Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Лауреат Государственной премии России, литературной премии Александра Солженицына (1999) и поэтической премии «Anthologia» (2003). Постоянный автор нашего журнала.
Над солью вод
Из иерусалимской тетради, стихи
* *
*
Подымается солнце цвета хурмы.
Что я вижу, пришелица из зимы,
Долгим снегом замучена?
В самом центре города — ну и дела! —
Меж альпийских фиалок перепела
Чистят перья задумчиво.
Что мне мрамор раскопок — лепнина колонн,
Купидоны и церберы римских времен,
Если с тупостью дауна
Предпочту я из всех обозримых чудес
Даже здесь, под разлив колокольных небес,
Только флору и фауну.
И мне кажется, именно перепела
Раскачали над городом колокола
И сейчас меж фиалками
Отдыхают и думают и о пшене,
И о людях бездельных, подобных мне,
С их мученьями жалкими.
В монастырском саду
Пастбище роз на тесных аллейках.
Камень и зелень витых дорог.
Зерна граната в желтых ячейках,
В горной ячейке — монастырек.
В трапезной — глиняное убранство,
Узкая келья — прообраз теснот.
Здесь, где до минимума пространства
Время, как дерево, вверх растет
И задевает в момент заката
Алое облако, что купину...
Здесь я случайно. Зерно граната
Как зуб врастает в мою десну.
Дерево в небе, во рту — оскома,
В памяти — русский набат дождя:
Что же ты жаловалась, из дома
Тысячелетие не выходя?
* *
*
Девятого века крепки монастырские стены.
Неужто вот так же из каменных пор цикламены
Росли, а в февральской земле анемоны алели,
Приветствуя серую сень монастырской стены?
Какими путями добрался сюда Руставели —
Что был при царице Тамаре министром казны?
Поэтов пути, как и Божьи, неисповедимы
И одновременно общительны и нелюдимы.
Что видел Шота между туч в углубленной лазури?
Что было, как было? — В историю я не ходок.
Но тени от тучек, тигровой подобные шкуре,
Ложатся на время и камень и мне на роток.
* *
*
Перед ветром-хамсином выдался полдень погожий.
Ноздреватые камни на что только не похожи —
На овечек, на ящериц с хамелеоновой кожей,
На оленей и львов, на космические перины,
На фигуры людей, на магдальских кровей кувшины,
На ограды колодцев, на палой звезды руины.
Меж камнями цветы всех мастей и ливанские кедры,
А под ними библейских эпох беспокойные недра,
Я ловлю их дыханье сквозь душные олеандры, —
И вся жизнь предо мной проплывает, как некие кадры,
Где ты жив.
* *
*
Нервом глазным, как багром,
Цепляю дырявые сети
Света. Сейчас ни о чем
Не плачу на этом свете.
Лебедь красуется и
Карп серебрит плавниками
Бедные мысли мои
С протянутыми руками
К свету тому, где ты
Можешь один заметить:
Нижние неба пласты —
И впрямь зеркальные сети
Над озером…
* *
*
В пальмовой роще солнца сквозняк,
Над пальмами веер облачных сфер...
Железно-жилистый известняк…
Черные арки кумранских пещер…
На камне горячем сижу, и стрижи,
Которых и вижу-то в первый раз,
Делают быстрые виражи
На уровне рта моего и глаз.
Это меня изумляет так,
Что я забываю, что миг назад
Толпы людей мне являл известняк —
Бредущих в затылок и невпопад
Вдоль Мертвого моря, что солью всей,
Тяжелой, как жизнь, отражало в себе,
Как вел неоседлый народ Моисей
К вечно преследуемой судьбе.
Ах, стихотворка, язык придержи,
Свежего бедствия здесь не накличь!
К свиткам пещер взлетели стрижи,
Воздух устав предо мною стричь.
* *
*
При явном попустительстве Минервы,
Как будто нет и не было здесь войн,
Блаженствуют мои глазные нервы:
Меж гор волнистых и соленых волн
Шатры, как будто лодки на приколе,
На солнце сушится гончарный труд,
И кружевное перекати-поле
Губами ловит опытный верблюд,
А палевые пальмовые весла
В горчичные пески погружены,
Где бедуинов мирные ремесла
В пяти шагах до ремесла войны.
* *
*
Поверхность дает мне больше, чем надо.
Глубина не дает ничего,
Кроме домыслов о черноте подклада
Земного, чье вещество
Кормит корни плодоносящего сада,
И кроме разрытых цивилизаций
Вавилонских, римских корней
Под фундаментом зданий. Куда деваться, —
Созерцание их больней
Пережитых мной зрительных галлюцинаций.
Потому так отрадна мне мира поверхность —
Облаков и деревьев клубь.
Поверхность — это сама достоверность
И сдерживает дрожание губ
И необъяснимую нервность
Зренья проникнуть вглубь.
* *
*
Первое марта. Красное море. Эйлат.
Выпала карта, как видно, счастливая мне, —
Жизни довольно бесцветной — яркий закат:
Я нахожусь на раздольно цветущем дне.
Розой зеленой подсвечен коралловый риф,
Водоросли помельче свои раскрывают рты, —
Червь в изумленье, как этот мир красив:
Рыб оперенье куда пестрей, чем цветы.
Рыбы летают. Прозрачное тело тунца
Напоминает серый воздушный шар,
Что озирает неспешно, с видом купца
То ль потаскушек здешних, то ли товар, —
Бабочка-рыба по имени баттерфляй
Между полипов розовых желтым крылом
Манит тунца, — мол, поймай, а потом гуляй!
В ветке пунцовой — синий воды пролом.
Там, принимая ветки пунцовый цвет,
К ней прилипая, прячется осьминог,
Только от чьих же глаз? Неизвестен ответ
Мне, подводящей сейчас всех итогов итог.
Нету итога. Как водоросли-червяки,
Приоткрываю несмело свой онемелый рот
Перед красой небывалой, в обе руки
Жизнь полосатою рыбкой плывет, плывет…
Диптих
Елене Макаровой.
1
Буйно желтеет сурепка, белеет ромашка, —
Слезная горло мое сжимает петля.
Ежели к телу ближе своя рубашка,
Значит, к душе ближе своя земля.
Значит, прощай фиолетовое цветенье
Персика, смоквы оранжевый цвет,
Я отлетаю в землю свою в воскресенье,
Где в эту пору еще и подснежника нет.
Солнце, однако, цветет, и исходит ручьями
Мартовский снег, и рвется времени ткань.
Так и душа моя будет рваться ночами,
Видя во сне, как дочь поливает герань.
2
Жирные листья нежили
Глаз на весеннем пиру.
Я возвращусь сюда, ежели
До осени не помру.
Слух мой увядший тешили
Птицы, качая листву.
Я возвращусь сюда, ежели
До осени доживу.
Сюда, где ангелы спешились
Над синею солью вод,
Душа возвратится, ежели
Телу не повезет.
* *
*
Когда пребываешь в полной отключке
От снега и собственного угла,
Рассматриваешь то верблюжьи колючки,
То на лотках сувенирные штучки,
То в Старом городе купола.
Дело туриста — глазей и трогай
Мир вообще и вещи вразброс.
Надо же! встретилось мне дорогой
Дерево, — в кроне его сухорогой
Красные чаши раскрытых роз.
Все собираешь, что незнакомо,
В бедную голову, как в суму.
Внове тебе и солнца солома.
Дома лишь потому, что дома,
Не удивляешься ничему.
Март 2004.