Еда со звездами и звезды как еда
Можно, конечно, легкомысленно заявить о воcкрешении раблезианства на нашем телевидении. Ведь редкий канал не обзавелся еще кулинарными шоу. На НТВ их даже сразу три — «Кулинарный поединок», «Едим дома!» и «Повара и поварята». На ТВЦ — «Политическая кухня». На «Домашнем» — «ИноСтранная кухня», «Спросите повара», «Мир в твоей тарелке». На Первом — «Смак». А еще «Контрольная закупка» с ее муками дегустации и выбора сильнейшего продукта, а еще «Званый ужин» на Рен-ТВ с изощрениями при накрывании стола. Если к этому прибавить закономерный уклон в кулинарную тему в рекламе, рецепты параеды-паралекарств в «Малахов+» и множественные отсылы к еде, питью и всяческому поглощению мира через ротовое отверствие, картина гастрономической телемании будет относительно полной.
Однако дело все-таки не в том, что ТВ так пристрастно к живописному отображению и даже утрированию сугубо материальных простых радостей. Эти радости для ТВ — такая же далекая абстракция и условность, как и высокие чувства вроде любви, самопожертвования и многого прочего, о чем на ТВ постоянно сочиняют сюжеты. Не будем приписывать нашему ТВ пиршественные настроения, мотивы победы человека над природой, жизни над смертью. Все грубее и сложнее.
С неистовым рвением телевидение ищет пути к душе своей аудитории. Но делает это не слишком творчески, вернее, опасаясь экспериментировать. ТВ идет старым доморощенным способом, то есть так же, как женщинам рекомендуется ходить к сердцам мужчин. Через желудок. Похоже, ТВ постановило, что путь к душе простого телезрителя лежит через желудок, что отчасти резонно.
Во-первых, еда — это довольно аполитично и потому умиротворяюще. О вкусах не спорят, в том числе и о чисто гастрономических.
Во-вторых, еда — это всем доступное удовольствие. У сексуальной сферы гораздо больше ограничений. А едят практически все — люди не только обоих полов, но и всех возрастов, маленькие, молодые, лица среднего возраста и пожилые. Худые и толстые, с целлюлитом и без оного, красивые и не очень, умные и не слишком, образованные и необразованные, здоровые и больные, высокооплачиваемые и низкооплачиваемые.
Что касается последних и предпоследних, то о нейтрализации разницы между этими антагонистическими категориями населения ТВ заботится особенно тщательно. Пельмени, сухарики из пакетиков, лежалые в супермаркетах дешевые колбасы, супы из пластмассовых стаканчиков, прочий малополезный сухой корм, гамбургеры, дешевый шоколад и другие лакомства, призванные подсластить тяжелую жизнь, не исчезают из рекламы. Там выстраивается совершенно сногсшибательная диета — не столько для малоимущих, сколько для совсем себя не берегущих. Горы кетчупа, сердечки из майонеза, подцепляемые на хлебную корочку, консервы и всякие растворимые в кипятке смеси, запиваемые то молоком, то пивом. Подспудно реклама склоняет народ к длительной инициации. Если человек выживет и даже не заработает себе серьезных болезней при такой «потребительской корзине», значит, этот человек действительно прочный и для нездорового образа жизни подходящий. А главное, внушаемый как медиум. Реклама растит в стране такое большинство — внушаемое, доверчивое и непрошибаемое для любых продуктов.
Показательно, что только за редким исключением неполноценную дешевую пищу в рекламе едят персонажи, которых можно атрибутировать как людей с низкими социальными запросами и финансовыми возможностями. В основном одинокий Сергей Светлаков с жареным картофелем изображает простой народ. В остальном же чипсы и гамбургеры, сухие супы и консервированные продукты поглощают люди хорошо одетые, достаточно холеные, явно привыкшие к фитнес-клубам, зарубежным курортам и ежедневному комфорту. Реклама создает образы «продвинутых» и преуспевающих, чтобы этими образами соблазнять реальные слои потребителей неполноценных продуктов. Чтобы реальные потребители впадали в забытье, теряли адекватность и узнавали себя в далеких и непохожих. Это первый сюрприз телегастрономии. Аудиторию то и дело подкармливают привлекательными социальными типажами. Никакого каннибализма, сплошная виртуальность.
