Попов Сергей Викторович родился в 1962 году. По основной профессии — медик. Выпускник Литературного института им. А. М. Горького. Автор пяти лирических сборников. Живет в Воронеже.
* *
*
День запаян припоем мороза,
мела, извести и молока.
Это дым. Это добрая доза
прозы, праздности и коньяка.
Это время бесцельных прогулок
по ступенькам, где снег распылен,
где проворно берет переулок
первовстречного в зябкий полон.
Это дрожь настороженной жести,
это дрема древесных корней,
окна в полдень, обрывки известий,
ход ветвей на воздушной волне.
Над постройками пробуя ноты
белизны и сухой тишины,
пламень робкой пустынной работы
освещает окрестные сны.
Средь сугробов, сараев и баков
постепенно теряется след.
Этот путь до того одинаков,
что не жалко сходящих на нет.
Кто нырнет в подворотню, кто, ворот
приподняв, растворится вдали.
Профиль смазан, фонарик расколот,
но светло на ладони земли.
У затворников противотока
безусловна земная стезя —
хоть оплакана слишком жестоко,
но желанно оплачена вся.
* *
*
Все бредит сбыться в мае оголтелом,
дразнящем, как костер на берегу
с любой тобой, шепнувшей между делом
дикарское угрюмое “угу”.
Сквозных ночей недоброй половиной,
заваркой растревоженного дня,
прищуром жадным, лексикой совиной
нагрянет пламя, отсвет наклоня.
Захлеб листвы сухой и раскаленной
запляшет на сетчатке по кривой.
Воздушным строем, пятою колонной
забвение взойдет над головой.
Тридцатилетний хит об эскимосах
из недр полузнакомого двора,
в глазах предположительно раскосых
черты и жути равная игра,
внезапно проскочившей оговорки
высоковольтный жалящий разряд,
до радуги застиранные шторки
и звяканье ключами наугад —
все поплывет в наклонной карусели,
раскачивая люльку на двоих
в объеме сна, в коварстве ркацители,
в свеченье вод и мертвых, и живых…
Собьется явь в нерастворимый сгусток,
смешав в центростремительном прыжке
летучих рыб, жуков усатоустых
с одышкой и слезами на щеке,
урчаньем зверя, опрометью робкой
сорвется с перевернутых орбит
совпавший пульс с гортанною воронкой
в свой безъязыкий мускульный зенит.
* *
*
Расставляет вехи кто и дразнит на полпути,
смотрит ласково, да шуток не обойти.
Челка линией, рыбья шубка, разлет бровей.
Поминай былье, поддакивай, не робей.
Сушь морозная, высверк воздуха, снежный ком.
Косо спрошено походя, высмотрено тайком.
Прокатилось с присвистом вдоль по своей прямой,
рассекая все мимоходом — на то дано —
конькобежное времечко, зенки его промой
талым снегом, пустой слезой, кислотой “Пино”.
Выводи вопросов, на “а” припадая, блажь,
тискай пачку (“ты куришь?”) и не раскрой.
Был, была, сплыла — безнадежно наш
и лирический, хоть не вполне, герой.
Сок измены, раскрытый рот, заводной Пьеро.
В средостении клюква играет его хитро.
Разливается белая даль, и в глазах рябит.
И дымят постройки, как в детстве дымил карбид.
Для трезвянки щеки надрал тебе мороз.
Огоньки хихиканья, спазмы идут вразнос.
Одноразовые мелко дрожат в руках
под пластмассовым небом, где слышно стояльцам, как
с мерзлым яблоком в варежке, заревом в волосах
катит, катит, вонзая лезвия, аукается в лесах,
водоемах, укрытых льдом. Голубеет пар,
разговор редеет, продрог ходок, пересверк пропал.
И разжаты пальцы у слушающих дерев.
И вороньим крышка видам на обогрев.
Помаши рукою — ладонь у глаз, — чтоб запомнить жест,
чтоб шагать как ляжет, покамест не надоест
оступаться, ежиться — ртуть не ползет к нулю —
до других погод по раннему февралю.
* *
*
может быть кому и не хватило
и остались дальше смаковать
хрупкие картинки хлорэтила
выплывших в общаге на кровать
ладушки обоссанных курилок
и комиций жухлый интерес
будущего щипаный загривок
бравой нищете в противовес
во дворе каштаны опадали
время налегало на педали
оседлав общественный прогресс
расписанья пристальные соты
словно тень на стенке меловой
утренний проглатыватель соды
сопрягал с незрячей головой
по местам где пело столько меди
с радужным накалом искони
как медведи на велосипеде
проезжали косвенные дни
вчуже от тарелочки неемкой
с голубой воспетою каемкой
ради заклинанья позвони
прежних тараканов в стойке раком
нынешние лижут сквозняки
классики ворочаются в рамах
хлебосольной смерти вопреки
за глоток из общего стакана
даром позабавиться дано
как вплывает мертвый замдекана
в кем-то приоткрытое окно
он глядит как рыба крупным взглядом
задевая грушевидным задом
связь вещей ушедших под сукно
где же ты материя наркоза
из тебя присутствуют впопад
насекомых искренняя поза
чисел платонический накат
нипочем ни та ни эта дата
ни за чем в пространство говорю
в нетях неземного деканата
вслух по своему календарю
катятся каштаны с детской горки
спорятся их родственные гонки
в жерло круговому словарю
* *
*
То какая-то общая фотка.
То тетрадь в карандашной пыли.
Фонаря заоконное око.
Янтари, корешки, хрустали.
Все купается в пресном растворе
местных сумерек, и не сквозит,
что кристаллы разъятия вскоре
обозначат свободный транзит
в зазеркалье ловцу никотина,
в темноту заклинателю тьмы.
Но пока за грудиной едина
аритмия сумы и тюрьмы,
над собранием прежних безделиц
забывает о далях иных
бань общественных сирый сиделец,
молчаливый стоялец пивных.
И вдыхает, счастливо ощерясь,
межстраничного лавра труху,
отыскав несусветную ересь
в антресолях на самом верху.
О снегах, где дышалось елово
и рука примерзала к перу,
но зато бесполезное слово
словно пламя цвело на ветру.
Попов Сергей Викторович родился в 1962 году в Воронеже. Окончил Воронежский медицинский институт и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор многих книг стихов, прозы, пьес, эссе. Лауреат нескольких литературных премий. Профессор Воронежского государственного медицинского университета им. Н. Н. Бурденко. Живет в Воронеже.
Опубликовано в Журнале №2