Татьяна Носкова. Стихотворения. М., “Водолей Publishers”, 2008, 96 стр.
Вот, удалось, это слово вернулось в песок,
В мякоть глухую, в подушку из пуха и снега.
Жизни не слышен уж слабенький голосок,
Отдых настал после быстрого страшного бега.
Вот, удалось, это слово совсем замерло,
Горло уже не сжимает, и слезы не льются.
Только во сне разбивается сердца стекло,
Только во сне чьи-то речи еще раздаются.
Стихотворение тяжелое и красивое. Тяжелое, потому что оно — об удаче: вот, удалось... Удалось освободиться от слова: оно замерло и вернулось в песок. Удалось освободиться от жизни, от сжатого горла и слез, уйти от жизни в отдых и в сон, лишь там чьи-то речи еще раздаются. Стихотворение-парадокс — о такой вот удаче. И стихотворение красивое, потому что нашлись слова, чтобы это тяжкое и бессловесное выразить, выговорить и тем самым изжить лирически.
Но на соседней странице — иная жизнь у души, у поэта со словом:
Как бы слово прямое сказать насовсем,
Как бы выплеснуть, выкрикнуть слов ураганы,
Чтоб душа опустела, как в праздничный день
Все пустынны дома, только площади пьяны.
И еще на соседней странице:
...И у слов на пороге, у сил на исходе,
Померещилось солнце, как будто в бреду,
Говоря о мучительно новом восходе.
.....................................
И свежайшая зелень с картинок забытых —
Моментальная память мне снимок дала,
Забирая его у померкших открыток.
Моментальная память забрала, собрала свежайшую зелень с померкших открыток-— и это случилось у слов на пороге. На пороге у этих слов про зелень и про открытки.
Очень женская поэзия, небольшая книжка, несколько десятков стихотворений, лирических миниатюр главным образом, 100 экземпляров. Имя автора никому не известно, кроме друзей, но ведь стихи — не для одних друзей, вообще поэзия — не для друзей, не для своих, а для всех. Женская поэзия — характеристика сомнительная. “Но, Боже, как их замолчать заставить?” — мы помним это. Никак не заставить, потому что это самой поэзии нужно, чтобы звучал в ней голос женский (О. Мандельштам), голос так отличного от нас существа, как хорошо когда-то сказал о женщине Гоголь. В книжке, которая перед нами, — очень замкнутый собственный мир и минимум внешних событий, душа в контакте со всем природным и даже космическим больше, чем с человеческим миром, не видно даже мужчины, которому быть положено в центре так называемой женской поэзии. Есть только лицо, но уже забытое. “Я совсем тебя забыла <...> Я совсем тебя не помню, / Только вдруг твое лицо / Мне пригрезится, и туже / Палец мне сожмет кольцо”.
Да, женская поэзия, но все-таки в основном не тем она мне, ее случайному читателю, интересна. Найденными словами, чтобы сказать о человечески трудном, мучительном, столь нам знакомом, и вовсе не только женском, — тем интересна. Поэтому хочется просто эти слова и эти стихи цитировать, чтобы они не погибли в мало кому случайно, как мне, повстречавшейся книге. Но и о женском и личном тоже — начиная с той девочки, что мной была и которая стать мною не смогла, и до видения той минуты, когда неношеное платье наденет кто-то на меня. Но вот о главном, большом, общенашем: “Помнишь-помнишь, не забудешь, / Ты у Бога в кулаке, / Пусть тебе не верят люди, / Строя дом свой на песке”.
В книге есть и другой кулак, не Божий, а свой:
Навечно будет зверь в капкане биться,
Его засовам не дано раскрыться,
А кажется — ловушка так мелка!
Навечно пальцы в кулаки зажаты,
Навечно тень бессмысленной расплаты,
А кажется — раскрытая рука.
Раскрытая рука — что может быть проще? А только кажется — ситуация нашего существования такова, что за этим раскрытым и очевидным, простым, — неочевидно, внутри и навечно, зажаты пальцы в кулак, и мы в ловушке безвыходной, которая кажется так мелка.
Татьяна Носкова умеет видеть эти ситуации и находить для них стихотворное слово.