Есть и откровенные приглашения помечтать вместе. Вот большой и раскидистый российский коттедж. Вот камин и просторная гостиная, в которой располагается хозяйка коттеджа, которая многодетная мать и супруга состоятельного человека. А вот итальянский повар коттеджа, который колдует на огромной кухне коттеджа и даже распевает благозвучные итальянские песни, перемежая этим ответы на вопросы журналистов. Аудитории, 99% которой существует без повара и даже без домработницы, показывают быт с обслуживающим персоналом, — и показывают как нечто само собой разумеющееся и повсеместно принятое.
Такие семейства с поварами, садовниками, горничными и остальной челядью в духе XIX века существуют во всем мире. Но в нормальных западных странах про их быт не рассказывают по общедоступным бесплатным телеканалам. Это было бы неприлично. Общество XXI века живет не по этим эталонам, а западное ТВ уважает реальные средние возможности и приоритеты социально позитивных граждан. И только у нас, все еще переживая дефицит буржуазности, культивируют жизнь при поварах.
Да, между прочим, не худо бы поинтересоваться, а что эти повара готовят? Ну, вскользь, конечно, и об этом рассказывают. Но только вскользь и как-то невкусно. Потому что главное в поваре, как наглядно демонстрирует телевидение, совсем не его кулинарные таланты и их воплощение. Главное — он сам, его наличие, его наименование. Повар — символическая фигура престижа, а его стряпня — высокооплачиваемое и все же глубоко второстепенное приложение к этому символу. Одним словом, опять еда не на первом месте.
Но подобные программы рождены относительно недавними общественными веяниями. Назло кризису, так сказать. А самый излюбленный и распространенный вариант кулинарной программы — звезда у плиты или разделочной доски. Звезда со сковордкой, звезда в навороченном кухонном интерьере, помещенном в телестудию. Кухонная мебель и утварь автоматически обретают статус реквизита для шоу. Звезда же, вооружившаяся то ли ножом, то ли овощерезкой, — это уже не просто звезда, и даже не только звезда, обратившаяся к народу, а такая звезда, которая сама часть народа. Мол, стою я тут перед вами, простой самородок и свой парень, с набором из сорока специй и кастрюлей за десять тысяч рублей... Реклама реквизита преследует свою цель — промоушен товаров высокого ценового уровня. Эта цель приходит в противоречие с целью телевидения как такового — восстановить единство нации, показать ей, как хорош ее замес, какие чудесно неординарные ингредиенты в ее тесте.
В советские времена высокие номенклатурные лица закладывали первые кирпичи, сажали деревца, продолжая дело Ленина, который нес бревно. Ритуальный аспект участия в общенародном деле тут всегда был важнее практической пользы от этого участия. Нынешние нравы требуют, чтобы общедоступные первые лица, то есть самые популярные из несакральных, то есть артисты, демонстрировали свою причастность быту. Мол, не волнуйтесь, граждане, они тоже знают, что такое кухня, а не только по ресторанам шастают. Проверьте, граждане, талантливы ли ваши звезды. Ведь талантливый человек обязан быть талантлив во всем. Петь, танцевать, острить, драться в кадре — это для ваших любимцев пустяк. А вот каковы они у плиты… Как говорилось у Бернарда Шоу, король должен подняться до простых граждан. Именно подняться, а не опуститься.
В погоне за взаимопониманием с народом звезды обязаны показывать себя не в профессии, а на том поприще, где они любители. Профессионалы должны симулировать главенство внепрофессиональных ценностей и свойств. Хотя понятно ведь, что профессиональный артист приготовит что угодно, если это надо сделать перед телекамерами. Юлия Высоцкая демонстративно признается в интервью, что готовит только в процессе съемок программы «Едим дома!». Да и в самом деле, зачем и когда звезде готовить?
В некоторой степени кулинарные шоу можно считать предтечами ледовых шоу, танцевальных шоу и вокальных шоу, в которых заняты не танцоры, не фигуристы и не певцы. Тот же принцип. Хочешь усилить свою популярность? Покажи, каков ты не в своем деле, а в чужом.
