, запах и цвет. То, что делает в поэзии Александр Кабанов, сродни акмеизму. В его стихах много узнаваемого, ощутимого на ощупь материала: «мохнатые мотыли», «морщин меридианы», «самогонное солнце во фляге»… Только процесс идет в обратном направлении: поэт возвращает плоть и вещественность не объектам непосредственной, окружающей нас реальности, а, казалось бы, навсегда отработанным, намертво зафиксированным и вошедшим в массовое сознание фрагментам культуры. Переводит отраженные культурой образы обратно на язык предметов. С кафкианской убедительностью Кабанов помещает в свою реальность героев эпоса, персонажей истории и литературы, украинских усатых драконов, хрустальных женщин, ожившие памятники… Айтматов сидит в гостях у Манаса, и оба не сомневаются в существовании друг друга.

Название последней на данный момент (девятой) книги Кабанова — «Happy бездна to you» — как нельзя лучше отражает ее тональность. На обложке — окруженное космической тьмой блюдце с голубой каемкой, на котором кусок торта с одной-единственной горящей свечой, словно скупое «ку», услышанное в ответ от кукушки.

Когда слушаешь исполнение Кабановым его стихов вживую, поначалу может показаться, что это ироническая поэзия.

Спасением обязанный кефиру,

в таблетках принимая упарсин,

не знаешь ты, как трудно быть вампиру —

садовником, певцом родных осин.

Ужас начинает прорастать позже, чем смех, но корень у них один — абсурд бытия, близость конца, исчерпанность истории. Загорание на пляже в верхнем отсеке песочных часов.

Не будет ни прощенья, ни оклада —

сплошная ночь, змеиный шелест книг,

подкованная, в яблоках, ограда,

зубовный скрежет лютиков цепных.

Книга пронизана эсхатологическим мироощущением. И главный ужас на пороге бездны не в том, что смертен человек, а в том, что смертна культура. В преддверии Апокалипсиса история утрачивает линейность, сплющивается в плоскость, на которой все одномоментно и рядом. Приметы глобализации перемежаются с возрождаемыми в поисках национальной идентичности традициями. Отсюда и причудливые коллажи Александра Кабанова, где Бэтмен (Сагайдачный), Дали и Даль соседствуют в пространстве одного текста.

Тесно связан с этим ощущением и мотив исхода. В «Исходе москвичей» покидают свои дома жители российской столицы:

Вслед за Данте, по кругу МКАДа, отдав ключи —

от квартир и дач, от кремля и от мавзолея,

уходили в небо последние москвичи,

о своей прописке больше не сожалея.

Ибо каждому, перед исходом, был явлен сон —

золотой фонтан, поющий на русском и на иврите:

«Кто прописан в будущем, тот спасен,

забирайте детей своих и  уходите…»

<…>

Над кипящим МКАДом высится Алигьери Дант,

у него в одной руке белеет раскаленный гидрант,

свой народ ведет в пустынные облака

и тебе лужковской кепкой машет издалека.

В жестком и горьком (что вообще-то буйно-жизнелюбивой лирике Кабанова несвойственно) «Исходе украинцев» уходят со своей родины его земляки.

Кто это там? Архангел в сержантских погонах —

протягивает тебе иерихонскую трубочку:

подуй в нее, проверься на алкоголь,

а лучше сыграй: «Ой на горі та й женці жнуть…»,

а мы подхватим, подпоем тебе, возрадуемся.

<…>

Запряжем своих боевых слонов, возрадуемся,

ибо только украинцы способны увидеть

и приручить древних боевых слонов...

В стихотворении «Памятник взмахнул казацкой саблей...» снос дома знаменует собой крушение привычного уклада и прежних ценностей.

Дом снесли, а погреб позабыли

завалить, и этот бомж извлек —

город Киев, под покровом пыли

спрятанный в стеклянный бутылек.

Сознание пытается найти основания, зарываясь в привычную почву, но там оно обнаруживает лишь чудом уцелевший миф.

Кабанов — один из последних советских поэтов постсоветского пространства. Он пишет, находясь по ту сторону российской границы, его тексты изобилуют реалиями украинского быта: соломенные крыши, казаки, Гоголь, сало, самогон... Но авторский взгляд принадлежит не жителю новообразованной страны, а гражданину пережитой им империи, наблюдателю, фиксирующему мутации еще узнаваемого, но все более чужеродного и агрессивного постсоветского пространства. Не здесь ли — в том числе — истоки предапокалиптического мироощущения в его стихах? Лирический герой Кабанова не субъект происходящего, а жертва^[1].

Надо бронепижаму

надеть перед сном и каску,

не забыть повернуться

к эпицентру взрыва спиной,

потому что жизнь —

впадает не в смерть, а в сказку,

у которой рассказчик — прежний,

сюжет — иной.

(«Страшный чек подписан...»)

Этим в какой-то мере и объясняется отмеченный в аннотации к книге парадокс: предыдущий сборник Кабанова, крымско-херсонский эпос «Бэтмен Сагайдачный», избранные тексты которого вошли в «Happy бездна...», получил престижные награды в России^[2], но до сих пор мало известен на родине поэта. Тем не менее стихи Кабанова, как может заметить внимательный читатель, во многом опираются именно на украинскую литературную традицию с присущими ей бурлескностью, избыточностью и бурным словотворческим началом.

Четверть века назад Иосиф Бродский сформулировал идею о поэте как орудии языка. Эта мысль часто приходит на ум, когда читаешь стихи Кабанова. Среди современников трудно найти другого поэта со столь тонким поэтическим слухом и столь же глубоким доверием к языку. Звуковая форма слова в его текстах нередко берет на себя смыслопорождающую функцию, по сути дела управляя стихотворением. Чаще всего это насилие благотворно.

Дребезжат, касаясь друг друга, прозрачные лица,

каждой гранью сияют отполированные тела,

старшую женщину зовут Бедная Линза,

потому что все преувеличивает и сжигает дотла.

(«Крыша этого дома — пуленепробиваемая солома...»)

Разница в одну букву дает погрешность в несколько световых лет. Приращение смыслов за счет звукописи и фонетических перекличек происходит бурно и иногда едва ли не помимо воли автора, который оставляет за собой роль серфингиста, пытающегося удержаться на гребне им же самим поднятой волны.

Иногда срывается — но чаще достигает успеха.

Вадим МУРАТХАНОВ