Ковальджи Кирилл Владимирович родился в 1930 году в Южной Бессарабии. Поэт, переводчик, прозаик, критик, педагог. Живет в Москве.
Ангел приснился В детстве я скорей представлял тебя девочкой, Современники Сбрасывают книги * * * Наступила пора невозможности слов, * * * Я вам расскажу. Не торопите. Читая Светония Стёр светотени Если… Пушкин ушел из дому, * * * Живущих в жертву не готовь * * * ничего не знает о смерти смертоносная сабля * * * Забывают хороших поэтов, * * * Становится русских всё меньше? * * * Когда пианистка левую руку перебрасывает через правую,
потом про тебя позабыл, завязал с пионерским галстуком,
ты примирился грустно со своим отсутствием,
как полагалось тогда в мире кумиров,
при которых с неба сыпались бомбы.
Но я продолжал, взрослея, чувствовать чьё-то вниманье,
нескромно приписывал это Всевышнему,
будто у Него другого дела и не было.
Я теперь понимаю — это ты, мой незримый болельщик,
я на длинном твоем поводке, мы давно не встречались, —
как ты выглядишь, я-то уже постарел…
Мифологический воздух полон свистящих стрел,
я проскочил между ними, преодолел перевал.
Теперь предлагается спуск? Я на тросе повис,
я не приспособлен к пропасти, мне некомфортно вниз.
Я тревожно заснул, мне приснилось, что ты меня поцеловал…
в баки… Подбираю,
выбираю авторов,
уношу домой.
А жилец соседний,
жрец евроремонта,
сбрасывает книги
за моей спиной…
Я в своей каморке
за столом сижу,
книгу сочиняю,
новое пишу.
обустроившихся в словаре.
Воздух ртом от удара ветров
я хватаю теперь на холодной заре.
Как подумаешь — мог я быть скрипачом,
мог, да вот — помешала война.
Я отдался словам — а они ни при чём
там, где в силе смычок и струна!
Ты бы понял, она бы меня поняла,
может быть, и себя б я постиг…
А словами нельзя — такие дела.
А молчанье без слов — это крик!
Я ни зла не прячу, ни добра.
Только не выдёргивайте нити
из расцветки моего ковра.
Расстелюсь ковром, чтоб ваши взоры
разглядеть могли мои узоры.
смелый Светоний,
чёрное с белым
в одном флаконе —
список доблестей,
гадостей список:
как благолепен цезарь,
как низок!…
Образ глумится,
меняя лица,
располовиненный
цезарь двоится.
По определению
он шизофреник.
Так что прости меня,
мой современник,
метод Светония —
метка доверия.
Шизофреничны мы все.
Плюс — империя.
а не старик Толстой.
Лермонтову седому
встретился век молодой.
Не был в Санкт-Петербурге
убит Александр Второй.
Руси православной турки
вернули Царьград святой.
Ульянов стал адвокатом,
а Джугашвили попом.
Россию в веке двадцатом
не перевернули вверх дном…
И сам не гибни безупрёчно:
Непрочно дело и порочно,
Когда под ним струится кровь!
ничего не знает смертельный снаряд
ничего не знают землетрясение
пожары, микробы, цунами и случайный кирпич
все они, ничего о жизни и смерти не знающие,
обступают нас,
уязвимых, беспомощных, незащищенных,
в лучшем случае все равно обреченных
умереть своей смертью.
(если позволят
киллеры
гитлеры
каины)…
не гениев — просто хороших.
Забывают — талант зарывают
обратно, как зерна в песок.
Кто их окропит водою,
чтобы опять из проросших,
как сквозь асфальт, пробился
живой беззащитный росток?
Становится русских всё больше!
Чего мигранты достигли?
Они всё в большем числе
Переплавляются в русском тигле,
В крепчайшем языковом котле.
Красотки любого цветения
Извечно годятся в подружки нам;
Даже негр через два поколения
Становится Пушкиным!
предопределённые ноты оживают охотно с октавою,
а когда судьба правой рукой хватает левое ухо,
тогда пасует пророк и начинается заваруха.
Это вам не фокусы физики, не хитрости химии,
а нечаянности — как стихи мои…