Приготовляется в кулинарных шоу в качестве главного блюда прежде всего сам куховарящий артист. Наиболее характерная мизансцена — вид артиста по пояс, срезанный разделочным столиком или плитой, которые выступают как поднос для телесного «верха» звезды. Если телевидение часто именуют «говорящими головами», кулинарные шоу следует назвать «беседующие тушки». Дизайн гарнитура, мелкая утварь и продукты для готовки — гарнир к этому основному блюду. Ну действительно, зачем Ивану Урганту ноги? Он ведь не ими работает, а безостановочно острит, облаченный в фартук с надписью «Смак», как некогда известные, штучные артисты надевали на себя прозодежду для нужд театрального искусства революционной эпохи.
Конечно, в любой момент звезду могут попросить спеть, что-нибудь изобразить или показать фокусы и пригласят выйти из-за разделочных столов, продемонстрировать себя в полный рост. В «Кулинарном поединке» это почти канонический момент, и Михаил Пореченков, ассоциирующийся скорее с любыми видами агрессии, нежели с мирной готовкой, приглашает к исполнению артистических номеров с особой плотоядностью. Как волшебник, который умеет заставить жареную утку бить крыльями и крякать.
Так ведь неспроста существовала добрая средневековая традиция проносить перед дорогими гостями и даже водружать на пиршественный стол неразделанные туши приготовленной и украшенной дичи. В сохранении визуальной формы «живого» фазана или кабана есть особая магия. Он как живой, и он наверняка приготовленный, годный к употреблению в пищу. Между двух миров замирает на блюде фазан или кабан, а переход от жизни к смерти и обратно получает привкус непостижимого, чудесного.
Вот и звезда, показавшаяся на несколько минут из-за кухонной мебели, словно снова обретает ипостась исключительно актерствующего профессионала. Однако в то же время это звезда на псевдокухне, звезда, уже пошедшая на компромисс с телеусловностью, с ролью повара-любителя, — звезда, которая «варится» на телевидении. Она тоже зависает в телеэфире между двух миров — между искусством и неискусством, между несъедобным и съедобным.
Впрочем, в кулинарии всегда есть элемент фокуса и экшена. Было овальное и белое и вдруг стало плоским, округлым и с желтым пятнышком посередине. Были круглые красные, длинные зеленые, были конусообразные оранжевые и цилиндрические фиолетовые. И вот их варят или сразу кромсают на мелкие кусочки, перемешивают, заправляют — и получается нечто странное и ни на что не похожее. Ложечки, помешивающие варево. Ножички, режущие твердые тела с элементами геометризма. Лопаточки, переворачивающие содержимое на сковородках. Кипящее масло, густо льющееся масло, бегущий кудрявой ленточкой майонез, — как телевидение любит все это выхватывать крупными планами. Прямо чтобы зритель рванул к холодильнику — поедать на нервной почве то, что там уже есть. Или чтобы сублимировал чувство голода в переживание эстетического насыщения вприглядку.
Помимо звездного шоу кулинарная программа — это всегда отчасти шоу неодушевленных продуктов, с которыми что-то происходит в руках всемогущих людей. Руки, производящие с продуктами определенные действия и сообщающие им ту или эту судьбу, — божественные руки, наделенные властью и распоряжающиеся тем, что создано божественной волей на каких-то огородах, плантациях или в теплицах и даже лабораториях. Крупные планы готовящих рук автоматически наследуют традицию изображения божественной ладони, являющейся прямо с небес и готовой вмешаться в земную жизнь.
Что могущественные руки сотворят с луком, петрушкой и чесноком, то со всей этой троицей и будет. И в этом ракурсе кулинарные телешоу — всегда поучительные и немного пугающие спектакли о власти и судьбе, о лидерах и манипулируемых. О тех, кто готовит, и о тех, кого готовят. Не случайно лексика страдательных ситуаций изобилует кулинарными ассоциациями. «И долго нас будут тут мариновать?» Или: «Я совсем спеклась». Или: «Смотри, он совсем уже вареный». Или: «Опять он нас кормит завтраками, а время идет».
ТВ ненавязчиво напоминает своим зрителям их место в истории. Если в советскую эпоху в ходу была железо-производственная тематика («Мы растем из железа», «Мы только гайки великой спайки»), то сегодня ее заменяет молчаливое мелькание кулинарных эпизодов. Никто, конечно, не поет «Мы лишь ингредиенты…». Но визуальные образы не нуждаются в вербальных расшифровках, с которыми не так уж приятно соглашаться. Визуальные образы молчаливо и мягко адаптируют рядовых людей к тому, что они неизбежно попадают в салат раннего зеленого капитализма.
