Исчезая за белым

Строчками Галактиона^[1]
Там объяснялись в любви,
А в глубине небосклона —
Звезды, огни, соловьи.

Где же все это, о боже,
Свет кахетинских костров,
Холод восторженной дрожи
От возникающих строф?

Эти стихи, разговоры,
И размышления вслух,
И восхищенные взоры
Девочек или старух.

И равнодушные к розам,
Ими дарившие дам,
Эти поэты с циррозом,
С грустной привычкой к пирам.

Сон ужасен, но мы молодые.
В небе звезды горят золотые
И заря улыбается мне,
Мы из плена бежали во сне.

Нас враги разгадать не сумели,
Мы, голодные, выжить смогли,
Мы, босые, прошли сквозь метели
До родной и весенней земли.

Что же там? Приговор и расплата
В тусклом мареве поздних измен.
Я виновен, и ты виновата
За случайный мучительный плен.

Сыр Ёпармезан, лимон, полента,
Вдоль склона темных пиний лента,
Синбeе небо в их тени
И крепче граппа… Ночь в Сорренто,
Блаженно-бледные огни.
Как дышит буржуазной прозой
Простой гостиничный уют!
В нем Парвус жирный с тонкой Розой
На деньги Горького живут.
Чуть позже — север, зыбь канала
И в обрамленье датских роз
Конгресс Интернационала
И женский призрачный вопрос…

Мне это снилось в электричке,
Летящей в снежной белизне,
Воображалось по привычке
Грустить и грезить в полусне.
Как вдруг — исход из мира грезы,
Весна, милиция, мимозы,
Цыганка с предложеньем дозы,
Лотки, палатки, цветовозы.
И привокзальный инвалид
Одно сказал мне слово: “Розы!”,
Румяным заревом залит.

8 марта 2007.

Прощай на миллионы лет!
Но всё — одно в одном,
И времени, должно быть, нет
В пространстве заводном.

Когда, покорствуя судьбе,
Сойдемся всей гурьбой,
Что наш раздор? Любовь к себе
Или вражда с собой?

Знай, что одиннадцать раз погибала великая Троя,
Вышло одиннадцать градов из перерытой земли.
Спутать каменья легко, пусть римское молодо время.
Так, но всезрящий слепец только шестую воспел
Малую крепость… Грустя, бреду я с мечтой о Елене
Кругом, где Гектора гнал неумолимый Ахилл.
Весь камышами поросший, ставший безводным арыком,
В ночь к виноцветному морю тянется узкий Скамандр.
Вырос двенадцатый пласт… Это — мы, ларек сувениров,
Нежащий шелест олив у ресторана “Приам”.
Семь поколений детей учились в турецкой деревне
Грядки томатов беречь, строгать деревянных коней.

18 октября 2006. Чанаккале.

Много ли надо для сказки?
Только деревья и снег,
Белые зимние краски,
Переменившие век.

И, постепенно белея
И удаляясь в метель,
Жизнь оказалась милее
С вихрем летящих недель.

Вся исчезая за белым,
Стала внезапно мала,
Словно бы только заделом
Будущей жизни была.