В советские годы сложился образ кухни как духовного центра дома, свободной дискуссионной площадки, где кипят политические страсти. И не важно при этом, на каких табуретках сидишь ты и твои гости, на какой стол опираетесь, из каких стаканов пьете. А уж что там вокруг — вообще без разницы, потому как ничего хорошего. Очень скромненько и без всякого намека на дизайн. Кухня была символом приватной ниши, где может состояться свобода слова и эмоционального переживания общественных бед.
Постсоветская действительность сразу взорвала этот высокий образ кухни, демонтировав одни сакральные смыслы и насаждая другие, тоже в какой-то мере сакральные. Еще мало кто успел заменить старую кухонную мебель на новую, а по телевизору уже вовсю шла реклама грандиозных кухонных интерьеров. Их стильность, стерильность и, главное, размеры превращали кухню в демонстрационную площадку дизайна и технического прогресса, престижа и личного преуспеяния. И что там вокруг такой кухни — нищие и бомжи, теракты и развал СССР, падение отечественной валюты и смена правящих элит не вполне мирными средствами… Да хоть потоп! Модернизированная постсоветская кухня сегодня сияет идеальной чистотой и ирреальной пустотой. Она похожа на космический корабль, напичканный сложной аппаратурой и несущийся по просторам вакуума. Она воплощает мечту о другом обществе — без хамства, взяток и беспощадности человека к человеку, о других людях — без физиологического низа, о других жилищах — в два-три раза больше отечественной малогабаритной квартиры.
Не только реклама, но и подавляющее большинство сериалов, использующих свое пространство и время как полигон для рекламы мебели, посуды и прочих вещей, городят в кадре идеализированную просторную кухню. Кулинарное шоу продолжается и плавно переходит в необъявленное «кухонное шоу». Шествуя из сериала в сериал, будь то ситком, мыльная опера или даже криминальная драма, кухонное шоу приучает телезрителя к мысли, что только у него осталась устаревшая маленькая кухня, где нельзя развернуться одновременно двум людям, где никак не поместится посудомоечная машина и холодильник с двустворчатой дверцей. ТВ рождает и подогревает кухонную манию в нашем обществе. Кухня начинает выступать не как символ индивидуального дома, уюта, семейного тепла, но как воинственный символ социального мировзятия, завоевания не просто места под солнцем, а места с вытяжкой, усложненной микроволновкой, грилем и прочими прибамбасами.
Как ни парадоксально, из образа внутренней и в некоторым смысле интимной жизни кухня превращается в образ декоративного фасада приватности, демонстративности поведения, социальной показухи. Кухня современного типа подразумевает предельно овнешненного человека, который каждую секунду должен сам себе показывать свою социальную состоятельность, хороший карьерный рост и повышение доходов. Вкусно или не очень на этой кухне готовят, совершенно несущественно. Там могут вообще не готовить. Чем выше финансовая состоятельность владельцев кухни, тем меньше они проводят на ней времени, тем больше едят не дома, а в ресторанах и на светских мероприятиях. Кухня — она нужна на случай, если вдруг по предварительной договоренности к хозяину кухни нагрянут телевизионщики с камерами и прочей аппаратурой, чтобы снимать VIP-персону на его эксклюзивной кухне и чтобы эти съемки было удобно проводить.
Из реального человека с реальными вкусами и физическими потребностями хозяин кухни превращается в условный образ, в социальный архетип, в виртуальную фигуру, которую конструирует ТВ для своей аудитории. Наличие еды на первом или глубоко заднем плане, руки, режущие продукты и перемешивающие их, жующая и пьющая голова — все это должно уже не только создавать эффект социального единства и взаимопонимания звезд и рядовых, прославленных и неизвестных. Еще важнее и нужнее эффект реальности, всамделишности звездных особ, которые то и дело предстают лишенными многих человеческих свойств, в том числе мало-мальски полноценной внутренней жизни. Как показать в телепрограммах динамику рефлексий, сложные мысли, противоречивые чувства? Это и правда нелегко. Еще труднее, если к этому вообще не стремиться, как то делает нынешнее телевидение. Зримое погружение еды внутрь организма гарантирует наличие хотя бы физической глубины, физического объема личности. Знаменитый человек ест, стало быть, он существует.